Ночные проповеди - Кен Маклауд

– Что такое?

Инженер хмуро посмотрел на него:

– Наверху не просто ремонтируют гуманоидных роботов – их там делают.

– Много?

– Производство не массовое. Когда возникает нужда – обычно раз в пару месяцев – изготовляется один или два. Человеческая форма эргономически оптимальна для многих разновидностей оборудования, так что резонно добавлять туда-сюда по андроиду. – Гарольд покачал головой. – Надо же, а я не знал! Да у них делать роботов – обычное дело! Такой вполне себе рутинный процесс, чувак, надо же!

– У кого это – «у них»? «Ханиуэлла»? «Газпрома»?

– Да. Или у их дочек там, наверху. Но дело-то в том, кто именно стоит на производстве.

Форд неожиданно помрачнел и, кажется, даже встревожился.

– Сами роботы.

15. Рудименты творения

Как только Фергюсон вышел из башни «Ханиуэлл», он вызвал НПИИ и добавил новую информацию к загруженному вчера, к подозрениям насчет саботажа лифтов и места, куда скопировал себя Хардкасл. Инспектор уже собрался подсоединиться к оперативному штабу, чтобы посмотреть, как проходит совещание, – как вдруг ему позвонил Михаил Алиев:

– Доброе утро, инспектор Фергюсон.

– Доброе утро, Михаил. В чем дело?

– У меня есть интересная зацепка.

– Вы не на совещании?

– Нет, босс. Я сейчас на другом задании. Работаю на старшего инспектора Мухтара в Лейфе.

– О да, «газпромовское» дело. Хорошо, продолжайте.

– Мой контакт по делу гностиков, женщина, оставила мне сегодня сообщение. Я могу переслать его вам, если интересно, но суть вот в чем: около года назад она встретила любопытного парня, религиозного фанатика из Новой Зеландии, в ночном клубе. Он говорил, что решил раз в жизни посмотреть на готов и ночную тусовку.

Ха-ха-ха. Слыхал я раньше о таком, как же. И вот мой контакт видит парня сегодня по телевизору, в передаче из Новой Зеландии. Оказывается, наш фанатик работает инженером-робототехником в парке Ваймангу, которым заправляют креационисты. А еще в этом парке – самая большая популяция гуманоидных роботов на Земле. Роботы и религия – немудрено, что ими заинтересовались новозеландские новости. Осведомительница проверила свои записи и обнаружила видео, видно, что парень знаком с Хардкаслом. И она взяла да и позвонила ему.

– Позвонила?

– Ну да, такая она инициативная. Парень признался, что и в самом деле узнал Хардкасла и встречал его раньше как Грэма Орра. Тот был в секте, как бишь ее, Свободной конгрегации Западного Лотиана. Этот Кэмпбелл выдал имя человека, связанного с сектой: Джон Ливингстон. Он пообещал моей осведомительнице, что утром немедленно позвонит Ливингстону и убедит того обратиться в полицию, – но, если верить нашим записям звонков, так и не позвонил.

– Мы уже взялись за Джона Ливингстона. Он рассказал нам о связи с Хардкаслом. По его словам, он в семь утра посмотрел новости и тут же связался с полицией, когда мы уже готовились к нему вломиться.

– Знаю, босс. Я взглянул на материалы из оперативного штаба.

– Я уже распознал в Ливингстоне фундаменталиста. Это нетрудно. Хмм. Как бы то ни было, спасибо за информацию. Конечно, полезно узнать название секты, но помимо этого я не вижу…

– Простите, инспектор Фергюсон, но я уверен, что тут есть еще кое-что. Этот парень из Новой Зеландии, по имени Джон Ричард Кэмпбелл, работает на Институт Бытия, который управляет парком. И кто, как вы думаете, финансирует Институт Бытия?

– Фундаменталистские церкви?

– Отчасти да. Но настоящие деньги приходят от американских бизнесменов, переехавших в Новую Зеландию после того, как их сторона проиграла войну.

– Михаил, это меня не удивляет. Креационизм всегда был в фундаменталистском багаже вместе с кучей прочей чепухи.

– Именно. В том числе из-за этой чепухи они ненавидят светское государство. Это вам ничего не напоминает? Кое-какие недавние угрозы?

– Ах, да. Напоминает. Но все равно выглядит натянуто.

– Сэр, у Хардкасла были на настольном планшете материалы по креационизму.

– Да. Это интересно, но…

– Сэр, дело в том, что американские иммигранты в Новой Зеландии – это значительная политическая сила, у которой есть и мотивация, и возможность нанести немалый ущерб. Я видел, что вы запрашивали НПИИ о возможности диверсий на Атлантическом лифте. Такой трюк они провернули бы с превеликим удовольствием, а ресурсов у них куда больше, чем у мелкой шотландской секты. И в диверсии они заинтересованы побольше.

– Да, возможно, – согласился инспектор. – Но вряд ли такой интерес есть у Ливингстона. В конце концов, его компания живет за счет контрактов, связанных с лифтом!

Михаил промолчал.

– А-а, – сообразил Фергюсон.

– А как раз сегодня утром, – продолжил Алиев, – мы со старшим инспектором Мухтаром беседовали с достойнейшим мистером Ильяновым насчет претензий «Газпрома» по поводу воровства и срыва поставок деталей для лифта. И, знаете, его доводы не из пальца высосаны.

– Об этом поговорим потом, – отрезал Фергюсон.

С неба падал дождь и рушились самолеты. По переходам спешили люди, пошатываясь, когда их обдували внезапные вихри, вертевшиеся вокруг башен, и выхлопы от турбин вертикального взлета. Фергюсон шел к трамвайной остановке у Турнхауса, глубоко задумавшись и почти ничего не замечая вокруг. На углу он заколебался, глядя вдоль по улице на вывеску «Ливингстон Инжиниринг». Может, опять заявиться к ним в офис и прижать их босса покрепче? Нет, лучше не стоит. Он снова охотно выложит ворох бесполезных сведений и ни словом не обмолвится про все остальное.

Вместо этого Фергюсон зашел в кафе на другой стороне улицы и сел у окна с чашкой кофе. Брюки промокли ниже колен. С куртки капало. Он протер запотевшее окно, промочив еще и рукав. Затем инспектор отправил послание Шоне, сообщая, что внезапно решил понаблюдать за офисом Ливингстона, и проверил наконец сообщения от оперативного штаба. Потом отослал письмо Грейс Мазвабо, сообщив имя Джона Ливингстона и название его секты, Свободной конгрегации Западного Лотиана.

Он потягивал кофе, медленно отогреваясь. По большому счету, он сейчас даже наблюдение не вел. Конечно, если бы произошло что-то необычное или любопытное, он заметил бы. Но до тех пор, глядя сквозь дождь на освещенную дверь, он просто думал о своем.

Как бы широко и далеко ни расползлось это дело, в центре его – Хардкасл и человек, чье имя взял робот, Грэм Орр. В этом уравнении два неизвестных: боевой робот и его брат по оружию, между ними возникла привязанность, которую нельзя назвать иначе как эмоциональной, причем еще до того смутного непостижимого момента, когда в машине проснулся разум. Молодой солдат, христианин, ушедший на Войну за веру, умирает в долине Мегиддо. Для него, как и для многих других, война казалась исполнением пророчества, самим Армагеддоном, финальной схваткой с силами Антихриста, Зверя, лжепророка.