Лавина - Нил Стивенсон

— По большей части какое-то оборудование, ну, портативный генератор, всякие там провода, панель управления и все такое. А посреди трейлера стоит такой большой черный конус. По форме похож на рожок для мороженого, только пять футов в высоту, черный, совсем гладкий. Я спрашиваю, что это, черт побери, за штуковина. А Гуров говорит — мол, это водородная бомба в десять мегатонн, которую они сняли с баллистической ракеты. Такая штука город может разнести. Еще вопросы есть?

— Поэтому вы капитулировали?

— А что нам еще оставалось?

— А вы знаете, откуда у правосов водородная бомба?

Чак Райтсон явно знает. Сделав самый долгий за время разговора, почти мучительный вдох, выпускает воздух, качает головой, глядя поверх плеча Хиро. А потом пару раз основательно прикладывается к кувшину.

— Была одна советская ядерная подлодка. Командовал ею Овчинников. Он был верующим человеком, но не фанатиком, вроде правосов. Я хочу сказать, будь он фанатиком, его ведь не поставили бы командовать ядерной подводной лодкой, так ведь?

— Надо думать.

— Такой человек должен быть психологически уравновешенным, что бы ни значило это выражение. Ну, так вот, когда в России начался развал, у него на руках оказалось крайне опасное оружие. Он решил высадить весь экипаж на берег, а потом затопить судно в Мариинской впадине, раз и навсегда избавиться от всего оружия. Но каким-то образом его уговорили помочь бежать на Аляску группе правосов. Беженцы самого разного толка начали в то время стекаться на побережье Берингова пролива. И ситуация в этих лагерях беженцев была совершенно безнадежная. Сами понимаете, в тех краях особо ничего не вырастишь. Они мерли тысячами. Просто стояли на пляже и умирали от голода в ожидании корабля. Овчинникова уговорили использовать подлодку, надо сказать, очень большую и очень быстроходную, чтобы эвакуировать часть этих несчастных в ВРКиК. Но он, разумеется, сходил с ума от одной только мысли, что ему придется пустить на свой корабль множество непроверенных людей. Капитаны атомных подлодок прямо-таки помешаны на безопасности, нужно ли говорить почему? Поэтому была разработана очень жесткая система контроля. Все беженцы, желающие попасть на борт, должны были пройти через металлоискатели и подвергнуться досмотру. Всю дорогу до Аляски они были под стражей — вооруженной стражей. Так вот, у правосов был один малый парень по имени Ворон…

— Имя мне знакомо.

— Ну… Ворон проник на атомную подлодку.

— О боже.

— Он каким-то образом перебрался на побережье Сибири, вероятно, поймал волну на своем треклятом каяке.

— Поймал волну?

— Так алеуты добираются от одного острова к другому.

— Ворон — алеут?

— Ага. Алеутский китобой. Знаете, кто такие алеуты?

— Ну да. Мой отец знал одного в Японии, — говорит Хиро. В памяти Хиро начинают оживать старые отцовские басни о лагерях военнопленных, медленно пробиваясь на поверхность из глубокого-глубокого хранилища.

— Алеуты гребут одним веслом, ловят на каяках волны. Могут даже обогнать пароход.

— Я этого не знал.

— Ну, так вот, пробравшись в лагерь беженцев, Ворон выдал себя за выходца из какого-то малого народа Сибири. Этих типов от наших индейцев не отличишь. У правосов, по-видимому, были сообщники в лагерях; они протолкнули Ворона в начало очереди, и он попал на подлодку.

— Но вы говорили, там был металлоискатель.

— Не помогло. Он пользуется стеклянными ножами. Затачивает кусок стекла. Самые острые клинки во всем мире.

— И этого я тоже не знал.

— Н-да. Лезвие всего в молекулу толщиной. Врачи используют их в глазной хирургии — ими можно надрезать роговицу, да так, что и шрама не останется. Некоторые индейцы на жизнь себе этим зарабатывают: затачивают глазные скальпели.

— Век живи, век учись, — задумчиво отзывается Хиро. — Надо думать, такой нож способен пройти сквозь бронированную ткань.

Чак Райтсон пожимает плечами:

— Я уже потерял счет, скольких громил в бронекомбинезонах Ворон пришил.

— А я думал, при нем какой-то лазерный нож или еще что.

— Сам подумай. Стеклянный нож. У него был такой на борту подлодки. Он или тайком его пронес с собой, или уже там нашел осколок стекла и его заточил.

— И что?

Глядя в пустоту перед собой, Чак отпивает еще один долгий глоток пива.

— На подводной лодке, знаешь ли, жидкостям некуда стекать. Выжившие утверждали, будто на подлодке все было по колено в крови. Ворон убил всех. Всех, кроме костяка экипажа и еще десятка беженцев, которые успели забаррикадироваться в мелких отсеках. Те, кто выжил, говорили, — Чак не может продолжать и должен приложиться снова, — та еще была ночка. Потом он заставил экипаж отвести подлодку прямо к правосам. Они стали на якорь недалеко у побережья Кодьяка, — продолжает Чак. — Правосы их уже ждали. Они подобрали новый экипаж из бывших моряков, типов, которые уже служили на атомных подлодках, — их еще называют рентгеноизлучатели, — а те поднялись на борт и захватили судно. Что до нас, мы ничего об этом не знали. Пока одна из боеголовок не появилась прямо у нас на пороге.

Чак поднимает голову, очевидно, заметив что-то за спиной у Хиро. А тот чувствует, как кто-то легонько хлопает его по плечу.

— Прошу прощения, сэр, — произносит мужской голос. — Можно вас на минуточку?

40

Хиро оборачивается. Голос принадлежит жирному белому здоровяку с зализанными назад вьющимися волосами и вьющейся же бородой. На голове у него сдвинутая на затылок бейсболка, так чтобы видны были слова, печатными буквами вытатуированные у него на лбу:

Все это Хиро, подняв взгляд, видит поверх обтянутого фланелью выпирающего брюха.

— В чем дело? — спрашивает Хиро.

— Гм, сэр, прошу прощения, что вмешиваюсь в ваш разговор с вот этим джентльменом. Но мы с друзьями поспорили. Вы ленивый, бестолковый, арбузожрущий черножопый ниггер или пронырливый больной СПИДом узкоглазый?

С этими словами здоровяк натягивает бейсболку на лоб. И теперь Хиро виден флаг конфедератов — над вышитыми словами «Представительство Новой ЮАР номер 153».

Перемахнув на стол, Хиро разворачивается и скользит задом к Чаку, стараясь, чтобы между ним и новоафриканцем оказался стол. Чак своевременно исчез, и через долю секунды Хиро уже удобно примостился спиной к стене и оглядывает бар.

В то же время из-за других столов встает еще десяток мужчин, образуя позади первого усмехающуюся загорелую фалангу флагов Конфедерации и коротких баков.

— Дайте-ка подумать, — тянет время Хиро. — Это что, вопрос с подвохом?

Во многих франшизах «Вздремни и Кати» есть «Ратуши», где на входе надо сдавать оружие. Эта не из таких.

Хиро не знает наверняка, хорошо это или плохо. Без оружия новые юаровцы просто его изобьют. С оружием Хиро может дать сдачи, но ставки становятся выше. Бронекомбинезон закрывает его до горла, но это значит только, что все новые юаровцы станут целить в голову. А они кичатся меткостью. Идеал у них такой.

— Разве франшиза «Новой ЮАР» не дальше по коридору? — спрашивает Хиро.

— Ага, — снисходит заводила, у которого длинное и широкое туловище и короткие кривые ноги. — Это рай. Честное слово, рай. На всем белом свете нет такого места, как «Новая ЮАР».

— Тогда можно мне спросить, — говорит Хиро, — если там так замечательно — почему бы вам не вернуться в свою скорлупу и не тусоваться там?

— У «Новой ЮАР» есть только одна проблема, — отвечает заводила. — Неприятно быть непатриотичным, но это правда.

— И в чем проблема? — спрашивает Хиро.

— Там нет ниггеров, жидов и косоглазых, которых можно было бы отметелить.

— Вот как? Действительно, проблема, — говорит Хиро. — Спасибо.

— За что?

— За то, что объявили свои намерения — и тем самым дали мне право это сделать.

Тут Хиро отрубает ему голову.

А что еще он может сделать? Их как минимум двенадцать. Они открыто загородили единственный выход. Они только что объявили о своих намерениях. И предположительно у них по пушке на каждого. А кроме того, когда он окажется на Плоту, такое будет случаться с ним раз в десять секунд.

Новый юаровец понятия не имеет, что его ждет, но начинает реагировать, когда Хиро замахивается катаной, и поэтому в момент обезглавливания летит назад. Это неплохо, поскольку половина его кровяного запаса извергается из шеи. Два фонтана — по одному из каждой сонной артерии. На Хиро и капли не попадает.

В Метавселенной, если вы наносите достаточно быстрый удар, клинок проходит насквозь. Здесь, в Реальности, Хиро думает, что когда клинок опустится на шею нового юаровца, его основательно встряхнет, как встряхивает иногда, когда нечаянно ударишь о землю бейсбольной битой, но он почти ничего не ощущает. Катана просто проходит сквозь шею и, продолжая опускаться, едва не застревает в стене. Хиро повезло: он, наверное, попал в щель между позвонками. Как это ни странно, часы тренировок вернулись к нему сторицей. Но он забыл поворот кистей, забыл остановить клинок — а это дурной тон.