Роковая перестановка - Барбара Вайн

Именно в этот момент появилась почтальонша. Шива первым услышал ее. Он вдруг замер, повернув голову.

— Что это, черт побери? — произнес Эдам.

Все, даже Руфус, подумали, что это полиция. Он встал и прошел один-два ярда к окну. Крышка почтовой щели на входной двери дважды звякнула, но прежде Эдам уже успел метнуться в оружейную и вернуться с дробовиком Хилберта. Шива вскочил.

— Господи!

Под окном проехал красный велосипед, на мгновение промелькнуло что-то красно-серебристое. Это вполне могло быть пролетевшей птицей или цветком ириса, который раскачивает ветер. Руфус вернулся из холла с письмом в руке.

— Принесли почту, — сказал он. — Счет. Ты в своем уме?

— Боже мой, — сказал Эдам. — Я думал, это легавые.

— Мы все подумали, что это легавые. А что бы ты сделал, если бы это на самом деле были они? Убил бы их?

— Не знаю. Тебя видели?

— Это опять была девчонка. Откуда мне знать, видела она меня или нет? — Руфус перевел взгляд на ружье, которое Эдам держал, направляя в стол. Сникшая, бледная Зоси расширившимися глазами апатично смотрела на дуло. — Опусти эту чертову штуковину. Господи, чем скорее я уберусь из этого дурдома, тем лучше.

Сверху, как бы издалека, раздался странный, растянутый крик Вивьен. Не вопль и не вой, а протяжное «О», крик горя.

Они поняли, что случилось, что именно она обнаружила. Девушка пошла искать шаль. Эдам слишком поздно сообразил, где находится шаль, что ею укрыто тело, лежащее в ящике от комода. Не найдя шаль в своей комнате, Вивьен отправилась на поиски по дому и наверняка вспомнила, что одолжила ее Зоси для малышки.

Они вдруг непроизвольно придвинулись друг к другу, стали плечом к плечу у края стола. Зоси тоже встала и вцепилась в Эдама. На кухне повисла тишина, но тут Шива нервно закашлялся. Эдам подумал о почтальонше, она ушла недалеко, наверняка катит рядом с собой велосипед вверх по проселку…

Послышались шаги Вивьен; она бежала, сначала по коридору, потом по лестнице. Зоси начала хныкать.

— Заткнись, — сказал Эдам. — Заткнись, а не то я убью тебя.

Вивьен открыла дверь и влетела на кухню, ее загорелое лицо выбелилось и стало желтым, как при гепатите. Она так таращила глаза, что сверху и снизу радужек виднелись белки. Ее руки покрылись гусиной кожей, волоски на предплечьях топорщились. Эдам почувствовал, что у него волосы зашевелились на затылке.

Вивьен ни с того ни с сего спросила:

— Зачем тебе ружье? — А затем: — Тебе мало того, что ты натворил?

— Вивьен, это была внезапная смерть. — Руфус шагнул к ней, но девушка попятилась. — Никто не виноват. Такое случается. Это могло бы произойти, даже если бы ребенок был дома.

— Я тебе не верю.

— А зачем мне тебе врать? Мы все к этому причастны. Нет смысла строить из себя целку.

— Один раз ты мне уже соврал. Ты сказал, что отвез ребенка.

Сказать на это было нечего.

— Ладно, — произнес Эдам, — мы соврали тебе, но сейчас не лжем. — Он жалел, что его голос дрожит, что не может управлять мышцами лица и горла. — Ты думаешь, Зоси могла причинить вред малышке? Она любила ее, и ты это знаешь.

Эдам сделал ошибку, упомянув об этом. Зоси взвыла и, бросившись к двери черного хода, стала бить по ней кулаками. Если людям разрешено применять оружие — при крайней необходимости или когда им угрожает какая-либо опасность, — рано или поздно люди применят его. Эдам читал об этом, но никогда прежде не проверял на практике. Он вдруг поймал себя на том, что поднимает ружье и целится в Зоси.

— Опусти, — сказал Руфус.

Он проявил отвагу, не прореагировав на окрик Эдама не лезть не в свое дело и держаться отсюда подальше. Руфус просто отобрал ружье и положил его на стол. Вивьен подошла к Зоси, повернула ее лицом к себе и обняла, а потом подвела к столу, усадила и сама села рядом. Эдам услышал свой собственный выдох, долгий-долгий.

— Ты должна быть сильной, Зоси, — сказала Вивьен. — Мы пойдем в полицию и все им расскажем. Ты же понимаешь, что так надо, правда? Сейчас главное — прямо и честно рассказать им обо всем: как ты похитила малышку, потому что была не в себе из-за разлуки с собственным ребенком. Они не станут на тебя ругаться, да и я буду рядом. Мы все будем рядом. Мы расскажем им, как хорошо ты ухаживала за ребенком, как заботилась о девочке, но она все равно умерла. Руфус подтвердит, что смерть была внезапной, и они будут верить ему, потому что он разбирается в медицине.

— Ты, наверное, шутишь, — сказал Руфус.

Вивьен накапала, считая, капли в маленькую пиалу. Это была ее любимая «первая помощь» из эссенций Баха.

— А нам, Руфус, больше ничего не остается, — тихо заметила Вивьен. — Нам придется так поступить. Нужно немедленно поехать в деревню и позвонить в полицию, а еще лучше поехать в ближайший город. Да, так точно будет лучше. — Зоси в страхе смотрела на Вивьен. А она улыбнулась ей, подала пиалу с бесцветной жидкостью, с панацеей, универсальным средством, которое, по идее, восстанавливает силы у людей в экстренной ситуации. — Они нам ничего плохого не сделают — ну, может, назначат нам пробацию,[91] это худшее, что может быть. Еще Зоси могут назначить лечение, и все. Остальное не в их власти. Видишь ли, мы не намеревались причинить вред, никто из нас. Худшее из всего то, что вы трое поддержали Зоси в ее желании оставить ребенка, вот и все.

Руфус с пренебрежением и отвращением наблюдал, как Вивьен отмеряла «первую помощь».

— Меня вышибут с медицинского факультета, вот и все. Я смогу распрощаться со всеми своими перспективами.

Шива качал головой и нервно сглатывал — видимо, ему было трудно говорить, но он все же это сделал, предварительно ухватив голову так, будто собирался отделить ее от тела.

— А как же я? А мой отец? Меня должны были взять в клинику.

— Ты действительно считаешь, что все это важнее того, что случилось здесь? Это же был чей-то ребенок, чей-то любимый ребенок, а теперь он умер.

— Они решат, что мы с ней что-то сделали. Нас могут посадить в тюрьму, — безжизненным голосом сказал Эдам.

Руфус пожал плечами.

— Ладно вам. Ситуация такая же, как была полчаса назад, только Вивьен все узнала. Так что делаем все по плану. Сейчас Шива и Вивьен собираются, и я отвожу их на вокзал в Колчестер. Так?

Вивьен отказывалась принимать такой вариант. Она твердо стояла на своем.

— Нет, не так. Руфус, я не могу быть замешана во все это. Я не могу действовать заодно со всеми вами. Если никто со мной не поедет, я поеду одна. В Синдоне есть отделение полиции.

— Вивьен, тебя некому везти, — сказал Руфус. Высокий, сильный, раза в два тяжелее девушки, он подошел к ней и взял за руку.

Вивьен выдернула руку.

— Я пойду пешком.

— Боюсь, не пойдешь. Нас четверо против тебя одной. Мы не выпустим тебя отсюда, даже если придется применить силу.

Ужасным в этом было то, что Вивьен больше не говорила о том, чтобы пойти в полицию, рассказать обо всем. Она заявила о своем намерении, но после того как Руфус сказал о применении силы, не упоминала о нем. Возможно, Вивьен изменила свое решение и никуда бы не пошла. Эдаму было тяжело вспоминать об этом, даже сейчас. А тогда он думал только о том, что ее нельзя отпускать — если он вообще был способен думать в тот момент. Вполне возможно, что она не пошла бы в полицию. Хотя ей и претило то, что они сделали, или то, что, как она считала, они сделали, Вивьен вряд ли сдала бы их полиции, она осталась бы на их стороне. В одиночку она не могла противостоять.

С другой стороны, у Вивьен не было с собой сумки. Так что, уходя из дома, она не собиралась сбегать в Лондон. Ее одежда и ковровая сумка оставались наверху, коробка с цветочными настойками стояла на столе. Однако Вивьен оттолкнула руку Зоси, которая пыталась поймать ее за платье, она отпихнула Руфуса. Ее глаза задержались на Шиве — она просто посмотрела на него без всякого выражения, — и тот вздрогнул от этого пустого взгляда. Вивьен резким движением сорвала со стены «гештальт-молитву». Не выпуская из руки рваный листок, она открыла дверь черного хода, и все это без единого слова, без какого-либо упоминания о том, чтобы идти в полицию.

Каким-то образом Шива оказался между Вивьен и Руфусом, поэтому последнему, чтобы дотянуться до нее, пришлось бы оттолкнуть Шиву. Он и не дотянулся, даже на фут не приблизился к ней. В кухню ворвался холодный влажный воздух, и Вивьен побежала по мощенной плитняком дорожке…

Новости из Уайвис-холла куда-то исчезли. С воскресенья не было ничего. Эдам подумал, что такое уже случалось раньше в процессе расследования другого убийства — или в процессе той доли расследования, что становилась достоянием гласности. Изо дня в день в газетах появлялись маленькие фотографии или сообщения в несколько строчек, а потом наступало зловещее затишье. Проходила неделя, и читатели забывали о деле, полностью выбрасывали его из головы. А потом вдруг появлялась коротенькая статейка о мужчине, помогающем полиции в расследовании, и на следующий день печаталось объявление об аресте, о начале судебных слушаний.