Хасидские рассказы - Ицхок-Лейбуш Перец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нельзя…
Море теперь колышется, потом раскачается, и треснет вдруг светлое зеркало вод, и игра превратится в грозное дело, тихий шепот — в крик и шум, из морщин подымутся волны, громадные валы, что станут глотать челны и барки, как левиафан мелкую рыбешку…
— Нельзя…
И босой старик, с дрожащей седой непокрытой головой, с морщинистым, как у моря, лицом, но без фальшиво-сладкой морской улыбки, вышедши из хатки, подошел к Сатье и положил руку на его плечо:
— Взгляни!
И старик указывает на маленькую черную точку с краю неба, которую лишь рыбачье око может заметить…
— Из этой точки вырастает туча…
— Я раньше вернусь, — отвечает Сатья, — мне бы только одну рыбу поймать.
И серьезнее делается лицо его старого соседа:
— У тебя жена и дета, Сатья!
— И Бог в небе! — с надеждой отвечает тот.
Сатья нынче отправляется исполнить Его завет. Он отталкивает челн и прыгает в него.
И легко, точно перышко, носится челн по морю. А море кругом колышется, тихо и так любовно нашептывая челну сказки свои, опоясывает и окутывает его кругом окатным жемчугом своим. А старый рыбак, стоя на берегу, бормочет:
— Санта Мария, Санта Мария!
Легко носится Сатьин челн по морю — ловко выбрасывает Сатья свою сеть, и тяжелей, все тяжелей она делается. С большими усилиями вытаскивает ее Сатья в челн и находит в ней водоросли, морские звезды, но ни одной рыбины…
Старый рыбак уже давно потерял челн из виду, Сатья уже в третий раз, в четвертый закидывает сеть; нелегко ее вытащить, разные морские растения вплелись в глазки ее — но ни одной рыбы…
А море колышется, раскачивается все сильнее… А на небо уже выплыло солнце, но влажен свет его — солнце заплакано… А черная точка на небесном краю вытянулась меж тем под солнцем и надвигается на него…
Уж полдень, а Сатья все плывет и плывет, все пытает и пытает счастье…
— Господь — думает он, — не желает, чтобы я в нынешнем году исполнил его завет. Надо брать назад!
И печально делается на сердце. Он, как видно, согрешил перед Богом, и Господь не желает призреть его жертвы. Сатья твердой рукой берет весло и желает повернуть челн обратно, Но в то же мгновение что-то брызнуло ему в лицо. Сатья обернулся и видит: большая золотая рыба мечется, играя по морю, бьет хвостом по воде.
Ах! Эту рыбу он должен поймать! Эту рыбу ему Господь послал, Бог, который воззрел на печаль его, на тоску, на желание его исполнить завет.
Сатья поворачивает лодку и устремляется за рыбой…
А море уже раскачалось, волны подымаются все выше и выше… Половина солнца уже закрыта тучей; одни лишь пучки белых лучей прорываются сквозь тучу… А рыба плывет по спине волн; Сатьин челн за нею, за нею… Рыба вдруг исчезла, между нею и челном вырос вал, вздутый, нагнанный ветром…
— Обманывает, дурачит меня! — думает Сатья и снова собирается повернуть назад и плыть к берегу. Но в тот же миг волна улеглась, точно она вдруг погрузилась куда-то; вот рыба подплыла уже к самому челну, глядит на Сатью большими глазами, будто умоляя: «Возьми меня! Бери меня… Исполни завет… Пусть удостоюсь я жертвою стать твоему Богу…»
Но едва Сатья поворотил челн, как рыба пропала! Новая волна набежала меж нею и челном, и снова начинает гневаться море! Не любовную песенку поет оно теперь, оно сердится: «Экая дерзость! В такую пору плавать по мне! Ступать по моим волнам!» И, словно испугавшись моря, прячется солнце за тучей… Лишь этого, как видно, ждал ветер. Он волю почуял, ринулся с яростным ревом, хлещет, точно прутьями бьет, и все больше волнует море. Море шумит и трещит, будто тысячи басов играют в утробе его, сотни барабанов в его волнах!
— Домой! Домой! — стучит Сатьино сердце. Он собрал свои сети в челн, и крепче берется за весло; изо всех сил работает; жилы на руках его вот-вот лопнут с натуги. Как скорлупка ореха, мечется челн вверх и вниз по волнам. Мрачны небеса, яростно и темно разбушевавшееся, изломанное море. А Сатья все работает веслом — домой, домой!
Вдруг он видит: нечто плывет к нему сбоку. Человеческое тело плывет, утопленник, женщина — впереди нее носятся волосы, черные волосы — у его жены такие волосы… Из-под волос показываются белые руки — у его жены такие руки… И голос взывает: Спаси! — голос его жены… матери его детей… Она, как видно, поплыла за ним на другом челне. Она тонет, она на помощь зовет… Сатья берет вправо и направляется к телу, но море не пускает! Волны подымаются меж ними, буря ревет и воет, но и в буре слышится Сатье ее голос:
— Спаси! — Помоги!.. Сатья, спаси!..
Сатья напрягает последние силы. Вот он уж со-всем близ белого пятна. Волос уже не видать, одно лишь плывущее, набухшее платье… Сейчас, кажись достанет веслом… Но вдруг между ним и женой вырастает вал, отталкивает ее в одну сторону, челн — в другую…
— Призрак! — думает Сатья, вспоминая, что так же было и с золотою рыбой. И нехотя он бросает к берегу взор и видит, что засветились уже оконца в рыбачьих хатах!
— Вечер Судного дня! — проносится в голове Сатьи, а он выпускает из рук весло.
— Делай со мною, что хочешь, Господи! — кричит он небу. — Я в этот вечер не стану грести!..
Ветер ревет; волны кидают челн в бездны; а Сатья, опустив весло, спокойно сидит и широко открытыми глазами глядит то кверху на замкнутое небо, то вниз на кипящее, пенистое море.
— Делай со мною, что хочешь, Господи! Да исполнится воля Твоя!
Вдруг вспомнил он песню хора, поддержанную органом, и начинает напевать. Эта немая душа лишь один язык знает для молитвы Господней — песню — и он запел. А небо все чернее и мрачнее становится, волны подымаются выше и выше, все резче дует ветер… Челн кидает в гору да под гору; одна волна кидает его к другой… Одна вырвала из его рук и отбросила в сторону весло; другая набегает сзади и с открытой пастью гонится за челном… Ветер ревет, как тысяча голодных волков — и в грохоте морской бури Сатья поет свою песню без слов, мотив молитвы: «Кто успокоится и кто обречен на скитание», как пел
