Атаман - Сергей Мильшин

— Конечно, нечего, — подтвердил Калашников, — что ему там делать? Там у нас водитель толковый — сам разберется. Ночью трал встал — водитель с рассветом начал возиться. Я уже мастеру Голубятнику позвонил, тот говорит, что справятся своими силами.

— Да какими своими силами?

— Стоп, — Никита Егорович поднял руку, — ты горячку-то не пори, Василий Иванович. Правильно он говорит. Нечего там делать. Тем более мастер сам сказал: справятся. Ты что, Голубятнику не доверяешь?

— В нашем деле, как в разведке в тылу врага, никому нельзя доверять, — проворчал Чапай, — только расслабишься и… получай и расписывайся.

— Ну, ладно, — Атаман положил ему руку на плечо. — Тоже мне Штирлиц нашелся с Мюллером вместе. У меня к тебе вообще-то дело.

— Какое дело? — Василий Иванович заинтересованно повесил на нос очки и уставился на Атамана внимательными глазами.

— Ты мне когда еще обещал музей показать, а все никак не кажешь.

— Так тебе же все некогда.

— Отговорки все это, — усмехнулся Атаман, — вот как раз сейчас время есть.

— О, ну так пошли. — Василий Иванович обрадованно снял очки и торопливо уложил их в походный футляр, — Я тебе и расскажу, и покажу. По-моему, очень интересно получилось.

Атаман подмигнул на редкость уравновешенному Виктору Викторовичу и, приобняв Курова, рассказывающего про замечательное помещение, которое им выделил Парамонов в сельсовете, направился вместе с ним мимо шлагбаума к своей «Ниве».

Атаман собирался заскочить в музей минут на пять, а пробыл там не менее сорока. Василий Иванович незаметно увлекся и с такой горячностью рассказывал Жуку о собранных здесь старинных саблях, горшках и прялках, что Никита Егорович невольно заслушался.

— Музей собирали со всей станицы, — делился Куров, — несли охотно, все, что осталось от тех времен. У них пропадает. А у нас все-таки делу послужит. Часть я принес. Но самую ценную лепту внес дед Митрич. Он и седло притащил настоящее казачье, и саблю старинную, и плетку, которой еще его, мальцом когда был, пороли.

Жук остановился у необычного старого кинжала с белой костяной ручкой. Ручка от времени потрескалась, обоюдоострое лезвие потемнело, но, удивительно, ржа его не тронула.

— А это кинжал с двумя историями, — заметив его заинтересованность, Чапай снова надел очки, — его нам вчера внук начальника штаба Осанова принес, Витька. По его словам, нашел на развалинах мельницы, в полузасыпанном подвале. Не знаю, чей, но кинжал, несомненно, интересный. Той давней его истории мы, к сожалению, не знаем, имя его прежнего хозяина нам тоже неизвестно, но новую историю сейчас расскажу. Этим кинжалом Витька перерезал веревку на руках Трофима Линейного, а потом тот им же двух боевиков жизни лишил. На нем даже кровь еще оставалась. Я смыл, — пояснил Чапай, заметив, что Атаман наклонился, пытаясь ее разглядеть. — Правда, эту историю всем рассказывать нельзя — Витька кинжал от ментов заныкал, а сказал, что потерял. Если они узнают, то, наверняка, реквизируют для своих следственных экспериментов. А там, как пить дать, или пропадет, или еще что-нибудь.

— Интересно… — протянул Атаман, — с удовольствием послушал тебя. А что школьники сюда ходят?

— Ходят. У нас уже график составлен. Все потихонечку пройдут. Ну, тут дело в том, что у нас два казачьих музея в станице получилось: у нас и в клубе. Думали мы с Виктором Ивановичем соединить их в один. Но потом отказались от этой идеи.

— Почему?

Василий Иванович оторвался от разглядывания кинжала:

— Во-первых, все экспонаты ни в то, ни в это помещение не поместятся. А выставлять по частям — это не дело. А, во-вторых, мы решили, что у каждого музея будет как бы своя специализация. Собственно оно так само собой и сложилось. В том музее больше рассказывается о знатных станичниках, о фронтовиках, о Жигалове — Герое Советского Союза, председателе колхоза Зарецком. А о казаках там как бы во вторую очередь. А здесь вся экспозиция посвящена истории казачества в станице. Мы, может быть, со временем вообще сделаем музеи полностью тематическими. Там — знатные станичники и через них — история последнего столетия. А здесь — все, что связано именно с казаками и укладом жизни до революции. Думаю, что о геноциде казаков, что был организован в двадцатых-тридцатых годах прошлого века, тоже здесь расскажем. Сделаем отдельную экспозицию.

— Добро! — Атаман подошел к дверям. — Надо. Надо нашим школьникам свою историю знать. И плохую и хорошую. Благодарю за интересную лекцию, Иваныч. Мне очень понравилось. И вот еще. — Никита Егорович пригладил густые усы и почесал подбородок. Несмотря на атаманскую должность и положенную по этому случаю бороду, Жук никак не мог решиться на смену облика. Он так привык к своему голому подбородку, что просто не мог заставить себя не трогать вечером бритвенный станок. Ноги сами топали в ванну, а руки тянулись к помазку и бритве. Тут еще и супруга сразу же начала активно возражать против повышенной волосатости на лице мужа. Считала, что это его состарит. Единственное, на что он смог решиться сам и договориться с женой — это отпустить усы. Но и к ним, хоть и носил уже второй месяц, никак не мог привыкнуть. — Я, наверное, свою семейную саблю в музей принесу. В пользование, так сказать. Если вдруг куда понадобится, то заберу. Пойдет так?

— Отчего не пойдет? Неси саблю. Про нее у Осанова история есть и не одна, пожалуй. Так что это хорошая мысль.

— Ну, добро, — Атаман приоткрыл дверь, — ладно, поехал я, дела ждут.

— Ехай, прощаться не будем.

Никита Егорович вышел в коридор. В его конце в одном из кабинетов работала Вера. Пока он раздумывал заглянуть к ней или не стоит беспокоить, в кармане зазвонил телефон. Определитель номера высветил абонента — Камарин.

— Слушаю.

— Ну, привет, геройский Атаман, — голос Камарина звучал невесело, — наслышан о ваших подвигах, хорошо поработали. Можно сказать, несколько террористических актов предотвратили.

— Это дела уже прошлые, что у тебя нового?

— Новости не радостные, — он покряхтел в трубку, — Гуталиева отпустили.

Атаман от неожиданности крякнул:

— Вот это да! Как отпустили? У него же наркотики нашли. Целый пакет.

— Ну что тебе на это сказать? Разговор не телефонный. Как-нибудь подскочу к тебе, поговорим поподробней. А сейчас я звоню предупредить, чтобы держался настороже.

— Это как, настороже?

— Как-как… Маленький что ли? Такие люди, как цыган ваш, слов на ветер не бросают. Если сказал, что отомстит, значит, так и сделает. Тем более, что сказано-то было при свидетелях. Ему теперь отступать некуда — уважение потеряет. Ты последнее время ничего подозрительного не замечал?

— Преувеличиваешь ты, по-моему. — Атаман между делом подошел к «Ниве» и сейчас доставал ключи из барсетки, прижав трубку к уху, — забыл он, поди, давно про угрозы свои. Да и в моей станице — что он мне сделает, здесь все на виду.

— Не скажи, — не согласился Станислав Юрьевич, — эти ребята на таких рэкетирских делах собаку съели. Ну, в общем, я тебя предупредил, а ты думай. И по сторонам внимательно смотри. Заметишь, что подозрительного, ну там, человечка какого-нибудь неизвестного пару раз подряд или машину незнакомую, всю затонированную, что около твоего дома стоит несколько часов, на ус намотай и проверь-таки. Ты же не один живешь. У тебя жена есть, дети. Они, может, тебе и ничего не сделают, а вот родным твоим могут попробовать — тебе же так еще больнее будет. Так что тебе решать.

Никита Егорович присел на сиденье:

— Ладно. Тут ко мне на днях еще один интересный типчик приезжал. Тоже угрожал.

— Кто такой? — голос Камарина стал строже.

— Полковник один, милицейский.

— Не Цикарян случайно?

— Он. Как догадался?

— Очень интересная новость. Но не неожиданная. Мы к нему по нашей части уже второй месяц присматриваемся. Хитрый гад. Все никак близко подойти не получается. У него в верхах какой-то покровитель высокий обосновался. Ну, ничего, доберемся и до него, и до его московского покровителя. Ты, главное, к совету моему прислушайся. Ох, чует мое сердце, разворотил ты муравейник. Теперь пойдут события, только бы не опоздать.

Никита Егорович уже вставил ключ в скважину системы зажигания и собрался заводить, но вдруг замер, вспомнив незнакомого «жигуленка» на улице.

— Ладно, Юрьевич, благодарю за предупреждение. Буду смотреть внимательней. А когда ты подъехать-то собираешься?

— Точно не знаю, думаю — завтра-послезавтра.

— Предупреди заранее. Рыбалку на Лабе организуем, если погода позволит. Я-то сам уже несколько месяцев собираюсь да никак не соберусь. А так хоть повод будет.

— Договорились, — Камарин улыбнулся в трубку, — до встречи.

— Прощевай.

Кинув трубку мобильного телефона на переднее сиденье рядом, Никита Егорович спешно завел машину и выехал на дорогу. Этот затонированный «жигуленок», пригретый осенним солнцем на родной улице, словно змея на груди, занозой засел в голове, и, чтобы убедить самого себя, что тревога напрасна, Атаману просто необходимо было взглянуть на него еще раз. Он быстро добрался до своей улицы и перед поворотом сбавил скорость. На улицу он выворачивал медленно, внимательно поглядывая по сторонам. Подержанная «девятка» стояла на старом месте. Николай Егорович на второй скорости проехал мимо, стараясь особо не приглядываться к ее окнам, чтобы не вызвать подозрения. Тревога кольнула в сердце. Что-то с этой машиной было не так. Уже миновав ее, он понял что вызвало его беспокойство — от нее исходило напряженное недоброе внимание. Чужой взгляд будто тронул его через темное стекло, оставаясь невидимым. Атаман невольно поежился. Но зато теперь он почти не сомневался, что в машине враги, и они приехали за ним.