История Украины. Южнорусские земли от первых киевских князей до Иосифа Сталина - Уильям Аллен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Популярность Шевченко среди русских интеллигентов 1840-х гг. объясняется гуманитарным движением того периода, которое считало своей главной целью отмену крепостного права. Люди пытались понять Шевченко и жалели его не только потому, что он был украинцем, но и потому, что он родился крепостным и получил свободу благодаря своему таланту художника и поэта. В стихах Шевченко было немало социальных мотивов, много красноречивых и горьких слов о крестьянах, обреченных на крепостное рабство, и особенно о беспросветных судьбах женщин. Тяжелая жизнь крепостных не была, конечно, чисто украинской темой, поскольку ее затрагивали многие русские писатели того времени, например Тургенев и Некрасов, которые гораздо лучше Шевченко знали, как пробудить в душе читателя возмущение и сочувствие. Войдя в контакт с членами Братства Кирилла и Мефодия, Шевченко со своей впечатлительной и артистической натурой попал под влияние национальных и революционных идей своих товарищей. Среди его запрещенных стихотворений самым знаменитым был «Сон», где поэт, вспомнив о надписи на памятнике Петру Великому, восклицает: «Первому — Вторая. Це той Первий, що розпинав нашу Україну, а Вторая доконала вдову сиротину». В поэме «Прометей» Шевченко называет Николая I «палачом свободы всей империи — от Финляндии до Молдавии», а государство, по его мнению, «способно лишь строить тюрьмы да ковать цепи». В 1847 г. человек, позволявший себе такой взлет поэтической фантазии, в один прекрасный день мог легко проснуться весьма далеко от столицы.
При жизни Шевченко лишь немногие люди были знакомы с его политическими памфлетами. Но с началом правления Александра II и во время Великих реформ положение «литературных революционеров» стало более благоприятным. В 1860 г. группа украинских историков и писателей создала журнал «Основа». В эту группу входили Кулиш, Костомаров, Белозерский, Кистяковский, Антонович и др. Шевченко, приехав в Петербург, присоединился к ней и опубликовал в «Основе» отрывки из своего дневника. В этом журнале печаталось много ценных исторических материалов; что касается его политической платформы, то он выступал, вслед за Киевским «братством», за федерацию «семьи славянских народов», в которую украинцы должны были входить на тех же основаниях, что и представители других наций.
Освобождение крестьян в 1861 г. вызвало революцию в социальных отношениях по всей империи и оказало очень сильное влияние на украинское движение, которое совпало по времени с началом Польского восстания в 1863 г. Надежды польских патриотов возродились после поражения России в Крымской войне 1854–1855 гг., под влиянием успехов итальянских националистических движений, а также общего брожения наций во всей Европе. Даже в 1863 г. поляки не теряли надежды на то, что их поддержат жители бывших владений Речи Посполитой, пытаясь наладить контакт с украинскими кругами и русскими революционными группами в столице империи.
Тем не менее восстание 1863–1864 гг. потерпело сокрушительное поражение. Польские крестьяне и большая часть горожан отнеслись к нему с безразличием и скептицизмом. Это восстание, с самого начала обреченное на провал, не поддержали даже польские помещики, отличавшиеся крайним национализмом. Плохо организованные, небольшие отряды восставших после первых же стычек с русскими войсками либо разбегались, либо уходили в Австрию. Вскоре растаяли и надежды на помощь Англии и Франции (которые подогревались недобросовестными публицистами и политиками в Лондоне и Париже), а также на поддержку папы римского и Гарибальди. Так «закатилась» польская мечта о возрождении Речи Посполитой.
В местностях, населенных русскими крестьянами, недавно освобожденными царем от крепостного рабства, власти трактовали восстание как попытку части польской знати «снова закабалить» русских православных людей. Поэтому, когда оно было подавлено, правительство Александра II воспользовалось крайней непопулярностью поляков и сильно ограничило польское землевладение в Белоруссии, Литве, Волыни и Подолии. Особенно свирепствовал Муравьев в городе Вильно. Казни и ссылки, осуществлявшиеся по его приказу, вызвали возмущение в Европе, а в русском обществе он получил прозвище Вешатель. Однако главным делом Муравьева стали конфискация поместий у поляков и ограничения, которые он налагал на Римско-католическую церковь. «Западные провинции, — говорил он, — являются частью Древней Руси, и большинство населения составляют здесь русские, превосходя по численности все другие национальности. Поэтому любое польское влияние, национальное или религиозное, должно быть исключено».
Польское восстание наконец-то уничтожило все иллюзии о возможности сотрудничества между украинскими националистами и сторонниками польского возрождения. В реальности идеи украинских интеллектуалов не имели ничего общего с мечтами романтичных поклонников Речи Посполитой времен Адама Чарторыйского, Мицкевича и Лелевела. За редким исключением, никто из украинцев к восстанию не присоединился. В определенных кругах на правом берегу Днепра, где русские и польские семьи успели породниться или крепко подружиться, много спорили о событиях. Эти споры описал польский драматург Савинский в своей драме «На Украине». Дело кончилось тем, что возобладали идеи украинских националистов. И люди, когда-то группировавшиеся вокруг журнала «Основа» в Петербурге, стали теперь собираться в Киевском университете, основав общество под названием «Киевская громада». Когда это общество получило призыв польских восставших присоединиться к ним, член «Громады» Костомаров предложил «послать их всех к черту». Впрочем, Костомаров, хотя и считал себя давним другом украинцев, был по происхождению русским, в создании же идей украинского национализма гораздо большую роль сыграл Антонович. Это была самая выдающаяся фигура в украинском движении 1860–1890 гг.
Антонович, не будучи поляком, принадлежал к местной дворянской семье, которая давным-давно ополячилась; его отец был католиком. Окончив Киевский университет, Антонович со всей энергией и упорством, присущими его натуре, принялся изучать историю Украины. Он работал в основном в Киевском центральном архиве и еще в самом начале своих исследований понял, что романтическая интерпретация поляками истории Речи Посполитой не соответствовала фактам. Материалы, найденные им в архивах, помогли ему доказать, что социальные отношения в Речи Посполитой сильно отличались от того, какими их представляли польские историки первой половины XIX в. Лелевел и Чайноша. Накануне восстания 1863–1864 гг. Антонович написал пылкую статью под названием «Исповедь», которую опубликовал в журнале «Основа». В своей работе он с абсолютной искренностью объяснил причины, по которым отвергает все польские претензии на земли, населенные русскими крестьянами. Он не только указал на ошибки, допущенные польскими историками, но и обвинил их в преднамеренном искажении исторических фактов. Антонович закончил свою «Исповедь» украинской пословицей: «С ложью можно дойти до края земли, но вернуться оттуда невозможно».
Взгляды Антоновича разделяли члены «Киевской громады» (Кистяковский, Житецкий, Губинский, Белозерский), а его пример дал толчок к сбору исторических материалов об Украине. Начал издаваться журнал «Архивы Юго-Западной России»; он выходил в свет долгие годы. В 1860–1890-х гг. университеты Украины выполнили гигантский объем исторических исследований. С 1882 г. начал выходить журнал «Киевская старина», с которым, помимо уже упомянутых историков, сотрудничали Левицкий, Шульгин, Лазаревский, Ефимовский, Скалковский, Душевич, Голубовский, Багалия (Багалей), Стороженко и Владимирский-Буданов.
Основываясь на теориях этих исследователей, украинские политические лидеры второй половины XIX в. выработали идеологию ярко выраженного «демократического» характера, которая в целом соответствовала идеям, царившим в русском образованном обществе того времени. Изучая прошлое своей страны, украинские историки пришли к выводу, что в XV–XVIII вв. национальные черты сохранили лишь представители низших классов Украины, в то время как ее элита стала больше походить на польскую, пока в XVII в. не попала сначала под влияние «московитов», а позже — под «русское имперское» воздействие.
Изучение истории простого украинского народа неизбежно привело к тому, что эти исследователи сделались «демократами», но в весьма специфическом смысле. Антонович и Лазаревский противопоставляли «украинскую демократию» «польской аристократии» или, скорее, шляхетской власти в Польше. Для этих историков украинские казаки стали выразителями «украинской социальной идеи», которая коренным образом отличалась от польской. Казацкие Рады — бурные собрания, на которых непопулярных лидеров часто предавали смерти, — идеализировались. Антонович и Лазаревский считали эти Рады свободно избираемыми собраниями сельского населения, которое состояло из мелких хозяев и не знало разделения на классы. Более того, они были уверены, что Рады проводились горячими энтузиастами своего дела и поэтому не могли считаться продолжением древнего киевского веча.