Девятый император - Андрей Львович Астахов

- Рана глубокая, - ответила Липка, с трудом выговаривая слова. – Плохая рана.

- Я знаю, что плохая! – Половец схватил девушку за подбородок, глянул ей в глаза. – Жить будет, спрашиваю?

* Руда – кровь

- Если заражение не начнется, - произнесла Липка.

- Так сделай, чтобы оно не началось! – Субар выпустил девушку. – Доставай свои снадобья, делай что-нибудь!

Липка не слушала разбойника. Она думала о Хейдине. Когда трое вооруженных людей ворвались в дом, она сначала даже не испугалась, а обрадовалась, что ни Хейдина, ни Заряты нет дома. Теперь же все ее мысли были об ортландце. Только он спасет ее. Только он защитит ее и Заряту от этих людей.

- Шевелись, девка! – прикрикнул Лихоня, который уже облачился к кольчугу Хейдина и сидел за столом, с аппетитом уплетая горячие пирожки. – Ходишь, как неживая.

Липка действительно все делала машинально, как во сне. Поставила в печь горшок с водой, достала из сундука новую холстину, разрезала ее на бинты. Из туесков набрала сухих трав, кореньев и прочих снадобий, чтобы приготовить отвар. Она даже не заметила, что ее нарядное платье уже забрызгано кровью Узуна. Она думала о Хейдине. Только бы Хейдин пришел поскорее. Никто не спасет, кроме него…

- Хорошее хозяйство, - сообщил вошедший в дом Анбал. – Заглянул я и в овин, и в погреб. В овине десяток овечек и коз, во дворе кур с дюжину, в амбаре сена для коней вдоволь. В погребе и солонина есть, и грибы сушеные, и зелень, и мука, и сало. Еды на десять человек хватит.

- Так и займись обедом, пока хозяйка наша раненого пользует, - распорядился Лихоня. – Пироги хороши, но и похлебка с мясом не помешала бы.

- Тогда пойду, кур поймаю, а хозяйка их ощиплет, - предложил Анбал и вышел вон.

- Субар! – Узун очнулся, застонал. Половец немедленно склонился над раненым, взял его за руку:

- Видишь, меня слышишь?

- Болит, - сказал Узун еле слышно. – Где я?

- У знахарки. Сейчас тебя полечим.

- Болит шибко!

- Ничего, пройдет, - Субар повернулся к Липке, растиравшей в ступке травы. – Шевелись быстрее, девка, не то кнут возьму!

- Не грози знахарке нашей, - посоветовал Лихоня, - не то она обидится и сородича твоего какой-нито отравой напоит.

- Не напоит! – Субар зловеще ощерил в улыбке зубы. – Слушай меня, холопка: если помрет Узун, я тебя сам к конскому хвосту привяжу и проедусь до Селигера и обратно.

Липка не отвечала. Ей было нечего ответить. Пусть себе грозятся. Девушка думала о Хейдине. Поскорее бы он пришел, выгнал бы этих…

- Не грози ей так, Субар, - Лихоня будто прочел ее мысли. – У нее, видать, мужик есть. Боевой мужик. Кольчуги такой добротной я в жисть не видал. Мыслю, боярин какой к ней любиться-миловаться ездит, а мы его нечаянно спугнули. Взгляни на нее, нарядная-то какая! Холопки в таких платьях каждый день не ходят.

- Плевать на ее мужика! – злобно ответил Субар. – Чума на него и на всю эту собачью деревню! Узуна подлечим, возьмем припасов в дорогу, и что нам потом ее мужик?

- Так ведь, девка? – Лихоня словно и не слышал слов половца. – Говори честно, боярин у тебя хахаль, или нет?

- Нет у нас тут бояр, дяденька, - сказала Липка.

- А кольчуга чья?

- Родственника моего. Он ее в прошлый приезд на хранение оставил.

Надо сбить их с толку, подумала Липка. Пусть думают, что в этом доме им ничего не грозит. Пусть успокоятся. Когда придет Хейдин, ему будет легче с ними справиться. Только он почему-то не идет. Где он, почему его до сих пор нет?

Вода в котелке закипела ключом, и Липка бросила туда готовые бинты. Всыпала в воду целебный травяной порошок. По горнице поплыл терпкий запах ароматных трав.

- Кто тебя врачевать научил, дочка? – спросил Лихоня.

- Мамка, - ответила Липка.

- А где она сейчас?

- Померла.

- Стало быть, ты сирота?

- Лучше помогите раненого раздеть, - ответила Липка.

Ей даже не пришлось ничего говорить раненому: Узун и сам понял, что процедура будет болезненная, кивнул головой – мол, лей, я стерплю.

- Рана колотая, - сказала девушка, - Шить я ее не буду. Только промою. Подержите его кто-нибудь, больно будет.

Узун завопил так, что Афанасий Жила на улице испуганно перекрестился, а Анбал упустил только что пойманную курицу. Но Липка действовала уверенно. Умело наложила повязку из прокипяченного бинта на раненое плечо. Часть отвара, разбавив водой, дала выпить Узуну.

- Если к вечеру жар сильный не поднимется, значит, быстро поправится, - сказала она, закончив перевязку.- Отвар ему еще раза три-четыре пить надобно.

- Мы здесь подождем, - сказал Субар.

- Лучше бы убраться побыстрее, - заметил Лихоня. – Как бы заступники не нашлись.

- Кто, холопы? Саблей по голове, и весь разговор. Теперь поесть бы. Эй, девка, у тебя мед есть?

Липка молча кивнула, пошла за медом. Узун успокоился, дыхание у него стало ровнее, губы перестали подергиваться; видимо, рана стала меньше болеть. Субар подошел к постели раненого, пощупал его лоб – жара не было.

- Молодец девка! – прошептал он.

Громко топая, в горницу ввалился Анбал, неся в каждой рук по курице. Он уже успел свернуть им шеи.

- Барана позже прирежу, - пообещал он. – Запасем ествы на дорогу, и в путь. Эй, девка, куры ждут, когда их ощиплют и сварят.

Липка вернулась с кухолем меда, поставила на стол. Торчин улыбался ей, а она смотрела на мертвых кур. Это были совсем молоденькие несушки, только прошлой осенью начали нестись.

- Чего смотришь? – спросил недовольно Анбал. – Ощипывай их и вари похлебку. Пузо от голода сводит.

- Не ори, лучше меду выпей, - Лихоня налил из кухоля торчину, Субару и себе. – Эх, хорошо смерды стали