Кириньяга. Килиманджаро - Майк Резник

исследуются в рассказах о Кириньяге – борьба между сохранением культурной самобытности и изменениями, которые приходят с прогрессом и глобализацией, – сегодня не менее актуальны, чем были во время написания рассказов. Произведения не предлагают простых ответов на сложные вопросы. Главный герой, Кориба, потрясающий персонаж, причем не вопреки, а благодаря тому факту, что мы можем одновременно восхищаться и ужасаться им. Он совершает ужасные поступки, некоторые из них по нашим меркам являются зверствами, но в его убеждениях есть истина, которую мы не можем не признать. Неважно, что научная фантастика – это «литература идей», в основе всех великих и долговечных произведений по-прежнему лежат персонажи, а Кориба – один из величайших персонажей в этой области. Из историй, которые он рассказывает в рассказах о Кириньяге, первая и последняя находят у меня самый сильный отклик, поэтому для меня большая честь представить здесь заключительную историю. Есть одновременно трагичное и такое уместное в этой последней истории о Корибе, когда его строгие стандарты превратили его в мундумугу в племени, состоящем из одного человека. «Я последний истинный кикуйю», – говорит Кориба, и его финал не менее печален из-за его собственной неспособности признать это. Душераздирающая, мощная, актуальная, трагичная, временами довольно юмористичная, всегда захватывающая «Земля Нод» – это все, что характерно для великой научной фантастики.Лу Андерс

ДЛЯ ИСТОРИИ КИРИНЬЯГИ нужна была кода. Читатели жили с Корибой почти десять лет, и им было интересно, что случилось с ним после того, как он повернулся спиной к миру, который пытался создать. Что делает бунтарь, когда ему больше не против чего бунтовать, когда он покидает Эдем? Ответом стала «Земля Нод», которая в 1997 году была номинирована на премию «Хьюго» за лучшую повесть.

Майк Резник

The Land of Nod. Первая публикация в журнале Asimov's Science Fiction в июне 1996 года.

Август – Сентябрь 2137 года

Однажды, много лет назад, жил воин кикуйю, которого одолела тяга к приключениям, и он покинул родную деревню. Вооруженный лишь копьем, он сразил могучего льва и хитрого леопарда. Затем однажды ему встретился слон. Воин понимал, что копье бесполезно против такого зверя, но не успел даже отступить или отыскать укрытие, как слон атаковал.

Единственной надеждой его осталось божественное вмешательство, и он взмолился Нгаи, Который правит Вселенной со Своего трона на Кириньяге, священной горе, ныне именуемой Кения, чтобы Нгаи отыскал его на земле и убрал с пути слона.

Но Нгаи не ответил, а слон подцепил воина хоботом и зашвырнул его высоко в воздух, так что тот приземлился на колючее дерево вдалеке. Шипы сильно изранили его кожу, но теперь он хотя бы оказался в безопасности, пусть и на ветке в двадцати футах от земли.

Убедившись, что слон ушел, воин с трудом слез. Потом вернулся домой, взошел на священную гору и предстал перед Нгаи.

– Чего ты хочешь? – спросил Нгаи, когда воин достиг вершины.

– Хочу знать, почему Ты не явился, – обвинил его воин. – Я всю жизнь поклонялся и приносил дары тебе. Разве Ты не слышал, как я звал Тебя на помощь?

– Слышал, – ответил Нгаи.

– Так почему же не пришел на выручку? – требовательно вопросил воин. – Неужели Твои божественные силы так ничтожны, что Ты не сумел меня отыскать?

– За столько лет ты так и не понял, – бросил Нгаи, – что это ты должен был отыскать Меня.

* * *

Мой сын Эдвард подобрал меня у полицейского участка на Биашара-стрит вскоре после полуночи. Изящная британская машина зависла в нескольких дюймах над землей, я вошел, и водитель начал обратный путь к дому на Нгонг-Хиллс.

– Это начинает утомлять, – сказал Эдвард, активируя барьер приватности, чтобы нас не подслушали. Он старался хранить спокойствие, но я понимал, что он в ярости.

– Ты можешь подумать, что они устали от этого, – согласился я.

– Нам нужно поговорить начистоту, – сказал он. – Ты всего два месяца как вернулся, а это уже четвертый раз, когда я вызволяю тебя из кутузки.

– Я не нарушил ни одного закона кикуйю, – спокойно отозвался я, пока мы мчались по темным зловещим трущобам Найроби к богатому пригороду.

– Ты нарушил законы Кении, – сказал он. – Нравится тебе это или нет, а теперь ты в ней живешь. Я правительственный чиновник и не позволю тебе постоянно выставлять меня на посмешище! – Он помедлил, стараясь сдерживаться. – Ты на себя взгляни! Я предлагал купить тебе новую одежду. Зачем тебе это старое кикои? Оно пахнет еще ужаснее, чем смотрится.

– А что, есть закон, запрещающий одеваться как кикуйю? – спросил я.

– Нет, – сказал он, скомандовав мини-бару выдвинуться из пола, и налил себе выпивки. – Но есть закон, воспрещающий скандалить в ресторане.

– Я оплатил свой заказ, – заметил я. Мы повернули на Лангата-роуд и направились в пригород. – Кенийскими шиллингами, которые ты дал мне.

– Это не дает тебе права кидаться едой в стену только потому, что она приготовлена не по твоему вкусу. – Он яростно смотрел на меня, едва сдерживаясь. – С каждым нарушением ты становишься все невыносимее. Был бы я другим человеком, то ты провел бы эту ночь в тюрьме. К тому же мне пришлось заплатить за причиненный тобой ущерб.

– Это было мясо антилопы канны, – пояснил я. – Кикуйю не едят дичь.

– Это была не канна, – сказал он, опустив стекло и закурив бездымную сигарету. – Последняя канна умерла в немецком зоопарке через год после твоего отлета на Кириньягу. Это модифицированный соевый белок, которому генетически придано сходство с мясом канны по вкусу. – Он помолчал и глубоко вздохнул. – Если ты думал, что это канна, то зачем заказывал?

– Официант говорил, это стейк. Я подумал, это мясо коровы или быка.

– Это необходимо прекратить, – заявил Эдвард. – Мы оба взрослые люди. Почему мы не можем найти общий язык? – Он долго смотрел на меня. – Я могу иметь дело с рационально мыслящими людьми, даже если те не согласны со мной. Я ежедневно занимаюсь этим в Доме правительства. Но с фанатиком я не могу договариваться.

– Я рационален, – сказал я.

– Правда? – бросил он. – Вчера ты показал племяннику моей жены, как проводится испытание гитхани, и он чуть не сжег язык своему брату.

– Его брат лгал, – спокойно ответил я. – У лжеца пересыхает в горле, когда он видит приближающийся раскаленный нож, а у того, кому бояться нечего, на языке достаточно влаги, чтоб он не обжегся.

– Попробуй это объясни семилетнему ребенку, когда к нему приближается старший братец-садист с раскаленным докрасна ножом! – рявкнул мой сын.

Часовой в униформе направил нас на частную улицу, где он жил. Когда мы подъехали к воротам, шофер подогнал машину к самому краю силового поля. Поле, идентифицировав нас, исчезло на срок, достаточный, чтобы машина проследовала внутрь, и вскоре мы оказались у двери.

Эдвард выскочил из машины и пошел к дому, я – следом. Он