Дневник 1905-1907 - Михаил Кузмин

13_____

Заезжал в магазин прощаться; неужели я еду? Зашел к Иванову, мне было неловко, и в то же время что-то влекло именно после вчерашнего объяснения видеть его. Я пел арию Ифигении «О toi qui prolongeas mes jours reprends un Bien que je déteste»[136], о Диане{298}, мне было очень грустно. Взял у В<ячеслава> И<вановича> денег в долг, м<ожет> б<ыть>, я за этим и приходил. Укладывался; неужели я еду? Приехал Павлик, скучный, стал плакать. Поехали вместе, будто куда-нибудь в «Славянку». На платформу провожающих не пускали. Был Нувель, Иванов и Павлик. Иванов говорил, что Павлик ему снова нравится, что у него западное лицо, лицо шведа. Павлик милый, бледный, с печальными теперь глазами, сидел скромно и благовоспитанно{299}. Неужели я его не увижу? Со мной ехали адмирал Брандт, гренадерский офицер и какой-то г. Адрианов из Бежецка, чужие, но милые и мягкие люди. Опять мелькание городов, домов, станций, где весь век живут люди и пойдут по своим делам, а ты пролетишь дальше и дальше. Печаль сумерек; ах, Павлик, Павлик, что-то он делает один, и все друзья, и близкий Нувель, милый Сомов и несносный поэт В<ячеслав> Ив<анов>?

14–15_____[137]

Кто сказал, что путешествия развлекают, заставляют забывать, успокаивают? Особенно пароходы по Волге, что м<ожет> б<ыть> банальнее, скучнее, более ecoeurant[138]? М<ожет> б<ыть>, оттого, что я и ехал один, и милый Павлик меня несколько подвел, взял в последнюю минуту 20 рублей, т<ак> что денег у меня было в обрез, но все мне было неинтересно, скучно и томительно, так что я или с обиженным и надломленным видом блуждал, или остентитивно[139] и высокомерно ел что-нибудь в столовой, или валялся в каюте, обливаясь потом и думая о Павлике. Закат в реке всегда fade[140], несколько бутафория или английские акварели, но не без прелести; приятно утонуть в воде, имеющей вид розовой, а не черной. Механичность волн приманивает, но в утоплении есть борьба со смертью, почему предпочтительнее выстрел или из окна. Скорей бы доехать! Я вижу, как Павлик сидел на вокзале, я слышу голос Сомова, я вижу набережную. Волга разве это есть? Как-то меня встретят наши?

16_____

В Нижнем проходил мимо перестроенного дома Бехли; Нижний мало возбудил воспоминаний. Горят леса, вечером мглы и солнце без лучей, багровое. Свел какое-то знакомство с певцом и дамами, которые заставили меня аккомпанировать всякую пошлость, и с милым купчиком из Казани. Приехал поздно, знакомые темные улицы, звезды, тепло. У наших спали. Сережа отворил двери, Варя тоже встала. У них хорошие, большие, почти пустые комнаты без коридора. Аня уже уехала. До света болтали с Сережей.

17_____

Утро; читали Сережины «Записки Ганимеда»{300} — мне понравилось. Дневник. Купались с Рахиль Семеновной. Едим яблоки, дурочка напротив сидит на траве и беспокойно попискивает. Написал письма, очень скучаю не только о Павлике, но вообще обо всем{301}. Вечером гуляли; мягкая, кроткая местность, вечернее солнце наводило какое-то печальное забвение. Спал плохо, что-то бормотал, просыпался, боялся, хныкал, кружилась голова. Вечером играли в карты.

18_____

Ночью говорил, что «скучно» спать. Не знаю, каким чудом устроюсь практически со своими делами; мелькает мысль, не сбежать ли на некоторое время за границу к Юше{302}. Это, м<ожет> б<ыть>, идея. Дорогу он устроит, можно преувеличить опасность политического момента. Был ли я бы счастливее, имея здесь Павлика? Я думаю, очень да, только не совсем без денег, как теперь. Сбирали грибы. Высокие комнаты заставляют меня воображать себя в Щелканове, и странно, что нет всех Верховских жен, к одной из которых всегда можно было присуседиться, и убивает планы о больших прогулках и катаньях. Мне ужасно этого не хочется. Вечером приехали Дмитриевы.

19_____

Гуляли; опять гуляли, дурачились, вечером при луне сидели над Волгою и бродили. Было тепло, луна, городок под горой, почти уже спящий, — все приводило на мысль какой-то юг, и было жалко быть без любви, без приключенья. Много смеялись, старуха Дмитриева мне почти нравится. Сегодня мне несколько лучше, чем вчера, хотя я еще слишком хорошо помню поцелуи Павлика, чтобы равнодушно обходиться без них. Писать ничего не пишу. Написал письмо Юше. Решительно не знаю, как быть теперь и осенью, и вижу, что, будь деньги, я бы ни о чем не думал. Значит, это главное.

20_____

Всю ночь видел нелепейшие сны, какие-то квартиры, диван, мощи Победоносцева, но не видел своих милых друзей, ни Павлика. Утром Дмитриевы уехали. День был почти осенний, за Сурой сжатые поля, скошенные луга, речки, лужицы, затоны, перелески с горы казались географической картой или картиною в начальн<ых> школах. Была осенняя уже прелесть природы. Живущая здесь дачная молодежь удивительно неинтересна, не говоря о явной безграмотности. Вечером ходил на почту, долго разбирали письма. Я трепетно ждал, нет ли мне. Не было, а у меня так сладко сжималось сердце. Письмо от зятя: об деле, обо мне ничего. Счастливый, он в Петербурге! Ничего не писал.

21_____

Сегодня были разбужены маленькой Варей, принесшей Сергею повестку на гонорар из «Руна» — 9 р. 59 коп. День был то солнечный, то с дождем, я чувствовал себя легче. Писал 2 стихотворения, Сережа писал романтический рассказ в духе несколько Гофмана. Ходили за грибами. Если бы был инструмент, с удовольствием играл бы. Вечером письмо от Павлика. Он был раз с Сомовым, но не с Нувель, пишет, что скучает, зовет скорее приезжать, сообщает кое-какие новости. Милый, я даже не ревную, а почти радуюсь, что он соблазнил Сомова; что-то сообщит Renouveau. Я думаю, попрося денег у Иванова или Чичериных, быстрее уехать, но, м<ожет> б<ыть>, этого и не будет, отчасти это зависит от всех ответов. Начал читать «Anecdotes de la cour de France» про m-me Pompadour{303}. В ожиданьи почты сидели у лодок, мужики бранились. Переезжали в заречные деревни, солнце уже село, и дали за Сурой были преображенно-светлы. Хотелось быть печальным, в разлуке, покинутым, и была сладость в этой горечи.

22_____

Читал мемуары Lady Hamilton{304}, прекрасно. Как выйти, как выйти из стесненного положения, чтобы не думать о нем, чтобы из 100 делать 300 рублей. Неужели всегда все будет отравляться такими мыслями? Или бы мне всегда было мало и недоставало? Я мечтаю о каких-то дачах с молодыми людьми, веселыми поездками где-то в Финляндии, не то в Крыму. М<ожет> б<ыть>, холодное утро меня так настроило. В Петербурге все принималось не так трагически. Всю ночь видел во сне, что делаю какие-то свинства с высоким молодым человеком, лица не помню, помню ресницы и волосы белокурые на голове, рыжеватые в скрытых местах, притом делал то, чего не делаю обыкновенно наяву, и это было приятно. Ходили за грибами, Катя все уставала и осталась одна со мной ждать других; я вырезал на березе: «Павлик Маслов 1906», потом говорил с ней об Райдер Хаггарде, романы которого она читает, потом крепко заснул на траве, видел Павлика, голого, пляшущего в лесу на поляне. Болела голова. Завтра едем в монастырь. Писем не было. Огромная луна; когда она подымается — она сверхъестественна. Сережа рассказ кончил, конец лучше начала, хотя туманен. Какой-то шаг от «Колдуна».