Подвиг продолжается - И. Глебов

5

Поздно вечером Восканян сидел дома за столом, составлял конспект предстоящей беседы с дружинниками. Неловко повернувшись, уронил со стола перочинный нож.

— Тише, Яша, — шепнула жена, — Розочка только что уснула...

Восканян виновато нагнулся, поднял нож, глянул любовно на жену. Какая все-таки Клава сильная, стойкая, терпеливая! Он был постовым милиционером, когда они поженились. У девчонки — работницы кирпичного завода, как говорится, ни кола, ни двора, да и у него столько же. Однако не горевали. Сняли комнату, стали жить. Собираясь па учебу в Саратов, Восканян, откровенно сказать, побаивался, что жена будет возражать. Но Клава сказала просто:

— Если надо, поезжай.

Она даже умолчала, что у них будет ребенок. Не хотела удерживать мужа от поездки. Написала только тогда, когда Яшу зачислили курсантом:

«Не волнуйся, дорогой, учись. Все будет хорошо»...

Да, не пришлось Восканяну первому принять из рук Клавы маленькую Розочку... А теперь у них есть квартира, растет чудная дочка.

— Можно войти? — услышал Восканян.

— Конечно, конечно. Проходите, — ответила Клава.

Александр Суров запыхался.

— Вы сильно заняты, Яков Саркисович?

— Нет, а что?

— Селихов опять буянит. Пришел с работы пьяный. А у него четверо ребятишек. Мерзнут во дворе. Нам одним неудобно к нему идти. Все же в отцы годится... Ребята на улице ждут.

— Я скоро, Клава, — ласково сказал Восканян.

Но вернулся он в первом часу ночи.

— Придется разговаривать с Селиховым на собрании. Детей ведь куча, жалко...

6

Мы идем с Восканяном по людной Морфлотской улице. Плотный, коренастый, он шагает широко, спокойно, по-хозяйски.

— Доброго вам здоровья, — раскланивается пожилой мужчина.

— Здравствуйте, — отвечает Восканян, поднимая руку к фуражке.

— Мое почтение, — певуче приветствует женщина.

Из магазина выбежали две девушки. У одной в руках сверток, у другой через плечо перекинуты ботинки с коньками.

— Здравствуйте, дядя Яша, — дружно крикнули они.

И вновь рука тянется к козырьку.

— Две Людмилы, помните? — улыбается Восканян. — Учатся сейчас прилично, спортом увлеклись. Вот так и работаю уже два года на этом участке. Дар-Гора, Морфлотская, Гурзуфская, Ужгородская... Около пятидесяти улиц и переулков. Одному тут не управиться. Подобрал себе помощников с помощью уличных комитетов, руководителей предприятий... Знаете, как я познакомился с Александром Суровым? Он теперь начальник штаба дружинников. Прессовщик завода имени Петрова, старательный паренек... Иду как-то вечером с совещания в райотделе. Крепко мне досталось. Работаешь, мол, много, но один. Это не дело. И вдруг на Ужгородской улице вижу ребят. Собралось их много, о чем-то разговаривают, смеются. Подошел к ним, поздоровался. И прямо говорю: нужны мне помощники. Разговорились. То да се. В общем, условились, что на следующий день они придут в пятьдесят третью школу в спортивный зал, будем заниматься самбо. Думал, не придут. Нет, пришло двенадцать человек. Василий Великанов, Федор Хамдиев, Виктор Козырев... Все с кирпичного и с завода имени Куйбышева... Хорошие, надежные парни...

— Здравствуйте, товарищ лейтенант, — здоровается высокая смуглая девушка.

— Здравствуй, Зоя. Сегодня приходи на дежурство. По графику твоя девятка патрулирует.

— Приду, обязательно приду.

— Это Зоя Максимова, дружинница из общежития, — поясняет Восканян. — У нас теперь есть комната. В дружину приняли 38 человек. Удостоверения дружинникам вручали торжественно, на депутатском совете. На занятия в спортзал приходят и школьники-подростки. Теперь у директора школы меньше хлопот с ними. На участке стало тише. С дружинниками шутить опасно. Не поздоровится...

В один из воскресных дней я проходил мимо пятьдесят третьей школы. В спортзале толпились молодые крепкие ребята. А на ковре стоял коренастый, мускулистый Яков Восканян. С зажатым в руке ножом один за другим парни бросались на него и мгновенно оказывались на ковре. Шло очередное занятие дружинников по самбо...

И. РУВИНСКИЙ

РАДИ КРУПИЦЫ ИСТИНЫ

Когда капитан милиции Анатолий Васильевич Волков узнал о цели моего визита, он сказал:

— Ради бога, не изображайте следователя, который видит на три метра сквозь землю и разгадывает детали преступления, как читатель «Огонька» кроссворд. Честное слово, это искаженное представление о нашей работе. И не рассчитывайте на увлекательные погони, на кровавые схватки с приемами самбо и дзюдо, на пистолетные выстрелы. В моей практике эдаких фейерверков не было.

Романтика нашей профессии в другом: в остроте мышления, в умении анализировать. Впрочем, даже слово «романтика» может быть истолковано неверно. Точнее всего сказал Маяковский: «...Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды». А мы, хотя и не поэты, но и мы перемалываем тысячи тонн черновой, неинтересной, почти механической работы ради крупицы истины.

Только поймите меня правильно. Эту «мудрость» я тоже познал не сразу. В детстве, в юности наглотался детективов, во сне и наяву видел себя проницательным, сведущим, всезнающим. «Записки следователя» Льва Романовича Шейнина были моей любимейшей книгой. И в погоне за своей мечтой поступил в Саратовский юридический. Был следователем, был помощником прокурора Тракторозаводокого района, был оперуполномоченным ОБХСС, потом старшим следователем следственного отдела Управления охраны общественного порядка. И увлекался работой, и пугался. Бывали горькие сомнения, раздумья, иной раз, не буду скрывать, казалось, что зря избрал этот трудный путь. И только с годами пришло подлинное понимание особенностей нашего труда, его важности, его коллективности, своеобразной, если хотите, красоты отлично законченного следственного дела, меры своей ответственности перед людьми вообще и перед каждым человеком, чья судьба оказывалась в моих руках.

Откровенно говоря, я очень счастлив, что не разочаровался в своей профессии. Хотя вполне могло быть иначе. И мне прямо-таки больно становится, когда я вижу, как молодежь пичкают иллюзорными фантастическими образами современных Шерлоков Холмсов...

После этого «напутствия» мы не раз беседовали с Анатолием Васильевичем, и, хотя постепенно я в общем вынужден был согласиться с его оценкой труда следователя, все же есть в этой работе что-то особое, творческое, о, чем стоит просто и без прикрас рассказать.