Подвиг продолжается - И. Глебов

— Писать приходится не только в газету, — усмехнулся Иван Васильевич. — Ребятня, пионерия, такая дотошная пошла! Сами мы заботимся, чтобы росли они у нас любознательными, помнили отцовские традиции, знали историю своих городов и сел. И я попал у них в знатные люди. Хутор мой родной — Березовский, то Вязовскому, то Еланскому, то Киквидзенскому району принадлежал. Узнали ребятишки, что есть у них земляк — Герой Советского Союза, — и теперь переписка у меня прямо, как у министра. А потом и из других областей стали мне писать: из тех, где приходилось воевать, где наша часты проходила.

А когда в канун двадцатилетия победы Герой Советского Союза Морозов получил от имени Советского правительства вторые именные золотые часы и появился очерк о нем в газете «Красная звезда», еще чаще стал стучаться почтальон в двери его квартиры. И письма приходят отовсюду. Вот это — из далекого Красноярского края от Варвары Петровны Патрахиной:

«Дорогой сынок! Прочитала я про тебя в газетке и порадовалась за твоих отца-мать. А мой сынок, хоть война и миновала, а пропал. Уехал работать в ваш город и забыл мать, не пишет. Уж и не знаю, жив ли...»

Пришлось заняться поисками. Зато ушло к матери желанное письмо:

«Ничего не случилось с сыном, жив, здоров».

Нелегкая, но яркая жизнь коммуниста Морозова заставляет людей видеть в нем человека, с которым можно и поделиться наболевшим и опросить совета. И вот молодой солдат Виктор Залозный написал в далекий Волгоград:

«Я долго не решался отправить это письмо. Но мне так хочется найти настоящего старшего товарища. Я смотрю на ваш портрет и думаю, каким сильным должен быть человек, испытавший столько горя и невзгод».

И еще один ответ, написанный тонким, но твердым почерком, унесла почта:

«Человек делает себя сильным сам».

...Совсем недавно я вновь увидела Ивана Васильевича. Это было на строевом смотре милиции, посвященном 50-летию Великого Октября. Герой Советского Союза подполковник И. В. Морозов шел во главе оперативного мотомеханизированного полка милиции.

Ан. ЕВТУШЕНКО

ЧИТАЮЩИЙ СЛЕДЫ

Обрывок карты

В телефонной трубке слышалось что-то невнятное. Человек, звонивший в Урюпинский райотдел милиции, явно волновался. Наконец, разобрали. В поселке Салтынь несчастье. Кто-то застрелил сторожа.

Расследовать происшествие поручили Владимиру Яковлевичу Покидушеву, молодому оперуполномоченному. И это было его первое серьезное задание.

...Прихоперская степь подпоясалась размокшей проселочной дорогой. Машину чуть-чуть юзит. Тают под колесами последние километры. В низине огородные плантации совхоза. На возвышенности шалаш...

Дед Никанор лежит кверху лицом, наполовину вывалившись из шалаша. Вместо глаз — черные воронки от ружейных выстрелов в упор. Раны на груди и на затылке. Рубашка и волосы старика до сих пор мокрые, а ведь дождь шел вчера. Значит преступление совершено более суток назад, перед дождем. Это уже хитрость.

Убийца был жестоким... стрелял трижды в непосредственной близости. Выстрелы в глаза сделаны, вероятно, с умыслом...

Кто он, чья рука несколько раз нажимала на спусковой крючок? Кто он, стрелявший после того, как дед Никанор уже был мертв?

У старика, вероятно, был враг. Надо искать врата. Но для этого нужны следы.

Неужто убийца был до конца хладнокровным, делая все продуманно и осторожно? Нет. Злоба или азарт должны были лишить его хоть на миг холодного рассудка. Следы должны быть.

Раны пахнут охотничьим порохом, в запекшейся крови войлочный пыж... Что же еще оставил убийца для уголовного розыска. Дробь. Мало этого... мало.

О, это интересно... Клочок бумажного лыжа. Обрывок ученической карты... вероятнее всего, из учебника географии или истории. На обороте буквы... «География».

Старик Никанор любил пошуметь на всякого, кто косо поглядывал на общественное добро. Но на отходчивого старика не сердились.

За огородами лес. У лесника Митяя на лице что-то недоброе. За плечом двустволка. Митяй не хочет говорить. Наверное, оттого, что кое-что знает. Надо иметь в виду...

В хуторе около двадцати ружей. В каждом доме ученики. У них много учебников. Владимир ощупывает каждое ружье, листает тысячи страниц учебников. Из какого ружья убит Никанор? Из какого учебника вырваны листы для бумажного пыжа?

Часы и дни поисков — никаких результатов. Везде один и тот же разговор. Нет. Не слыхали. Нет.

Перед Покидушевым стоит юнец с невинным взглядом. Просто, доверительно отвечает на вопросы.

— Где ружье?

— Нет.

— Где?

— Выбросили в озеро.

— Зачем?

— Оно плохое.

— Патроны где?

— Отдали.

— Кому?

— Гольку...

— Кто такой Голек?

— Серёнька Саранин...

— Где твои учебники?

— Вот они.

И снова листает страницы упрямая рука оперуполномоченного. И снова ничего. Но выброшенное ружье? Где-то здесь начало. Надо уметь схватить за невидимую ниточку. Клубок где-то рядом.

У Саранина глаза переменчивы, как у кошки. На Покидушева смотрят то бессмысленно пустые, то добрые, то хищные зрачки. В поселке никто не зовет его настоящим именем, а только по-уличному — Голек. Он не отвечает на вопросы, огрызается. Он не любит вопросов. Живет он, как хочет. Соваться к нему нечего. Видали таких умненьких. Подумаешь, шишка какая, уголовный розыск.

Голек похабно оплевывает. Руки в карманах. Стоит, слегка изогнувшись. Парню всего шестнадцать. Живет хотя и с матерью, но по своему мальчишескому произволу. Он в доме главный. Ему не перечь. Он сильный и злой — умеет работать кулаками.

Голек уже встречался с Покидушевым. «Дело было пустячное, — вспоминает Голек. — Все обошлось штрафом».

— Поговорим? — опрашивает Владимир Яковлевич.

— Нету времени.

— А ты не торопись. Пойдем в хату.

Голек, нехотя переваливаясь и что-то ворча, плетется вслед за Покидушевым.

— Где ружье?

— Еще чего!...

— Дай досмотреть ружье.

Голек лезет куда-то в угол, долго копается, достает ружье.

Покидушев чует острый запах пороха, смотрит ствол.

— Что же ты не почистил?

— Еще чего!..

— Когда стрелял?

— Недавно.

— Где?

— На озере... один патрон был... по уткам...

Голек достает пустые гильзы, показывает. Вот, мол, все мои, незаряженные.

— Чем заряжаешь?

— Конечно, не соплями — порохом.