Маяковский и Шенгели: схватка длиною в жизнь - Николай Владимирович Переяслов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако нельзя умолчать, что эта поэма принесла Шенгели довольно острую дозу боли, которую вызвал анонимный донос на него в стенной газете «Гослитиздата» № 8 за 1949 год, адресованный в Партбюро «Гослитиздата». Заметка гласила:
«Безответственный поступок Г. Шенгели
Советские авторы всегда ставят на первый план интересы общественные. Но, как говорится, в семье не без урода. Поэт-переводчик Г. Шенгели потребовал исключения своих переводов из сборника, подписанного в печать. Единственная причина этого требования – недостаточный, по мнению переводчика, авторский гонорар. Выбрав «подходящий момент», когда книга печатается (хотя у автора была возможность взять свои переводы раньше, когда их изъятие не нанесло бы ущерба сборнику), Г. Шенгели решил действовать иначе: или издательство платит за мои труды по высшей ставке, или я беру их из книги.
Кто дал право (не авторское, а гражданское) переводчику срывать печатание книги, тогда как он имел полную возможность снять свои переводы своевременно? Приходится только удивляться отсутствию у Г. Шенгели чувства ответственности перед издательством, в котором он работает не первый год, и перед советским читателем, для которого он работает».
(подписи нет)
Объясняя сложившуюся вокруг переводов произведений Абулькасима Лахути ситуацию, Шенгели писал: «Речь идет о книге Лахути “Избранные стихи”. Стихи Лахути я перевожу с 1930 г., когда по поручению В. М. Молотова я перевел поэму Лахути “Мы победим”, посланную лично В. М. Молотовым в “Правду” с крайне лестной для автора и для меня характеристикой работы. Мне принадлежит перевод двух больших поэм Лахути и приблизительно 30 стихотворений разного объема; некоторые переводы не напечатаны…
Весною 49 г. меня спешно вызвали в “Гослитиздат”, прося дать текст последней поэмы Лахути “Пери счастья”, вышедший в моем переводе в Таджикистане (ее предполагали переиздать здесь). Спустя некоторое время выяснилось, что будет общий сборник “Избранных стихов” Лахути, куда, вероятно, войдет и эта поэма. Я передал в редакцию тексты других ненапечатаных вещей (“Кремль”, “Три капли”, “Свеча и мотылек” и что-то еще). Отнюдь не притязая на печатание всего моего массива полностью (иные стихи устарели, иные не так интересны), я все же полагал, что значительная доля моих переводов будет в книгу включена… К моему удивлению и негодованию оказалось:
что в книгу включены всего 4 стихотворения и как раз наименее интересные;
что включенная сверх того поэма «Два ордена» сокращена вдвое и сокращена бездарно и неумело, так что вместо стройного произведения возникли какие-то штамки;
что иные строки искажены;
что из поэмы “Пери счастья” взято лишь два отрывка – и как раз “отступления”, не дающие хотя бы “почувствовать” поэму;
что два стихотворения из числа мною переведенных даны в переводах других товарищей, – в переводах, несравненно менее точных.
Таким образом: продукция моей многолетней работы над стихами Лахути дана читателю в искромсанном и неприглядном виде: из 5 тысяч строк (примерно) “освоено” около 400 и подано безобразно: лучшие вещи не включены…
ЗНАЧИТ:
мой материал отобрали без меня,
“исправили” без меня,
сократили (изуродовав) без меня,
расценили без меня!..
ВОТ ТУТ я и решил изъять свои переводы из книги и подал следующее, тут же написанное, заявление:
В сектор “Литература народов СССР”
Не желая, в силу ряда соображений, печатать мои переводы стихотворений Лахути, прошу изъять их из подготовленного к печати сборника, в который вошли стихотворения “От мая к октябрю”, “Исполненное обещание”, “Насильникам скажите”, “Победа Донбасса”, “Два ордена” и отрывки из поэмы “Пери счастья”.
Г. Шенгели
1949, 9/IX».
Но заявление Георгия Аркадьевича было продержано «под сукном» у издательского работника Аркадия Деева до той поры, пока изменить книгу переводов Лахути уже было никак нельзя, так что он потом спокойно дал резолюцию: «Оставить без последствий», – и сложившаяся ситуация с издаваемой книгой осталась в том же прежнем положении. Так продолжалось чиновничье издевательство над поэтом, который и без того находился все эти годы в очень тяжелом и, можно сказать, постоянно затравленном состоянии. Единственным, что хоть немного выводило его душу из окружавшего сумрачного мрака, была поэзия, которую составляли как его собственные стихотворения, так и нуждающиеся в его переводах стихи и поэмы множества других интересных поэтов…
Перевод как прибежище подлинной культуры
Творчество поэта Махтумкули было далеко не единственным поэтическим садом, над которым работал Шенгели, делая его доступным для русских читателей. Он перевел на русский язык огромное количество как наших национальных, так и зарубежных поэтов, в общей сложности переложив намного свыше 140 000 строк, в том числе почти всего Байрона (63 000 строк), всего Верхарна, крупный массив Гюго, две трагедии Вольтера, том Махтумкули, том одного из крупнейших эстонских лириков Барбаруса, книжечку Генриха Гейне, старинные туркменские дестаны «Юсуп и Ахмет» и «Шасенем и Гариб» (последний – в сотрудничестве с Ниной Манухиной), поэму Леси Украинки «Роберт Брюс», поэму Абулькасима Лахути «Пери счастья» и много его лирических стихотворений, а также стихи Мопассана, Эредиа, Леконта де Лиля (главы Парнасской школы), Роллина, Верлена, Мари-Жозефа Шенье, поэтов Парижской коммуны, Горация, Ариосто, Камоэнса, Маркса, Энгельса, Абашидзе, киргизских поэтов Токомбаева и Маликова, туркменских поэтов Кербабаева и Сеитлиева, турецкого поэта Назыма Хикмета, Омара Хайяма и многих, многих других. Он делал в день по сто строк – это была его ежедневная норма – и никогда не халтурил.
Именно Шенгели привлек к литературным переводам молодых поэтов, ставших впоследствии крупными мастерами: Арсения Тарковского, Семена Липкина, Марию Петровых… С 1933 года Шенгели работал в отделе «Творчество народов СССР» и одновременно в секторе «западных классиков». Сам активно переводил и давал работу другим остро нуждающимся поэтам: Ахматовой, Мандельштаму, Бенедикту Лившицу, Всеволоду Рождественскому. В 1930–1940-е годы художественный перевод был одним из основных прибежищ подлинной культуры. А заодно давал почву и для собственного творчества, о чем свидетельствуют стихи самого Шенгели:
Вечер душен, номер скучен;
Трудно в городе чужом;
Жаль, – не пью, к тоске приучен,
Жаль, – хмелею лишь с трудом.
А сейчас – «часы досуга»:
Оттабачил сотню строк,
И еще бежит упруго
В жилах ритменный поток.
Но чужому слову отдан
Стих, гранимый с юных лет,
И за горстку денег продан
В переводчики поэт.
За окном же кремль нерусский,
Башни мертвые над ним,
Черствой кирхи очерк узкий
Вколот в небо, в бледный дым.
А с эстрады над площадкой
Сквозь холодный фильтр ветвей
В
