Атаман - Сергей Мильшин

— Благодарю, друзья, за поддержку, — он поднял руку, и дети стали понемногу затихать. Дождавшись тишины, Никита Егорович продолжил. — Несколько дней назад мы вернулись из похода, вы знаете об этом?

— Знаем! — отвечали ему множество голосов.

— И знаете, что произошло в Черном лесу?

— Знаем.

— Еще расскажите…

— Рассказывать не буду, чтобы время ваше не занимать, товарищей своих расспросите, если еще не расспросили. Я хочу сказать, что то, как девятиклассники повели себя в самых настоящих боевых условиях, когда за ними шли бандиты-боевики-наемники, говорит о многом. Например, о том, что нам, казакам, есть на кого опереться. И смена нам растет… — он улыбнулся — не хотелось говорить банальность, — нормальная в общем смена. Мы можем гордиться нашими станичниками, несмотря на то, что они еще дети. Хочу высказать благодарность нашим соседям — уважаемым школьникам из Павловки, которые наравне с нашими курскими ребятами достойно вынесли все тяготы неожиданно сложного и опасного похода. — Павловские заулыбались, курские с интересом заоглядывались на соседей, а Корнелий Петрович показал своим землякам большой палец. Никита Егорович оглянулся на Василия Смагина, держащего в руках папку. Позади него выглядывал заместитель павловского атамана Афанасий с несколькими пакетами в руках.

— Василий Никитич, Корнелий Петрович, попрошу вас помочь мне.

Смагин развернул папку и подошел к Атаману. Довольный Заболотный взял у Афанасия пакет и тоже встал рядом.

— Вот в этой папке, — Атаман постучал ладошкой по ее содержимому, — Почетные грамоты, которые мы сейчас и вручим. А вот в этих пакетах, — он показал рукой, — скромный подарок, который для вас, ребята, подготовили наши соседи и друзья из казачьей сотни станицы Павловской. Скажу по секрету — здесь макет настоящего казачьего поста, который вы можете поставить себе на стол. И он будет напоминать вам, кто вы есть и что вы можете и должны сделать согласно своему казачьему происхождению. А чтобы никто не сомневался — казак он или не казак, мы вас сейчас примем в нашу сотню. А двоих из вас. Вы, наверняка, уже знаете, о ком я говорю, мы наградим особо. Хотя, по-хорошему надо бы им сначала всыпать хороших… но у нас, как говорится, победителей не судят. — Он усилил голос. — Для тех, кто, может быть, еще не слышал подробностей — они ребята скромные — скажу: мальчики спасли вашего раненного в плечо учителя Трофима Семеновича и помогли ему отбиться от двух боевиков. Сейчас Линейный в безопасности и передавал всем привет из больницы. — Он оглянулся на Осанова, — Виктор Иванович.

Вперед выбрался и остановился по правую руку от Жука начальник штаба, в руке он сжимал две новенькие нагайки.

Смагин подал Атаману первую грамоту.

— Итак, награждается Почетной грамотой «Достойный казак» ученик девятого класса Курской школы номер один Осанов Виктор.

Под бурные аплодисменты вывалился весь красный от смущения Витька и, опустив голову, проковылял к центру спортзала. Неловко перетаптываясь, он ухватил двумя пальцами грамоту, осторожно принял пакет и взял как драгоценность свободной рукой нагайку от деда. Виктор Иванович, сам чуть не прослезившийся, взъерошил Витьке белокурый чуб, чем ввел того в еще большее смущение.

А Атаман держал в руках уже следующую грамоту:

— Почетная грамота вручается … Петру Ботвиньеву.

Расталкивая товарищей, из заднего ряда вывалился худой и длинный Петр. Смущенно улыбаясь, он двинулся к Атаману. В зале зааплодировали.

Залетные

Незнакомую подержанную «девятку» на своей улице Атаман заметил еще в обед, но занятый мыслями о делах автоколонны поначалу значения ее появлению не придал. Мало ли кто может подъехать к соседям. Густо тонированные стекла «жигуленка» делали их полностью непроницаемыми, и Никита Егорович, мазнув через окно «Нивы» взглядом по припаркованной в начале улицы на «ничейной» земле машине, тут же о ней забыл.

Прежде чем зайти в контору, Атаман свернул к развалинам животноводческого комплекса напротив автоколонны. Последние пару недель казаки работали тут по сменам. Ходили, как на дежурство, в патрули. Подремонтировали одно самое целое здание — барак шесть на десять метров. В нем планировали разместить первых двух лошадей, которых колхоз по цене мяса продал войску, все равно бы их отвезли на живодерню. Прошел через завалившуюся ограду, подумал, что пора бы уже заняться и ею, мельком кинул взгляд на брошенные у входа два велосипеда — один показался ему знакомым, и остановился в распахнутых дверях сарая. И сразу услышал гулкие молодые голоса, доносящиеся из одного восстановленного отделения — дощатого загона — в дальнем конце пустого барака. Он пошел на голоса.

— Не так, — донесся до него поучительный голос сына Степана, — мягче три, но уверенно, вот так.

Атаман невольно пошел тише. У загона он заглянул через прясло. Степан натирал щеткой недавно еще колхозного, а теперь казачьего коня, который вздрагивал кожей и умным глазом одобрительно поглядывал на юношей. Рядом со щеткой в руках стоял и внимательно следил, как он это делает, Семен Тишков из Павловки. В соседнем отделении, волнуясь, переступала кобыла. Атаман улыбнулся и, старясь не нашуметь, отступил. Осторожно ступая, он вышел из барака и только завернул за угол, как чуть не столкнулся с Ивановым. Рука у Алеши первый раз срослась неправильно, и ему ломали ее повторно в больнице. Но теперь все неприятности были уже позади. Недавно ему сняли гипс, и он уже несколько дней ходил на работу. За плечом у Алексея висел мешок.

— Здравствуйте, Никита Егорович, — Иванов остановился и сбросил мешок на землю. В нем звякнуло.

— Привет. — Жук невольно заинтересовался содержимым мешка. — Что у тебя там?

Алеша наклонился и развязал веревку:

— Вот, с отцом делали.

Из холстины выглядывали новенькие подковы.

— Неужто сами? — Атаман присел и взял в руки увесистую подкову. Покачал и бросил назад.

— Сами, конечно. Отец в основном стучал. Из меня еще слабый помощник.

— Перековывать будете?

— Да, надо бы. Старые совсем постирались.

— Кто будет подковывать?

— Да я. Отец научил. Справлюсь. Ничего сложного.

— Ну, хорошо. Действуй. Мальчишки там еще, коня чистят. — Он кивнул и пошел дальше. Иванов закинул мешок на плечо.

Атаман вышел на улицу. «Когда они успели конюшню заселить? — размышлял он по дороге, — и Степан ни словечком не обмолвился. Наш главный коневод Андрюха Роденков, наверное, подсуетился. Ну, молодец! Впрочем, я в последние дни так замотался, что и немудрено было что-то пропустить. — И уже перед шлагбаумом он сообразил, что его больше всего пару минут назад удивило и обрадовало: система-то работает, шестеренки крутятся, решения принимаются. И уже не всегда в этом хорошо отлаженном механизме требуется его, Атамана, личное участие. Значит, если даже, не дай Бог, конечно, с ним что-то случится, или придется уйти из Атаманов по каким-то причинам, то казачье войско не развалится. Будет работать по плану, а дел ими намечено на несколько лет вперед. Вот, например, по весне решили взять землю у колхоза в аренду, гектаров десять. Засадить арбузами и помидорами. Если получится, то можно будет со временем и весь колхоз, а точнее, Акционерное общество, под казачью власть забрать. Все равно все паи у наших станичников в руках. Соберем собрание и переизберем председателя. Со временем можно так развернуться! Настоящую народную власть организовать». Никита Егорович мечтательно прищурился и ускорил шаг. В приподнятом настроении он миновал проходную.

На территории колонны у ангара его встретили два возбужденных механика: Виктор Викторович и Василий Иванович. У Чапая серьезно прихватило сердце на пробежке в лесу. Калашников тогда проводил его до дома и обратно к казакам уже не побежал, справедливо рассудив, что к основным событиям не успеет. Правда, потом он Жуку не забыл эту свою обиду высказать. Никита Егорович обиды не принял, поинтересовавшись: «Что, по-твоему, пусть Куров помирает там, в лесу? А ты зато в войнушку бы в это время поиграл?» Возражений на такой убийственный аргумент Калашников не нашел.

Атаман разрешил Василию Ивановичу несколько дней отлежаться дома, в больницу тот все равно не собирался, и вот сегодня с утра он уже носился по автоколонне, а сейчас ругался с коллегой.

— Как ты себя чувствуешь? — перебил его Жук.

— Да пойдет, — отмахнулся он, — ты послушай, Егорыч, трал на Песчаной площади опять накрылся, надо срочно выезжать — смотреть, что с ним, а этот — Викторович — не пускает.

— Что говорит? — благодушно поинтересовался Жук.

— Что говорит? — сбавил напор Чапай, — говорит, делать, мол, там нечего, не пущу и все. Еще один начальник выискался.