Кадын - Ирина Богатырева

– Не бойся, привыкнет, – усмехнулся отец.

Го перевел купцу слова Зонталы, а после ответ.

– Это дочь великого господина, она росла в благоухающем дворце, не знала ни труда, ни дорог, ни палящего солнца.

Зонтала не ответил, а жених, у которого в крови уже заиграл хмель, сказал отчего-то слишком громко:

– Это правда, отец, ты бы слышал, как благоухает ее ладошка!

Неприличный смех пошел по нашей стороне стола, а я поняла, что краснею от этой пастушьей шутки: в ладони, считается, женщина хранит свою суть, открыть ее мужчине – как если б без одежды застал и самое сокровенное увидел. Но невеста, к счастью, не знала того и не поняла смеха. Все чаще она бросала взгляды на Савка, приглядываясь к нему, оценивая и как будто свыкаясь со своей долей. Иногда даже слегка посмеивалась, прикрывая рот рукавом. Сын Зонталы и правда был высок, силен и статен. Его фигура в легкой шубке была хорошо видна, на руках проступали мышцы, широкую грудь не скрывали меха. И хоть лицо его непривычным казалось невесте, от близости этого большого и сильного мужчины она хмелела.

А свадьба шла своим чередом. Зажгли факелы и светильники, принесли мясо, пришли музыканты, наши и желтых, и играли поочередно. Но наши стояли за моей спиной и так гудели в трубы и били в барабаны, что я их слышала хорошо, а музыку гостей не могла различить – они играли на большой арфе со множеством струн, но до меня не долетали ни мелодия, ни слова.

Потом были соревнования стрелков и борцов, метание деревянных колец, сбивание плеткой костяных бабок. Желтолицые привезли человека, у которого, казалось, не было костей, он гнулся, как змея. Наши кричали и удивлялись. Другой человек мог подкидывать сразу много предметов, он брал камешки, хлеб со стола, и они летали вверх и вокруг него так, что казалось, у него сотня рук.

Когда начались развлечения, я ощутила дрожь в теле. Все бросала взгляды на отца и старшего брата, все пыталась понять, будут ли они делать что-то – или, быть может, все уже сделано? Но лица братьев, как и лицо отца, оставались спокойны, ни взглядом, ни жестом не показывали они, что намечено что-то, ни взглядом, ни жестом не обменялись они, будто ничего не знали. Я же не пила, не ела, дрожь пыталась унять и все рукоятку меча сжимала, как перед боем.

А когда тот искусник показывал свое умение, отец вдруг спокойно сказал:

– Занятно. Но может ли кто-то из ваших такое?

С этими словами он поднялся, одним движением выхватил из горита лук и две стрелы, выстрелил одну за другой – и насадил сразу два парящих хлеба. Стрелы упали у порога дома невесты. Человек замер, все попадало вокруг него. Музыка смолкла, будто музыканты онемели. Захмелевшие гости захлопали, а мои братья отставили чаши. Отец сказал:

– Тебе повезло, Зонтала. Если б не были женаты мои сыновья, я сам бы хотел иметь в доме такую невесту. Эта ценность дороже шелка и пряностей, а быть родней желтому владыке – большой почет. Верно, Зонтала? Думаю, дорогой будет за нее калым. Переведи, Го.

Зонтала даже не вздрогнул, до того хитер был. Он сказал:

– Ты прав, царь, я собрал две телеги и передам с караваном.

– А что получишь в приданное? Не мог же отец с пустыми руками отпустить дочь!

– Я не видел еще, что за нее дают, царь, – скромно ответил Зонтала. – Этот брак для всего нашего люда благо, об этом только и пекусь.

– Те, Зонтала! Не пора ль посмотреть? – усмехнулся отец, и Го перевел. Купец кивнул, и юркие слуги убежали в темноту. Въехала телега. Купец сам подошел к ней, откинул покрывало и стал дарить. Первой он достал огромную воловью шкуру и дал ее отцу.

– Это дар тебе, царь, – сказал Го. – Эти шкуры делают на острове в далеком море, где люди почитают быка как бога и танцуют с ним. Из шкур они делают боевые щиты, и стрелы не пробивают их.

Отец благодарил кивком. Далее достал купец две большие бляхи на пояс из литого золота – тяжелые, в виде двух змей, изогнутых и вцепившихся в кончик хвоста. Глаза змей были из зеленых камней.

– Это мы привезли отцу жениха. Их делают в землях за горами, там очень ценят такую работу, а змея изображает вечность.

– Наше же золото вернули назад, – ворчали люди. – Дешево взял Зонтала. Невеста эта, верно, помрет к весне.

Я тоже понимала, что это не плата за то, что собрано в калыме, но настоящую увидеть и не ждала. Далее купец показал на дне телеги – несколько шкур полосатого желтого тигра, большой сосуд хмельного напитка из ягод, сосуд с драгоценным благовонным маслом, мешочек с листьями чая, сосуд с настоем некого корня, лечебную силу которого знают только желтые, а также бронзовые ножны с кинжалом, украшенные камнями. Последними он показал несколько шелковых рубах до пят – это принадлежало невесте, – и большой отрез многоцветного шелка – для жениха.

– Скажи, – обратился отец к купцу, – а правда ли, что эта дева – дочь великого владыки твоих земель?

Го перевел. Купец возмутился.

– Он говорит, что ее красота, белизна и непорочность – верные тому доказательства, – сказал Го. – Но если этого мало, пусть поверят слову моего господина: он сам брат жены владыки, а значит, дядя невесты и качал ее на руках маленькой.

– Калым за дочь владыки тоже положен царский, – сказал отец. – Я приготовил такой. Позовите, – сказал он Санталаю, и тот побежал в темноту, а вернулся, освещая дорогу факелом, и за ним вели тонконогого гнедого коня. Конь ломал шею, высоко ступал тонкими ногами. Гости повскакали, а лицо купца стало бледно, как у невесты. Он с трудом сказал что-то, и Го перевел:

– Это царский дар, господин. Большего и желать невозможно.

– Те! – усмехнулся отец. – Еще две телеги! Зонтала не останется в долгу. Или не так?

– Не останется, – сказал тот. – Телеги собраны. Завтра же передам их купцам, царь.

Купец закивал. Но отец сказал:

– Те, Зонтала. А вдруг я продешевил? Хочу убедиться, что дал дороже, чем ты. Вдруг мне придется добавить еще одного скакуна. Переведи, Го.

Го перевел. Купец, глядевший до этого на гнедого, точно голодный на хлеб, забегал глазами то на отца, то на Зонталу. До того меня продолжало трясти, но тут вдруг стало весело: я поняла замысел отца, увидела, как жадность борется в желтом купце со страхом, и чуть не расхохоталась. Отец улыбался, будто ни о чем не подозревает.

– У нас в калыме разная утварь, царь, – сказал Зонтала. – Будь уверен, ты не продешевил. Не отвлекай гостей. Это семейное дело.

– Гости будут довольны увидеть твой дар, – ответил отец. – Не меньше, чем рады были моему. Шеш, слышишь, Зонтала: колеса скрипят. Чую, это твой калым едет.