Век невинности - Эдит Уортон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ачер направился к двери и его теща окликнула его: «Ньюлэнд, зайдите в гостиную и взгляните на сервировку стола. И скажите Мэй, чтобы она не очень загружала себя работой!»
Но он сделал вид, будто не расслышал ее слов, и быстро поднялся в библиотеку. Ачер посмотрел на комнату, как на чужое лицо, на котором застыла приветливая гримаса. Все здесь было разложено по полочкам и подготовлено для гостей, включая пепельницы и портсигары из кедрового дерева — для курящих джентльменов.
«К счастью, — подумал Ачер, — это долго не продлится».
Он развернулся и отправился в туалетную комнату.
Десять дней прошло с тех пор, как мадам Оленская покинула Нью-Йорк. И за все эти десять дней Ачер не получил ни одной весточки от нее, — если не считать большого запечатанного конверта, в котором она возвращала ему завернутый в папиросную бумагу ключ. Конверт был подписан ее рукой и доставлен ему в офис. Этот безапелляционный ответ на его отчаянный призыв мог быть рассмотрен, как протест против его безрассудного поведения. Но молодой человек интерпретировал его иначе. Он все еще не мог поверить, что Элен выбрала себе иную судьбу. Слабым утешением было то, что, пожелав уехать в Европу, она вовсе не собиралась возвращаться к своему мужу. А посему он мог спокойно последовать за ней. Ачер уже говорил ей о своей готовности совершить самый смелый поступок в своей жизни, и она поверила ему; он надеялся, что с учетом сложившихся обстоятельств Элен не отошлет его обратно. Вера в то, что у них с Элен есть будущее, помогла ему воспрянуть духом. Поэтому он не стал забрасывать ее письмами и настаивать на новом свидании; ни словом, ни делом он не дал ей понять, что унижен ее отказом; ему казалось, что в той молчаливой игре, которую они затеяли, все козыри находятся в его руках. Он выжидал.
За это время произошло несколько достойных внимания событий, в том числе разговор с мистером Леттерблеяром по поводу отъезда мадам Оленской в Европу. Они встретились на следующий день после возвращения мадам Оленской в Нью-Йорк. Им надлежало детально обсудить механизм передачи части солидного состояния миссис Мэнсон Мингот ее внучке, Элен Оленской. В течение нескольких часов Ачер вместе со своим пожилым партнером изучали юридическую сторону вопроса и условия предоставления Элен денежного вспомоществования. Ачера не покидало ощущение, что его пригласили заняться этим делом из каких-то особых соображений. Он надеялся рано или поздно во всем разобраться.
«Ну что ж, надеюсь, леди осознает, какой царский подарок ей делает миссис Мингот, — заметил мистер Леттерблеяр, ознакомившись до конца со всеми пунктами дарственной. — Да и те условия были не хуже».
«Не о финансовых ли предложениях ее мужа вы случайно говорите?» — холодно спросил Ачер.
Мистер Леттерблеяр удивленно приподнял свои густые брови и сказал:
«Дорогой сэр, закон есть закон; кузина вашей супруги сочеталась законным браком во Франции. Следовательно, она должна знать, как ей получить деньги, которые ей принадлежат по праву».
«Даже если она и знает, это не меняет дела…» — возразил Ачер. Мистер Леттерблеяр поднес свою фирменную авторучку к морщинистому лицу с видом старого наставника, внушающего своему подопечному, что есть случаи, которые не следует упускать.
«Дорогой сэр, не хочу возводить напраслину на графиню Оленскую, но все же… Я бы не стал играть с огнем! Обстоятельства не в ее пользу. Одним словом, дело серьезнее, и она успела многих восстановить против себя».
Мистер Леттерблеяр выдвинул ящик стола и протянул Ачеру сложенный пополам листок.
«Я тут недавно навел справки… — пояснил он, но поскольку Ачер проигнорировал эту бумагу, Леттерблеяр снова убрал ее и продолжал несколько сухо: — Ничего крамольного в этом нет, конечно. Но все ведь складывается из мелочей, не правда ли? В общем, мы добились принятия весьма мудрого решения, — решения, которое удовлетворяет всех (кроме, разумеется, графа Оленского!)»
«Да уж, мудрее не бывает!» — усмехнулся Ачер.
Двумя днями позже, во время встречи с миссис Мэнсон Мингот, его ожидало более серьезное испытание.
Пожилая леди была взвинчена до предела.
«Ты знаешь, что она меня бросила? — начала она без предисловий и продолжала, не дожидаясь ответа: — Не спрашивай, почему! Она назвала столько причин, что я не помню ни одной из них! У меня такое подозрение, что она не вынесла скуки. Так думает и Августа, и моя сноха. И я нисколько не порицаю ее за это. Оленский — конченый негодяй, не отрицаю, но совместная жизнь с ним, возможно, принесла Элен больше радости, чем с нами на Пятой Авеню. Конечно, членам нашего семейства этого не понять! Они считают, что Пятая Авеню — это рай земной с пересекающей его рю де ля Пэ. Бедняжка Элен, конечно, и не думает о том, чтобы вернуться к своему мужу. Она внутренне восстает против самой идеи воссоединения с графом Оленским. Так что она собирается осесть в Париже вместе с этой своей чудачкой Медорой… Ну, Париж — это Париж! А какие там экипажи!.. Впрочем, она и здесь старалась быть веселой, и я знаю, что мне будет ее очень не хватать».
Две скупые слезинки покатились по ее старческим щекам и исчезли на ее необъятной груди.
«Все, что мне теперь нужно, — заключила она, — это чтобы они все оставили меня в покое!»
Она подмигнула Ачеру.
Именно в тот вечер, по возвращении домой, Мэй сообщила о своем намерении устроить ужин в честь своей кузины. Имя мадам Оленской не упоминалось с момента ее бегства в Вашингтон, и Ачер взглянул на свою жену с удивлением.
«Ужин? Зачем?» — рассеянно спросил он.
Ее лицо вспыхнуло.
«Но, тебе же нравится Элен! Я думала, эта идея придется тебе по душе!» «Очень мило с твоей стороны, что ты об этом подумала, но я не вижу причины…»
«Я и в самом деле намерена это сделать, Ньюлэнд! — заявила Мэй, поднимаясь и переходя к письменному столу. — Уже и приглашения готовы. Мама поможет мне: она согласна, что это — хорошая идея».
Она смутилась и сделала паузу; на губах ее все еще играла улыбка, и Ачеру вдруг показалось, что вся ее семья стоит у нее за спиной.
«Ну, хорошо», — сказал он, пробегая невидящими глазами список гостей, который она подала ему.
Войдя в гостиную, Ачер увидел Мэй, стоявшую у камина и ворошившую угли, помещенные в честь торжественного события на специальный тигель.
Все люстры ярко горели, а орхидеи мистера Ван-дер-Лайдена были красиво аранжированы в хрустальных, фарфоровых и серебряных вазах. Гостиная миссис Ньюлэнд Ачер считалась образцовой. Позолоченные бамбуковые кашпо с примулами и цинерариями загораживали окно, из которого открывался вид на залив (люди старого поколения предпочли бы, чтобы там стояла бронзовая копия статуи Венеры Милосской). Покрытые парчой кушетки были сгруппированы вокруг столиков, заставленных серебряными статуэтками, фарфоровыми фигурками и фотографиями в цветочных рамках. Над всеми этими безделушками возвышались лампы в розовых абажурах. Они напоминали высокие пальмы, стоящие среди ярких тропических цветов.
«Сомневаюсь, что Элен когда-либо видела эту комнату ярко освещенной», — заметила Мэй и покраснела от удовольствия, не без гордости (которая в данном случае была вполне оправдана!) обводя взглядом гостиную. Медные щипцы, стоявшие у камина, упали на пол; ответ ее мужа потонул в этом дребезжащем звуке. И прежде, чем он успел поставить их на место, дворецкий объявил о том, что прибыли Ван-дер-Лайдены.
Остальные приглашенные тоже не заставили себя долго ждать: Ван-дер-Лайдены любили вовремя садиться за стол. Вскоре вся гостиная заполнилась; Ачер как раз показывал миссис Сельфридж Моррис небольшое полотно «Молчание ягнят», которое мистер Велланд подарил Мэй на Рождество, как вдруг он почувствовал чье-то присутствие рядом. Обернувшись, он увидел мадам Оленскую, стоявшую за его спиной.
Она была чересчур бледной, и на фоне ее мелового лица темные волосы казались почти черными. Возможно, эта перемена во внешности, а может быть, ее одежда и янтарные бусы, обмотанные несколько раз вокруг шеи, напомнили ему вдруг о том, как он танцевал на школьных вечерах с юной Элен Мингот, когда Медора впервые привезла ее в Нью-Йорк. Янтарные бусы отнюдь не украшали ее: скорее всего, они не подходили к ее платью. Вид у нее был просто ужасный, но он никогда не любил ее так, как в эту минуту. Их руки встретились, и ему почудилось, что она говорит ему:
«Да, завтра мы отплываем на „России“».
Но в тот момент двери хлопнули, и через секунду послышался голос Мэй.
«Ньюлэнд! Пора рассаживать гостей! Ты не поухаживаешь за Элен?»
Мадам Оленская взяла его за руку. На ее руке перчатки не было. Ачер снова вспомнил, как в тот вечер, когда они сидели у камина в маленькой гостиной на Двадцать третьей улице, он не спускал глаз с этой руки. Ему казалось, что вся красота, которая покинула ее лицо, воплотилась в этих тонких белых пальцах с округлыми суставами. Он подумал: «Если б я мог созерцать только ее руки, я все равно последовал бы за ней!»
