Капля воды - крупица золота - Берды Кербабаев

Бостан-эдже сердито попрекнула сына:

— Что же ты не предупредил меня, что вы гостью привезете?

— Мы хотели сюрприз тебе сделать. Мама Марины приехала познакомиться с нами.

— И хорошо, что приехала. Гость всегда к счастью.

Бостан придирчиво оглядывала Надежду Глебовну. Наряд гостьи вполне ее удовлетворил: платье длинное, с длинными рукавами и закрытым воротом, на ногах чулки. Строгая, приличная одежда…

Обращаясь к гостье, Бостан радушно проговорила:

— Добро пожаловать, дорогая гостьюшка! Ты принесла радость в наш дом! Дай бог, чтоб нога твоя, ступившая на нашу землю, оказалась легкой!

Аннам перевел ее слова Надежде Глебовне.

А Бостан уже приказывала ему:

— Аниам-джан, зарежь-ка ярку, которую ты привел.

Ярку эту Аннам пригнал с базара дня два тому назад. Бостан тогда удивилась: «Сынок, зачем нам овца, продуктов у нас, слава богу, хватает». Он не хотел говорить матери, ради какого случая запасся яркой, шутливо ответил: «Ай, мама, пусть побегает у вагончика, все живое существо. Да и от свежей баранины никто у нас, наверно, не откажется»!

Сейчас же он, поддразнивая мать, повторил ее слова:

— Зачем же ее резать? Продуктов у нас, слава богу, полно. Найдется, чем попотчевать гостью.

— Сынок, для гостя режут овцу.

Надежда Глебовна спросила у Аннама, о чем он спорил с матерью. Тот коротко передал ей содержание разговора, и она в изумлении всплеснула руками:

— Надо же, для одного гостя целую овцу резать!

Ей все здесь было в диковинку.

Аннам ушел, и наступило молчание. Бостан и гостья все равно бы не могли ронять друг друга, а разговаривать при Бостан-эдже с дочерью Надежда Глебовна посчитала неудобным, хотя ей и не терпелось подробно расспросить обо всем Марину.

Двум матерям оставалось только исподволь рассматривать друг друга.

Надежде Глебовне Бостан-эдже сразу понравилась: лицо простое, открытое, и глаза светятся природным умом. Еще недавно из машины Надежда Глебовна любовалась своеобразными пейзажами пустыни, и эту пожилую туркменку, мать Аннама, она восприняла как органичную частицу нового, незнакомого, непривычного для нее мира.

А Бостан искала в гостье сходство с Мариной. Ей почему-то очень хотелось, чтобы они были похожи. У них и правда было много общего. Из-под тонкой косынки у Надежды Глебовны выбивались русые волосы. Брови были тоже светлые и густые, как у Марины. Вот только губы потоньше… Сейчас их красила улыбка, но Бостан-эдже догадывалась, что они могли и сжиматься, твердо и строго.

А может, ей казалось так потому, что она уже знала от Аннама, какую должность занимает гостья.

Вах, ведь она прокурор, с ней ухо надо держать востро — не дай бог перед ней осрамиться!

Вскоре всей бригаде было уже известно о приезде Надежды Глебовны, матери Марины.

Вечером экскаваторщики, руководимые на этот раз не Мухаммедом, а Бостан-эдже, закатили в честь дорогой гостьи роскошный той.

Глава тридцать пятая

МАРКС ПРАВ

ухаммед сказал, глядя на Бабалы, склонившего голову над столом, который был завален бумагами:

— Я думаю, Бабалы, это историческое событие!

Бабалы поднял на него недоумевающий взгляд:

— О каком событии ты говоришь?

— Ты что, — возмутился Мухаммед, — не слышал, о чем я тебе рассказывал?

— О чем ты рассказывал?

— Да ты спал, что ли? Или свихнулся совсем от своей работы?

Бабалы сегодня действительно не выспался. Всю ночь он думал об Аджап. Она все не приезжала и больше не подавала о себе весточки. Бабалы томился в неведении и тревоге, заснуть ему удалось на рассвете.

Да и дел, Мухаммед и тут угадал, было сверх головы. Комиссия, возглавляемая Меллеком Веллеком, слава богу, уехала ни с чем, но после этого Геннадий Алексеевич завалил Бабалы всякими вопросами и указаниями, — тот не успевал отвечать на первые и отбиваться от вторых.

Вздохнув, он пожаловался Мухаммеду:

— Я несчастный человек, Мухаммед, и ты уж не нападай на меня. И так меня затуркали — голова кругом идет. Видишь, вот тут я должен был поставить резолюцию: «Принять на работу», а я написал: «Уволить».

Он перечеркнул написанное. Мухаммед с сочувствием спросил:

— Туго тебе приходится?

— Я порой подумываю: а не попроситься ли мне к тебе в бригаду? Легче сражаться с пустыней, сжимая в руках рычаги экскаватора, чем с бумажными душами, орудуя только ручкой. Понимаешь — ни минуты свободного времени. Вздохнуть некогда!

Он поманил Мухаммеда рукой, и когда тот нагнулся к нему, сказал таинственным шепотом:

— Веришь ли, братец, я из-за своей работы жениться не могу. К свадьбе все готово, а когда она будет — одному богу известно.

Мухаммед разыграл изумление:

— Что я слышу, Бабалы! Ты решил покончить с холостяцкой жизнью?

— Решил, решил. Только от моего решения мало что зависит. Мне с невестой-то не удается встретиться.

— Что же это за неодолимые преграды стоят у вас на пути?

— Работа! Дела! Конфликты, споры, совещания, заседания, праздники…

— Погоди, погоди, — Мухаммед выпрямился, оправил на себе пиджак, принял торжественный вид, — Бабалы Артык! Ты сообщил мне радостную весть. От души тебя поздравляю. И ты брось свои отговорки! Ради такого великого дела, как свадьба, можно на время отложить все остальное. Как говорят русские, работа не волк — в лес не убежит,

— Да я на все готов, чтобы приблизить день свадьбы!.. Не получается, братец.

— Должно получиться! Ведь ты бывалый воин, Бабалы. Не тебе пугаться преград! Да, кто твоя невеста?

— Она из Ашхабада. Начала работать врачом на моем участке и по вызову уехала в Ашхабад. Мы даже не повидались.

— Но она скоро вернется?

— Ох, я каждый день ее жду! А ее все нет и нет. И когда она явится — неизвестно.

— Заладил одно: неизвестно, неизвестно.

— У меня, действительно, все в полном тумане!

— Солнце всходит — туман рассеивается.

Их разговор был прерван длинным, прерывистым телефонным звонком. Бабалы поднял трубку — его вызывал Ашхабад. Но сколько он ни кричал «Алло!» и «Слушаю!» — никто не откликался. Он в сердцах с треском опустил трубку на рычаг, с досадой сказал Мухаммеду:

— Сами же вызывали — и не подходят. А, черт с ними. Когда Ашхабад звонит — это не к добру.

Телефон снова залился длинной трелью. Бабалы поглядел на него с мрачной усмешкой:

— Звони, звони, пока дух не испустишь.

— Не дело это, Бабалы. Может, что срочное. — Мухаммед потянулся к трубке. — Слушаю. Да, Рахмет. Кого вам? Бабалы Артыковича? Сейчас, сейчас.

Он хотел было передать трубку Бабалы, но тот даже не пошевелился.

— Скажи, что я вышел.

— Возьми трубку, Бабалы. Голос женский…. Очень приятный.

Бабалы, как коршун, вцепился в трубку.

— Алло! Да, Бабалы. Да нет, я подходил, только никто мне не ответил. Ну, да, наверно, что-то с линией было. Здравствуй, Аджап! Как у тебя дела?

Мухаммед навострил уши. Он пристально наблюдал за Бабалы. Как тот ни старался сдерживаться, лицо у него просияло.

— Будешь тут сердитым — ты как воды в рот набрала. Я уж не знал, что и думать. Да, получил, но только одно. Конечно, мало! О, вот это здорово. Наконец-то! Значит, встречать тебя завтра утром? Нет уж. встречу. Сам приеду за тобой на вокзал. Что? О какой комнате ты говоришь? Мой дом — твой дом. Прилично, прилично. Не будь рабой старых пережитков. Ладно, увидимся, тогда потолкуем. Говорю, встречу тебя, тогда и решим. До завтра, Аджап!

Его уже разъединили, а он все еще держал в руках трубку, бережно, как стеклянную, и смотрел на нее с каким-то ласковым изумлением…

Мухаммед хлопнул в ладоши:

— Вах, судя по твоему разговору и виду — солнце взошло!

Бабалы осторожно положил трубку на место. Лицо его приняло озабоченное выражение:

— Ты ведь не слышал, что она потребовала. Подавай ей отдельную комнату. У меня в доме ей, видишь ли, жить неприлично. Да я тут почти и не бываю!

— Удивляюсь тебе, Бабалы. Вместо того чтобы плясать от радости — ты ворчишь, как старик.

— Заворчишь тут. Все что-то от меня требуют! Отец настаивает, чтобы мы приехали в аул и там сыграли свадьбу.

— А разве это неправильно? Женитьба — это тебе не покупка халата: заплатил деньги, надел, пошел. Свадебный той должен на всю жизнь запомниться. Чем торжественней ты его проведешь, тем прочнее будет семейное счастье. Так народ говорит. А где же можно отпраздновать свадьбу пышней, чем в родном ауле?

Бабалы потер ладонью щеку:

— Это, конечно, верно…

— Ладно, насчет твоей свадьбы будет еще время подумать. Закончим разговор — о другой.

— О какой другой?

— Вай, да зачем же я к тебе пришел, с чего начал? Мы Аннама женим на учетчице нашей, Марине.

Бабалы так и подскочил на стуле:

— Что же ты мне сразу об этом не сказал?