Плацдарм «попаданцев». Десантники времени - Александр Конторович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот, в общем, такое самое «бистро», пока что еще без своего расхожего названия, мне и подвернулось на этот раз. Небольшой зальчик с десятком крохотных деревянных столиков без всяких скатертей. Правда, ножки у столиков были резные — ну, такая вот примета времени: считается что это красиво… И стулья тоже отличались таким же резным орнаментом. Совершенно другой стиль. У нас бы его назвали, наверное, «деревенским». Ничем не напоминает современные пластиковые штамповки. Все дерево давно потемнело от старости и отполировано бесчисленным количеством касавшихся его рук… На каждом столике имелась свеча — для клиента ее зажигали. А чего вы, опять же, хотите — не двадцать первый век, чем богаты, тем и рады…
Уселся в углу, кликнул гарсона, заказал кофе. Потом, подумав — да черт с ними, с лишними расходами, жрать-то хочется! — тарелку супа. Употребил все это. Заказал еще кофе. Раскурил трубку от свечи — удовольствие на сытый желудок, да… Откинулся на резную спинку стула, вытянув натруженные ноги. Жалко, что здесь не салун на Диком Западе — я бы их вообще на стол взгромоздил… Но каждому овощу свое время. Здесь такого жеста точно не поймут. Дикарье-с…
Ну, так что у нас там с Англией? Может, мне и в самом деле в моряки податься? Составить Нельсону конкуренцию? Потому как на море для победы над Британией эту фигуру никак не обойти. Беда вот только, что ни Бонапарт, ни я в морском деле ни уха ни рыла… Полные игнорамусы. Бушприт от руля не отличим. Уж во всяком случае бимс от штага — точно ни за какие коврижки. И на фиг на флоте такой специалист нужен? Даже и простым матросом… Разве что в морскую пехоту?
Однако гениальному плану сокрушения Англии на этот раз не суждено было появиться на свет.
Распахнулась дверь и в полупустой зал вошли с улицы четверо… Ага, мушкетеров — Атос, Портос и Арамис… Гы… На самом деле — вполне обычного облика молодых людей в возрасте от двадцати примерно до тридцати лет, весь вид и манеры которых указывали на принадлежность к обитателям Латинского квартала. Студентов то есть. А чего? Квартал этот тут рядом — только реку перейти. И хотя Сорбонну закрыли, но Французский коллеж — где и происходило как раз основное нерелигиозное обучение народа со всей Европы — как функционировал, так и функционирует — никто его не трогал. Соответственно и студентов ничуть не убавилось. Хотя, может, и поменьше стало… Но если и стало — то ненамного. Да и какой смысл был уезжать, если уж приехали в Париж за образованием? Не близкий свет куда-нибудь в Венгрию мотаться, или Швецию — когда война идет. Проще уж тут пересидеть. Вот и эти были явно из таких. Но совсем не их сословная принадлежность заставила всю Англию моментально вылететь у меня из головы.
— Нет, Петруха, совершеннейше прав Легрэ: мало веселости принесла отмена «максимума» добрым гражданам! Токмо торгаши свой прибыток увеличили! Куда девалося изобилие, коим всех прельщали? — продолжая начатый еще на улице разговор, заявил один. — Цены высятся ровно тесто на дрожжах и ныне уже поднялись впятеро против бывших по осени! А что весной сдеется?
— Но учитель говорит, что хлеба в городских закромах в достатке имеется…
— Да что видеть может он, сидючи у себя в Конвенте беспрестанно сутки напролет? Небось, кабы постоял в очереди в булошную — так разом бы в том усомнился!..
— Что за обвычку ты взял, Данила — все время дурно об учителе отзываться!
— Я, Петряй, такую обвычку давно имею — не об учителе твоем, а вообще! Коли что приличаю своими глазами перед собой — про то и говорю! Ну откуда знать ему, как простой человек жизнь свою влачит? Небось в такой вот кабак он и не войдет даже!
— Не имеет учитель времени досужего по ресторанам шляться! — возразил Петряй. — Он и в дому-то у себя ест не каждый раз нормально! И о счастии народа думает не менее, чем разлюбезный твой Бабеф!..
— Хватит собачиться, братья! — вступил в разговор еще один, явно сильно постарше двух первых. — Пускай цены к нам нынче и неблагосклонны, но у меня сегодня день удачен был! Потому давайте-ка я попотчую вас как тому следует между добрых товарищей… Эй, хозяин — обед на четверых вон на тот столик у окна! И бутылочку вина для начала!
Ну, «максимум» действительно отменили в конце декабря. Потому как военным путем от крестьян чем дальше, тем меньше можно было добиться. Однако совершенно закономерно в такой ситуации вместо хлебного изобилия началась инфляция. Это всех волновало на текущий момент. Но дело было в другом. А именно, что весь разговор, кроме последних слов, обращенных к хозяину — происходил по-русски!
Чуть со стула не сверзился. Оказывается, за проведенные «в шкуре генерала Бонапарта» месяцы я настолько уже освоился с французским языком вокруг себя, что воспринимал его как свой. И тут вдруг совершенно чужой говор — который я полностью понимаю, и оказывается, что это и есть моя родная речь… Очень своеобразное ощущение, доложу я вам… Хотя наполовину оно и исходило от Наполеона. Но и у меня в голове приключился нешуточный когнитивный диссонанс.
А попросту сказать — настоящий шок.
ГЛАВА 42
«Только русские не вынимают ложечку из чашки с кофе!»
Из памятки официантаПришедшие сдвинули два столика. Увеличив таким путем их полезную площадь. Расселись вокруг, привычно нацепив снятые шляпы на спинки стульев, принялись раскуривать трубки. По всему чувствовалось, что они здесь не первый раз.
Никто не обращал на них никакого внимания. Да и чего, собственно, обращать? Подумаешь — иностранцы!.. Один я сидел, точно громом пришибленный, совсем как Штирлиц на свидании с женой в дурацкой сцене известного фильма. На мое счастье отсутствие электрического освещения не позволяло как следует рассмотреть, после дневного света на улице, чего делается в углу, и столбняк мой остался незамеченным. Благодаря этому я без всяких усилий со своей стороны получил массу информации про внезапно объявившихся соотечественников. Ввиду того, что, не опасаясь быть понятыми, они разговаривали совершенно свободно. Например, я узнал, что из двух спорщиков — Данилы и Петра — Данила архитектор. А Петр изучает математику. Что старшего — который проставлялся обедом — звать Евгений, а фамилия у него Иванов. И что он живет в Париже уже лет десять и на французский манер именуется Эжен Жано. Что он врач, имеет кое-какую практику — чем и объяснялось наличие у него денег. И намерен жениться на какой-то вдовушке и осесть здесь насовсем. Я даже адрес его домашний узнал. Хотя, если подумать, мне он был совершенно ни к чему. А самый молчаливый из всех — четвертый, по имени Алексей, и он же самый младший — оказался художником. Вот такая вот компания.
Не знаю, зачем все это слушал. Правильней было бы, наверное, встать и уйти — кто мне они и кто я им? Но меня словно к месту пригвоздило. Мне все время казалось до сих пор, что все происходящее — какая-то компьютерная игра. На манер модного ныне попаданса: ты в экзотической стране, в экзотическую эпоху. Да еще в теле не менее экзотического исторического персонажа… Все абсолютно не такое. И вдруг — русская речь. И, оказывается, здесь тоже есть Россия. И там живут русские. И разговаривают все поголовно на русском же языке, пускай и заметно архаичном. И вот это-то — язык двухсотлетней давности — и оказалось самым сильным потрясением. Потому что ясно стало: моего мира — здесь НЕТ! А есть та самая параллельная реальность. Которая ТОЛЬКО ЛИШЬ похожа. И что тут будет с Наполеоном и с Историей — бог весть. И никакие это не игрушки. Хоть застрелись.
Ох, как меня заколбасило! Куда там тому Штирлицу… Он-то хоть знал, что всегда может вернуться. Пусть даже и под расстрел. А мне-то — куда возвращаться?! На Корсику?! Кстати, там я как раз под расстрел и попаду: попытку присоединить остров к Франции мне вряд ли кто простит из нынешнего руководства — прошлый-то раз еле ноги унес… А здесь — такие вилы, что самому Наполеону не снились! Пусть и не баловала его жизнь и раньше — интересно, хоть один из сидящих в дурке «наполеонов» представляет хотя бы частично, чему завидует? — но теперь совсем звездец полный… Неужели это из-за того, что я в него вселился? Так я, вроде, и сделать-то ничего не успел… Или это все-таки неправильный какой-то Наполеон? Поди — пойми… И вот, значит, теперь оказывается, что в этой-то заднице мне и предстоит жить! Ага: «Привыкай, сынок: это твоя родина!» Яп-понская икебана…
Я жестом подозвал гарсона и, с трудом преодолевая навалившийся депресняк, попросил водки. Шнапса, граппы, кальвадоса, коньяку или хоть рому — да чего есть, только покрепче. Бутылку. Набулькал полстакана — коньяк таки нашелся, мы ж все-таки во Франции, хотя в бюджете у меня и образовалась немаленькая дыра — заглотил одним махом. Ну да: «А так как вы — залпом! — коньяк пьют только русские!» Подумав — хватил еще столько же — потому что одной порции явно оказалось мало.