Письма молодого врача. Загородные приключения - Артур Конан Дойль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Позвольте войти? – спросила она, показавшись в оконном проеме на фоне зеленого газона и голубого неба. – У меня такое чувство, будто я вторгаюсь на вражескую территорию.
– Это очень приятное вторжение, мадам, – ответил он, откашлявшись и поправив высокий воротник. – Присядьте в садовое кресло. Чем могу быть полезен? Позвонить и известить миссис Денвер, что вы здесь?
– Прошу вас, не беспокойтесь, адмирал. Я заглянула лишь в продолжение нашего утреннего разговора. Очень хочется, чтобы вы оказали авторитетную поддержку нашему предстоящему собранию за улучшение условий жизни и труда женщин.
– Нет, мадам, я не могу этого сделать. – Адмирал поджал губы и покачал седеющей головой.
– Отчего же?
– Это против моих принципов, мадам.
– Но почему?
– Потому, что у женщины свои обязанности, а у мужчины – свои. Возможно, я старомоден, но таковы мои взгляды. Да уж, куда катится мир? Я вот только вчера вечером говорил доктору Уокеру, что вскоре появится женщина, желающая командовать ламаншской эскадрой.
– Это одна из немногих профессий, которые нельзя сделать лучше, – со сладчайшей улыбкой ответила миссис Уэстмакотт. – Бедная женщина по-прежнему должна искать защиты у мужчины.
– Честно вам признаюсь, мадам, что я не люблю этих новомодных идей. Я люблю дисциплину и считаю, что она делает всех лучше. Сейчас у женщин много того, чего у них не было во времена наших отцов. Мне говорили, что им открыты университеты, и слышал, что есть женщины-врачи. Разумеется, им нужно этим довольствоваться. Что же еще им нужно?
– Вы моряк, а морякам всегда была свойственно рыцарство. Если бы вы знали действительное положение вещей, то изменили бы свое мнение. Что делать этим бедняжкам? Их так много, а руки они могут приложить к столь малому количеству сфер. Идти в гувернантки? Но вакансий найдется едва ли много. Заняться музыкой и живописью? Но едва ли у одной из пятидесяти есть подобный талант. Пойти в медицину? Эта профессия для женщины по-прежнему сопровождается множеством трудностей, к тому же нужны годы и немалые средства, чтобы получить право практиковать. Податься в няньки? Это тяжелая и плохо оплачиваемая работа, с которой могут справиться лишь самые крепкие и сильные. И что им тогда прикажете делать, адмирал? Сидеть смирно и голодать?
– Стоп-стоп! Не так уж все и плохо.
– Положение просто ужасное. Поместите объявление, что нужна компаньонка на десять шиллингов в неделю – а это меньше, чем зарабатывает кухарка – и посмотрите, сколько откликов вы получите. Для этих тысяч борющихся за существование женщин нет надежды, нет перспектив. Их однообразная, убогая жизнь и изматывающая борьба за выживание ведут к безрадостной старости. Но когда мы пытаемся дать им лучик надежды, какой-то шанс, пусть и призрачный, на то, что им станет хоть немного лучше, рыцарственные джентльмены заявляют нам, что помогать женщинам – это против их принципов.
Адмирал вздрогнул, но покачал головой в знак несогласия.
– Есть банковское дело, юриспруденция, ветеринария, правительственные учреждения и гражданская служба – по крайней мере, все эти сферы должны быть открыты для женщин, если у них достаточно способностей составить достойную конкуренцию мужчинам. А затем, если женщина не добьется успеха, то лишь по своей вине, и большинство населения нашей страны уже не сможет жаловаться, что живет по другим законам, нежели меньшинство, что оно обречено на бедность и угнетение и что им заказаны все пути к независимости.
– И что же вы предлагаете делать, мадам?
– Исправить наиболее вопиющие проявления несправедливости и таким образом расчистить путь реформам. А теперь взгляните вон на того человека, что копает землю в поле. Я его знаю. Он не умеет ни читать, ни писать, подвержен пьянству, а по умственному развитию не выше картошки, которую он копает. И в то же время у него есть право голоса, он может повлиять на результаты выборов и на политику всей нашей империи. А вот вам самый наглядный пример. Я – женщина, получившая некоторое образование, я путешествовала, видела и изучала государственное устройство многих стран. Я владею довольно значительной собственностью и плачу налогов больше, чем этот человек тратит на выпивку, что о многом говорит. Однако я оказываю не больше влияния на расходование выплачиваемых мною средств, чем ползающая по стене муха. Это нормально? Это справедливо?
Адмирал смущенно заерзал в своем кресле.
– Вы – случай исключительный, – проговорил он.
– Однако ни у одной женщины нет права голоса. При этом женщины составляют большинство населения страны. Но если бы на повестке был законодательный вопрос, по которому бы все женщины приняли одну сторону, а мужчины – другую, то все в итоге выглядело бы так, что вопрос разрешен единогласно, хотя более половины населения проголосовала бы против. Это нормально?
Адмирал снова заерзал. Галантному моряку было очень неловко оттого, что сидевшая напротив миловидная женщина бомбардировала его вопросами, а он не мог найти достойного ответа ни на один из них. «Я даже пушки не мог расчехлить», – так тем же вечером он объяснял свое состояние доктору.
– Вот на этих-то проблемах мы и заострим внимание на сегодняшнем собрании. Свободный и неограниченный доступ женщин к этим профессиям, окончательная отмена паранджи, как я это называю, и право голоса для всех женщин, платящих налоги больше определенной суммы. Разумеется, в этом нет ничего противоречащего здравому смыслу. Ничего, что шло бы вразрез с вашими принципами. Этим вечером в борьбе за права женщин нас поддержат врачи, юристы и клирики. Разве военно-морской флот не выступит на нашей стороне?
Адмирал вскочил с кресла и чуть было не выругался.
– Постойте, постойте, мадам! – воскликнул он. – Помолчите немного. Я выслушал достаточно много. Вы навели меня на мысли касательно одного-двух вопросов, не стану этого отрицать. Однако давайте сделаем передышку. Я все обдумаю.
– Разумеется, адмирал. Мы не станем торопить вас с решением. Но мы по-прежнему надеемся увидеть вас в президиуме.
Она встала и принялась неторопливой мужской походкой расхаживать от картины к картине, поскольку все стены были увешаны изображениями, напоминавшими о плаваниях адмирала.
– Вот как! – заявила она. – Этому кораблю наверняка следовало бы свернуть нижние паруса и зарифить марсели, если он оказался у подветренного берега с попутным ветром.
– Конечно же. Клянусь, что художник никогда дальше Грейвзенда не заплывал. Это «Пенелопа» в том виде, какой была 14 июня 1857 года в горловине Бангкского пролива с островом Бангка по правому борту и Суматрой – по левому. Художник писал судно по описанию, однако, разумеется, как вы очень верно заметили, снизу все было подобрано, а стояли лишь штормовые паруса и дважды зарифленные марсели, поскольку с юго-востока шел циклон. Мои комплименты, мадам, самые искренние.
– О, я сама немного ходила по морям – насколько, знаете ли, об этом может мечтать женщина. А
