Королевская кровь-13. Часть 1 (СИ) - Ирина Владимировна Котова

…так, потому что знаю своего сына, Василина. Не зря в нем сильна красная кровь. Ему нужна борьба. Вы говорите, что никогда не делитесь своим, так? Я думаю, что теперь и он не зах…

Он напрягся и сделал движение, будто хотел оглянуться, и Дармоншир поспешно опустил глаза, чтобы не выдать себя. А когда поднял их — на него понимающе смотрел Нории, чуть отставший, чтобы поравняться с Люком.

— Очень интересные дела творятся на этих Советах, — пробормотал его светлость.

— Очень, — согласился дракон, улыбаясь. — Но самые интересные дела творятся на тронах, Люк.

— Поверю тебе на слово, — усмехнулся Дармоншир.

— Нории, — вступил в разговор Таммингтон, — мне никак не представлялась возможность поблагодарить вас за то, что спасли меня. Боюсь, для меня встреча с этой сетью оказалась бы последней.

— В тебе очень много сил, юный ветер, — покачал головой Владыка. — Ты бы тоже боролся до конца. И не стоит благодарить — мы все прикрывали друг друга.

— Нет, — с достоинством возразил лорд Роберт, — благодарить всегда стоит.

И они пошли дальше — три сына Инлия, которым очень комфортно было рядом.

Во дворце было прохладно и торжественно — работали охлаждающие артефакты. По стенам среди призрачных лесов важно шествовали призрачные тигры, играли друг с другом, гнались за добычей. Ненавязчиво звучал оркестр, мягким мяукающим голосом пела прославленная йеллоувиньская певица, и ей вторили сияющие золотом и фиолетовым равновесники, парящие под высоким потолком.

Но не это было самым удивительным, а расстановка столов. Золотой сердцевинкой расположился посередине зала большой круглый стол. Рядом с ним стояли, чинно ожидая мужа, жены императора — в роскошных одеждах, с какими-то полотенцами, кувшинами, притираниями в руках.

А вокруг сердцевинки кольцами расположились круглые столы поменьше, меняя цвет скатертей от желтого до фиолетового и затем до белого. Эти столы, и роскошь сервировки, и приглушенный свет превратили залу в нежный цветок, раскинувший лепестки к стенам.

Император скромно остановился у входа. В зале постепенно наступала тишина. Царедворцы ловко подхватывали запоздавших гостей и отводили к местам: высоких правителей с супругами — к центральному столу, тех, кто титулом пониже — к кольцам.

Люку и Таммингтону достался важный царедворец, который шествовал с таким видом, что непонятно было, кто кого провожает.

Марина, Рита, Берни и мама сидели за столом в первом кольце. Люк, шагая по одному из проходов между столами, делившему «цветок» на лепестки-сектора, смотрел на коротко стриженую макушку жены, которая, конечно же, почуяла его взгляд, обернулась и заулыбалась ему.

— Я тут подумал, — проговорил он, склоняясь к ее щеке, чтобы поцеловать, — что у меня в коллекции преступно мало аметистов для тебя. И рубинов. Да.

Марина с очень светским видом скользнула рукой под его жакет и погладила по спине.

— Это все, что ты вынес с Совета? — засмеялась она.

— Почти, — ему было так хорошо, что пока не началась церемониальная часть, он хотел постоять рядом. — Представляешь, там был бог. Черный Жрец.

— Ну вот, — расстроилась она. — Так и знала, что надо напроситься с тобой.

«В другой раз», — хотелось сказать ему. Но «другой раз» нес за собой слишком много обязательств.

— Кроме бога, там не было ничего интересного, — заверил он. Но не очень искренне.

— А если бы и было, все равно нельзя рассказывать, да? — понятливо продолжила Марина.

Он усмехнулся, вновь поцеловал ее. Раздался гонг, свет притушили еще немного. И со вторым гонгом поднялись гости.

— Его величество светлейший император благословенного Йеллоувиня, сердце его сердца, правитель севера и юга, запада и востока, глаза разума и даритель гармонии Цэй Ши! — объявил церемониймейстер в немыслимо высокой шапке и черном ве-лой. Наступила тишина. Вновь зазвучал гонг и ударил гимн Йеллоувиня.

Император под гимн, ступая мягко, как тигры на стенах, пошел к столу, пока гости кидали в его сторону цветочные лепестки из маленьких корзинок. Бросала Марина, улыбаясь, бросал и Люк, думая, на что только не пойдешь ради налаживания дипломатических связей, бросали правители, и девочка Агриппия наконец-то улыбалась.

Жены полили императору на руки воды из кувшина, жены подали полотенце, жены капнули ароматического масла.

Зашуршали шаги — то быстро-быстро пошли к императору слуги, держа в руках маленькие тарелочки с рисовыми парными булочками. Много-много слуг.

— Дорогие гости, император благодарен вам за ваши дары, — торжественно объявил церемониймейстер. — И сейчас он одарит вас в ответ.

Цэй Ши, который наверняка проголодался не меньше, чем сам Люк, вместе с женами и поварами терпеливо пошел к каждому из сотен столов, чтобы поблагодарить за пожелания и оставить каждому гостю крошечную булочку, посыпанную маком и изюмом, пропитанную маслом. Булочку, которую так легко разломать пополам.

В каждой из булочек оказалось по крупному аметисту.

— Кажется, я поняла, почему йеллоувиньские императоры правят так долго, — эхом его мыслей прошептала Марина ему на ухо. — Часто менять правителя — разорять казну.

Он неслышно засмеялся.

Все-таки их близость строилась не только на желании, страсти, любви к опасности, адреналине и некоем безумии. Но и на похожем чувстве юмора.

А это уже неплохая основа для долгой и счастливой жизни.

К тем столам, которые уже обошел император, подходили слуги, наливали вино, предлагали салаты и закуски. А невозмутимый Цэй Ши все шагал и шагал от стола к столу.

«Смирение, — понял Люк. — Все эти церемонии рассчитаны на смирение и спокойствие. Как последнее испытание — не смог, не выдержал, значит, не достоин быть императором и сердцем гармонии».

Наконец Цэй Ши вернулся за стол. Зазвучали трубы и флейты. Начинался церемониальный вынос шести особых блюд, которые готовили именно к коронации, и можно было выразить интерес и почтение к усилиям поваров.

И поесть наконец.

Глава 12

Четери спал, и когда он засыпал там, в своих снах, пробивались звуки и запахи. Плач ребенка, тихий, настойчивый. Песни на рудложском. Дынно-молочный женский запах, запах снега, запах тревоги. Гулкий мужской голос, хорошо знакомый ему, прикосновения, от которых лилась к нему родная стихия. Жар, который опалял его так, что ему грезилось, будто лежит он на песке под солнцем, и греет солнце сверху, а песок — снизу, разнеживая все тело. Женский голос «Четери, Чет, ты слышишь меня?» Смутные рассказы про то, что сын растет и надо уже проснуться, чтобы увидеть его.

Иногда он даже ощущал женские руки на груди, женские губы на своих губах и на лбу. Ощущал, как кладет женщина на грудь к нему кого-то маленького, пахнущего молоком и гармонией, но ощущения были слишком вязки, чтобы он