На пятьдесят оттенков светлее - Эрика Леонард Джеймс

— Не случится, — сумела сказать я.

— Но это могло случиться. Я умер тысячу раз сегодня, думая о том, что могло случиться. Я был так зол, Ана. Зол на тебя, на себя. Зол на всех. Я не помню, чтобы я так злился, кроме как… — он снова остановился.

— Кроме как? — продолжила я

— Однажды в твоей квартире. Когда Лейла была там.

Ох. Я не хочу думать об этом.

— Ты был так холоден утром, — говорю я. Мой голос ломается на последнем слове, когда я вспоминаю отвратительное чувство неприятия в душе. Он перемещает руки на заднюю часть моей шеи, ослабляя хватку и я делаю глубокий вдох. Он тянет мою голову назад.

— Я не знаю как управлять этим гневом. Я не хочу думать, что могу причинить тебе боль, — говорит он, его глаза широко открыты и осторожны. — Этим утром я хотел наказать тебя, ужасно и… — он останавливается, я думаю у него нет слов, или слишком боится, чтобы их произнести.

— Ты взволнован тем, что мог причинить мне боль? — Я заканчиваю его предложение, не веря в то, что он мог сделать мне больно ни на минуту, но тоже успокаиваясь. Маленькая, порочная часть меня боится того, что ему этого больше не нужно.

— Я не доверяю себе, — говорит он тихо.

— Кристиан, я знаю, ты никогда не причинишь мне вреда. Не физически, во всяком случае. — Я обхватила его голову руками.

— Знаешь? — спрашивает он скептически.

— Да. Я знала — то, что ты сказал, была только пустая угроза. Я знаю, что ты не собирался выбивать дерьмо из меня.

— Я хотел.

— Нет, ты этого не сделал бы. Ты просто думал, что можешь сделать.

— Не знаю, правда ли это, — бормочет он.

— Подумай об этом, — призываю я, снова обхватывая его руками, уткнувшись носом в грудь через черную футболку. — О том, как ты себя чувствовал, когда я ушла. Ты говорил мне достаточно часто, что ты делал. Как это изменило твое представление мира, меня. Я знаю чем ты пожертвовал ради меня. Думай о том, что ты чувствовал из-за следов наручников на медовом месяце.

Он стал неподвижным, и я знаю, что он обрабатывает информацию. Я сжала руки вокруг него, на его спине, чувствуя тугой тонус его мышц под футболкой.

Постепенно, он расслабляется, так как напряжение медленно стихает.

Это то, что волнует его? Что он бы обидел меня? Почему у меня больше веры в него, чем у него самого? Я не понимаю, мы же продвинулись дальше. Он обычно так силен, все контролирует, но без этого, он потерян. Ох, Пятьдесят, Пятьдесят, Пятьдесят… мне очень жаль. Он целует мои волосы, я поднимаю свое лицо, и его губы ищут, берут, дают, просят, находят мои — для чего, я не знаю. Я просто хочу чувствовать его губы на моих, и я отвечаю на его поцелуй со страстью.

— У тебя такая вера в меня, — шепчет он после того, как разрывает объятия.

— Да.

Он поглаживает мое лицо костяшками пальцев и кончиками больших пальцев, пристально глядя в мои глаза. Его гнев ушел. Мои Пятьдесят вернулся оттуда, где бы он не был. Я рада видеть его. Я смотрю застенчиво и ухмыляюсь.

— Кроме того, — шепчу я, — ты не сделал домашнее задание.

Его рот широко открывается в радостном шоке, и он снова прижимает меня к груди.

— Ты права. Не сделал. — Он смеется.

Мы стоим посреди комнаты, заключенные в объятья, просто держа друг друга.

— Пойдем в постель, — шепчет он, после, Бог-знает-сколько-прошло-времени.

О…

— Кристиан, нам нужно поговорить.

— Позже, — умоляет он тихо.

— Кристиан, пожалуйста. Поговори со мной.

Он вздыхает.

— О чем?

— Ты знаешь. Ты держишь меня в неведении.

— Я хочу защитить тебя.

— Я не ребенок.

— Я вполне осведомлен об этом, миссис Грей. — Он проводит руками вдоль по моему телу и накрывает спину. Сгибает свои бедра и прижимает ко мне нарастающую эрекцию.

— Кристиан! — Ругаюсь я. — Поговори со мной.

Он еще раз вздыхает с раздражением.

— Что ты хочешь знать? — Его голос покорный как и он, дающий мне волю. Я отклоняюсь — я не думала, что он отпустит меня. Беря мою руку, он опускается вниз, чтобы поднять мое письмо с пола.

— Много чего, — бормочу я, позволяя ему проводить меня к дивану.

— Садись, — командует он.

«Некоторые вещи не меняются», — размышляю я, делая то, что мне сказали. Кристиан садится рядом со мной и наклоняется вперед, кладя голову на руки. О нет. Это слишком тяжело для него? Затем он садится, проводит обеими руками по своим волосам и поворачивается ко мне, одновременно выжидающий и смирившийся со своей судьбой.

— Спрашивай, — говорит он просто.

О. Это легче, чем я думала.

— Почему увеличена охрана твоей семьи?

— Хайд угрожал им.

— Как ты узнал?

— Из его компьютера. В нем были персональные данные обо мне и остальной части моей семьи. Особенно о Каррике.

— Каррик? Почему он?

— Я пока не знаю. Пойдем спать.

— Кристиан, скажите мне!

— Что тебе сказать?

— Ты очень… раздражен.

— Как и ты. — Он впивается взглядом в меня.

— Ты не увеличил охрану, когда впервые нашел информацию о твоей семье в компьютере. Итак, что случилось? Почему сейчас?

Кристиан сузил глаза на меня.

— Я не знал, что он попытается сжечь мое здание, или… — Он замолчал. — Мы думали, что это была навязчивая идея, но ты знаешь, — пожимает он плечами, — когда ты все время перед глазами публики, люди интересуются. Это был случайный материал: новостные репортажи обо мне и о том, где я. Я в Гарварде — моя гребля, моя карьера. Репортажи о Каррике — касательно его карьеры и карьеры мамы, и кое-что об Элиоте и Мии.

Как странно.

— Ты сказал «или», — подсказала я.

— Или что?

— Ты сказал: «попытается сжечь мой дом, или…», ты собирался сказать, что-то еще.

— Ты голодна?

Что? Я хмурюсь на него, а мой желудок заурчал.

— Ты ела сегодня? — Его голос более строг, а его глаза застывают.

Я предательски покраснела.

— Как я и думал. — Его голос обрезается. — Ты знаешь, как я отношусь к тому, что ты не ешь. Идем, — говорит он. Он стоит и протягивает руку. — Позволь мне накормить тебя. — И он снова меняется… сейчас его голос полон чувственного обещания.

— Накормить меня? — шепчу я, в то время как все ниже моего пупка тает.

Это, — как обычно, — типичное отвлечение внимания от того, что мы обсуждали. Не так ли?

Это все, что я получу от него сейчас?

Приведя меня на кухню, Кристиан берет барный стул и ставит его с другой стороны стола.

— Садись, — говорит он.

— Где миссис Джонс? — я впервые замечаю, что ее нет, когда сажусь на стул.

— Я отпустил ее и Тейлора на всю ночь.