Скифская чаша - Ростислав Самбук

— Я сидел у самой двери и вышел, когда Хоролевский еще демонстрировал фильм. В кабинете было темно, и вероятно, никто этого не заметил.

— Куда выходили?

— В туалет, — ответил Власюк после паузы.

— Когда погас свет, вы были в туалете?

Власюк на какое-то мгновение задумался.

— Нет, в коридоре.

— Точно помните?

— Да.

— Почему же не зажгли спичку?

— Откуда это вам известно? А может, и зажег...

— Может, и зажгли, — неожиданно быстро согласился Хаблак. — Так как: зажгли или нет?

— Нет.

— Почему?

— Коридор прямой, оставалось несколько шагов. Я уже в туалете зажег.

— Вы проходили мимо комнаты завхоза, — возразил майор. — Крот должен был слышать ваши шаги и скрип двери. А он не слышал.

— Я шел тихо, — ответил Власюк, подумав. — Знаете, когда идешь в темноте, почти на ощупь...

— Может, на цыпочках?

— Нет, зачем же... Завхоз просто не слышал.

Хаблак еле заметно покачал головой, и это не укрылось от Власюка.

— Не слышал, и все, — решительно подтвердил он.

— Конечно, это могло быть и так, — не стал спорить майор. — И вошли вы, когда свет зажегся?

— Да, — начал Власюк, но тут же запнулся. — Точнее, еще в коридоре. Я вошел в кабинет директора, а там переполох: чашу украли. И теперь Микола Семенович прямо говорит: «Довольно шутить, возвращай чашу». Я же думаю — с милицией не шутят.

— Ну если бы вы и правда сейчас вынули чашу хотя бы из этого стола, — Хаблак постучал каблуком о тумбочку стола, — мы бы как-нибудь поняли друг друга.

— Я не маг, и не все делается по взмаху волшебной палочки.

— Не все, — вздохнул майор, — к сожалению, не все. Идите домой, Андрий Витальевич, время позднее, и вас заждались.

— Некому ждать, — возразил он, — но действительно надо идти. — Он встал и недоверчиво посмотрел на Хаблака. — Выходит, я вам не нужен.

— Сегодня — нет.

— Ясно, — вздохнул тот и вышел не оглянувшись.

В коридоре майора перехватил лейтенант Зозуля. Он только недавно начал работать в угрозыске, до этого был участковым инспектором и учился заочно на юридическом, а после окончания университета получил новое назначение.

Хаблаку нравился лейтенант. Низкого роста и какой-то весь закругленный — в тридцать лет уже с небольшим брюшком, румяный, он, казалось, олицетворял оптимизм и здоровье: и действительно, Зозуля почти никогда не болел, самые распространенные гриппы обходили его, даже насморк не приставал.

Он был чем-то взволнован: загородил Хаблаку дорогу, поднялся на цыпочки и заговорил быстро и возбужденно:

— Есть версия, Сергей, непробиваемая версия, и я уверен, что все так и произошло. Видел окно, левое окно в кабинете не закрыто? Я спрашивал у директора, вечером все время было распахнуто, кто-то протестовал, потому что сквозило, но не закрыли: в комнате душно, особенно когда там девятнадцать человек. Понимаешь, окно распахнуто, кто-то сидит у окна, выключается свет, он хватает чашу и выбрасывает на улицу, где ее подхватывает сообщник.

— Свет по заказу не выключается, — возразил майор. — Должен быть и третий, испортивший предохранители...

— Да, — согласился Зозуля, — и этот третий — Власюк. Незаметно выходит из кабинета, замыкает проволочки, а в это время чашу выбрасывают. Окна кабинета выходят на бульвар, под ними газон, дальше тротуар. На газон и выбросили: трава и цветы, я смотрел из окна, чашу можно спокойно выбросить не повредив. Кстати, потом, выйдя из издательства, подобрать ее, и будь здоров.

— А что, вполне вероятно!.. — загорелся Хаблак. — Надо осмотреть газон. Пошли, Федор, твоя версия начинает нравиться мне.

Майор приказал поставить на тротуар служебную «Волгу», водитель включил фары, они с Зозулей осмотрели каждый квадратный метр газона под окнами кабинета, но не нашли никаких следов. С этим и вернулись в управление.

Хаблак позвонил полковнику Каштанову, и тот посоветовал ему ехать домой, мол, утро вечера мудренее, на свежую голову лучше думается. Тем более что Марина, очевидно, уже заждалась, а ей волноваться сейчас противопоказано.

Сергей знал это, конечно, не хуже Каштанова: жена ждала ребенка, по их подсчетам радостное событие должно произойти приблизительно через месяц. Учитывая это, майора не обременяли сложными делами, он догадывался и про себя сердился — тоже нашлись болельщики за его семейный очаг, хотя, что ни говори, сердечность товарищей умиляла его. Вот и сейчас — кто знал, что дело окажется, судя по всему, трудным и запутанным? Да еще и со скифской чашей, которая стоит неслыханных денег...

Думали — так себе, обычная кража или даже чья-то шутка. Хаблак как раз дежурил по угрозыску, ему и пришлось выезжать на происшествие. А оказалось...

Марина уже спала, когда Сергей вернулся домой. Чтобы не разбудить жену, он прилег на узкую кушетку в кухне — что поделаешь, квартира однокомнатная, не очень-то развернешься, и без того приходится лавировать между мебелью. А скоро придется ставить еще и детскую кроватку...

Хаблак долго ворочался, пока не заснул, — все размышлял, как лучше подступиться к делу, и ничего не мог придумать.

Проснулся рано, сбегал в гастроном, купил масла, молока и яиц, мясо и колбаса были в холодильнике — на обед хватит, а Марина пусть лучше погуляет по набережной. Хотя уже и конец сентября, но погода как по заказу, настоящее бабье лето, и ребята еще купаются в Днепре.

Сергею и самому захотелось окунуться, но уже не успевал: в девять надо быть у Каштанова. На скорую руку позавтракал и поспешил к автобусу.

Возле дежурного его уже ждал профессор Хоролевский. Должно быть, он совсем не спал ночью: под глазами мешки, лицо несвежее, глаза усталые.

Майор провел археолога в свою комнату, позвонил полковнику и, узнав, что Каштанова вызвал начальник управления, начал неторопливый разговор. Собственно, разговора не получилось, да и какой может быть разговор с издерганным и измученным человеком, который к тому же еще и казнит себя?

Наконец Хоролевский ушел, в комнату заглянул Зозуля, он заговорщицки подмигнул Хаблаку и спросил:

— Ну как, Сергей, додумался?

Хаблак лишь пожал плечами. Лейтенант присел к столу и начал быстро говорить, внимательно заглядывая в глаза майору, пытаясь уловить, что тот думает:

— Они сговорились, типичный сговор, но все шито белыми нитками, и мы сразу их расколем. На этого Власюка нажать — не может не расколоться, ведь только он один выходил из кабинета и больше никто не мог выключить свет.

Собственно, он говорил то же самое и вчера, однако Хаблак слушал Зозулю не без интереса и удовольствия, потому что мысли лейтенанта в чем-то совпадали с его собственными, тем более что, вспоминая вчерашний разговор с Власюком, ощущал какую-то неудовлетворенность, точнее, не был уверен, что повел его в нужном ключе: даже думал, что пошел у Власюка на поводу и напрасно симпатизировал этому пижону в американских джинсах и невероятно роскошной желтой кожаной куртке.

Еще ночью, анализируя ответы Власюка и его поведение, заметил немало противоречий. Теперь он был уверен, что редактор говорил неправду и умышленно запутывал его — впрочем, у майора есть возможность выяснить это сегодня при повторном разговоре, точнее, на допросе, потому что все поведение Власюка настораживало Хаблака, и разговаривать с редактором теперь следовало вполне официально, с протоколом и предупреждением об ответственности за дачу ложных показаний и так далее.

Сергей не успел поделиться своими соображениями с лейтенантом — зазвонил телефон, и секретарша вызвала их с Зозулей к полковнику.

Каштанов сидел не за столом, а на диване возле журнального столика и маленькими глоточками пил минеральную воду. В последнее время он жаловался на желудок, врачи рекомендовали ему пить «Ессентуки», Каштанов попробовал, вода и правда помогла ему, и он теперь с уважением относился к этой процедуре. Что касается Хаблака, то, по его мнению, «Ессентуки» с их сернисто-водородным привкусом можно было пить только по принуждению, но что значит привычка: полковник даже причмокивал от удовольствия и вид у него был спокойно-умиротворенный.

Махнул рукой, приглашая сесть, опорожнил стакан, отставил, как показалось майору, с сожалением и только после этого сказал:

— Генералу звонили из академии, сам вице-президент, надеюсь, вам о чем-то говорит этот звонок?

Хаблак пошевелился на стуле и открыл рот, чтобы ответить, но Каштанов, не дав ему произнести ни слова, продолжал:

— И генерал полагается на вас. Он взял дело со скифской чашей под особый контроль, кроме того, должен ежедневно докладывать о нем... — Куда именно, полковник не сообщил, лишь многозначительно помахал рукой над головой. — И я прошу вас приложить все усилия.

Майор подумал, что полковник мог и не говорить этого: он привык всегда работать с полной отдачей, невзирая на то, шла ли речь о задержании мелкого воришки или об обезвреживании вооруженного убийцы. Однако надо было понять и Каштанова: все ходим под начальством, и мало радости ежедневно докладывать, что дело стоит на месте, — лишнее напоминание не повредит, и Хаблак ответил: