Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944 - Евгений Доллман

А теперь я хочу рассказать о двух встречах Гитлера и Муссолини в месяцы, последовавшие сразу же за этим событием. Это был последний случай, когда дуче беседовал со своим другом в качестве главы итальянского правительства, лидера фашистской партии и руководителя целого ряда министерств. Я окрестил мое описание, составленное по горячим следам, «Лебединой песнью» и не хочу отказываться от этого названия, хотя зоологи давно уже установили, что песнь, которую лебеди исполняют перед смертью, относится к разряду легенд.

«Шлосс-Клессхайм, Зальцбург, 6–7 апреля 1943 года.

После поездки Муссолини в Россию в августе 1941 года его здоровье резко ухудшилось. Застарелая болезнь так глубоко угнездилась в организме дуче, что жидкая овсяная каша и рисовый суп, оптимистичные бюллетени и стаи шепчущихся докторов ничем уже не могли ему помочь. Возможно, самым лучшим лекарством для запущенного юношеского заболевания, перешедшего в шизофреническую стадию, о котором мне однажды рассказал в конфиденциальной беседе Артуро Боккини, стали бы победы и военные успехи, но их-то как раз и не было с тех самых пор, как произошла катастрофа под Сталинградом, а в Африке войскам оси весной 1943 года пришлось сдать свои позиции врагу.

О том, в каком состоянии находится разум Муссолини, можно судить по последней «смене караула», которая произошла в феврале 1943 года. Дуче уволил в отставку двух своих верных приспешников, Буффарини-Гвиди и Ренато Риччи, и отдал министерство внутренних дел в руки прирожденного предателя Альбини, лоб которого отмечен печатью Каина, хорошо видной всему миру. Кроме того, оставив Чиано министром иностранных дел, Муссолини мог бы следить за его выходками, но он предпочел заменить его типичным чиновником дипломатической службы, который не только не являлся его зятем, но к тому же еще и настроен антигермански.

Дуче наконец добился своего. По собственной воле, пользуясь своей абсолютной властью, он окружил себя людьми, которые, подобно Бастианини, префекту Аль-бини и генералу Амброзио, преемнику Каваллеро, ничего так страстно не желали, как его падения. Когда королю сообщили о перестановках в правительстве – как обычно, когда все уже свершилось, – он потер руки от радости и, очень довольный, позволил своему премьер-министру отправиться на встречу с Гитлером, заглянуть, как встарь, в его глаза и высказать свои требования. Бе-нито Муссолини сел в свой специальный поезд в сопровождении нового начальника Генерального штаба, министра иностранных дел и личного секретаря Де Чезаре. Присоединиться к делегации были приглашены посол фон Макензен, немецкий военный атташе в Риме генерал фон Ринтелен и я.

Официальной целью визита, за которой – а все, кто знает итальянцев, хорошо это понимали – маячил призрак сепаратного мира, было убедить Гитлера заключить перемирие с Россией, если, конечно, русские на это пойдут, ознакомить его с грандиозным проектом новой «европейской программы», получить дополнительную военную помощь и добиться вывода из России 2-й итальянской армии. На этот раз дуче был уверен, что сумеет добиться своего, а я сделал все, что мог, чтобы укрепить его решимость и решимость его свиты. Удалось ли мне сделать это, увидим ниже.

С такими намерениями, но на этот раз без цветов на столе и с гораздо более скромным меню, чем раньше, пассажиры спецпоезда отправились на север, в Шлосс-Клессхайм.

Перед фюрером предстал усталый, постаревший человек с впалыми щеками и бледным лицом, на котором резко выделялись большие темные глаза. Оба диктатора пристально посмотрели друг другу в глаза и обменялись долгими, крепкими рукопожатиями. Эта сцена напомнила мне «Обрученных» Мандзони. Муссолини тут же удалился в отведенные ему комнаты, а его личные телохранители под руководством инспектора Аньезины довели немецких коллег до бешенства, обыскав все подвалы Шлосса в поисках заговорщиков, решивших убить дуче, – хотя трудно было поверить, чтобы кто-нибудь захотел подсыпать ему в пищу яду.

Накормленный супом и овощами, в которых не было ни капли отравы, итальянский диктатор все время своего пребывания в Клессхайме почти не выходил из личных апартаментов. Он виделся только с Гитлером, с которым раз или два в день подолгу беседовал. Я не присутствовал при этих беседах. Оба диктатора разговаривали с глазу на глаз, и результат их разговоров – учитывая то, что Муссолини почти не знал немецкого, – можно было легко предсказать. В тот единственный раз, когда меня пригласили в комнату Муссолини, мне пришлось выслушать двухчасовую лекцию Гитлера об историческом значении отца Фридриха Великого и самого Фридриха Великого. Это сомнительное удовольствие я уже имел возможность испытать в ставке фюрера 30 января.

Сотрудники итальянского министерства иностранных дел осаждали меня просьбами перевести различные термины в их проектах новых «европейских программ», а вновь назначенный руководитель Генерального штаба Амброзио изо всех сил старался убедить Геринга и фельдмаршала Кейтеля, с моей, разумеется, помощью, в том, что если союзники высадятся на Сицилии, то под угрозой окажется вся Италия. Однако военные руководители Германии окружили себя розовым туманом оптимизма, в особенности адмирал Дёниц, который, находясь в состоянии самой настоящей экзальтации, предрекал неизбежную победу Германии в подводной войне, которую вели его субмарины.

Во время одного из совещаний Гитлер отпустил следующее замечание:

– Успокойтесь, дуче, никакой высадки на Сицилию не будет. В прошлую мировую войну крепость Верден в течение долгих месяцев отбивала все попытки взять ее, и я уверен, что наши враги в эту войну не добьются никакого успеха на берегах Средиземного моря: Тунис станет африканским Верденом!

Итальянские военные руководители заметно побледнели, но Кейтель кивнул Гитлеру в знак согласия, а рейхс-маршал Геринг закончил разговор напыщенными словами:

– Вы, несомненно, одержите победу, мой фюрер, как всегда…

Неожиданно Бенито Муссолини захотел увидеться с Генрихом Гиммлером. Эта идея никому не понравилась, но он настоял на своем. Обрадованный этим доказательством своей значимости и предвкушая, какую досаду их беседа вызовет у всех, и в особенности у господина фон Риббентропа, Гиммлер примчался из соседнего Обер-зальцбурга и провел два часа наедине с дуче и со мной.

Основной вопрос, который был ему задан, касался мер, которые он уже предпринял или планировал предпринять, чтобы подавить всеобщее недовольство, которое затянувшаяся война породила в рейхе и Италии. Гиммлер тут же сообщил о шагах, предпринятых в этом направлении, и это произвело на дуче большое впечатление. Гиммлер особо остановился на мерах безопасности, направленных на охрану Адольфа Гитлера и его ставки. Описав элитные соединения СС, которым было поручено это задание, он удивил дуче, предложив сформировать в Италии дивизию, предназначенную для обеспечения его личной безопасности. Гиммлер обещал передать в распоряжение этой дивизии вооружение самого высшего качества из запасов войск СС – танки из серии «Тигр», огнеметы, гаубицы, зенитные орудия и так далее – вместе с первоклассными эсэсовскими инструкторами, имеющими богатый боевой опыт. Короче говоря, он предложил создать совершенно новый итальянский лейбштандарт и набрать в него солдат исключительно из молодых членов фашистской милиции. В наступившей ледяной тишине дуче сначала посмотрел на меня, а потом поблагодарил Гиммлера за предложение и отказался. Он сразу же почувствовал сомнительную природу этого предложения, хотя я пустил в ход все мои дипломатические способности, чтобы сгладить бестактность слов Гиммлера. Потом он спросил, какого мнения Гиммлер о Кармине Сенизе, его неаполитанском руководителе полиции. Я мысленно ломал руки, пока Гиммлер неискренним тоном пел Сенизу хвалу, подписав тем самым ему приговор. Дуче не мог слышать, как иностранец восхваляет одного из его приближенных – в его мозгу сразу же возникали темные подозрения, вроде тех, что рождались у римских императоров.