Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Собственно, эта статья на данный момент – фактически единственное исследование, посвященное именно судье монгольского имперского суда. Однако И. Вашари поставил перед собой сравнительно узкую задачу, соответственно проанализировав лишь отдельные положения ярлыка о назначении эмира яргу. Мы же предпримем попытку продолжить изучение статуса судьи-яргучи на основе детального междисциплинарного анализа соответствующего ярлыка. Прежде всего мы намерены исследовать его как официальный акт, т. е. провести дипломатический анализ. Кроме того, провести формально-юридический анализ содержания акта, а также сравнительно-правовой анализ этого и других правовых актов эпохи Монгольской империи – в частности, кодификаций империи Юань и золотоордынских ярлыков. Историко-правовой подход позволит нам выявить особенности статуса яргучи в империи Чингис-хана и ее отдельных улусах с учетом сведений неюридических источников – средневековых восточных летописей и хроник, включая такие известные сочинения, как монгольская хроника первой половины XIII в. «Сокровенное сказание», сочинения персидских авторов – «История завоевателя мира» Ата-Малика Алла ад-Дина Джувейни (1260-е годы) и «Сборник летописей» Рашид ад-Дина (конец XIII – начало XIV в.), китайская династийная хроника «Юань ши» (1369 г.).
В отличие от И. Вашари, мы не стали обращаться ко всем трем образцам, поскольку, во-первых, они довольно однотипны, во-вторых, второй и третий документы в большей степени связаны с иранской спецификой, тогда как первый образец представляется более универсальным и его положения, полагаем, могут быть с большим основанием экстраполированы на другие государства Чингисидов, в которых также действовали суды-яргу. По-видимому, именно этим соображением в свое время руководствовался и Й. фон Хаммер-Пургшталь (а позднее, как отмечалось выше, и А.Ю. Якубовский), включая именно этот образец в свое сочинение, посвященное не Ирану[173], а Золотой Орде.
Признавая и уважая первенство австрийского ученого, мы сочли целесообразным привести ниже его перевод анализируемого документа, в свою очередь впервые переведя его на русский язык, что представляется небезынтересным с историографической точки зрения. Параллельно мы представляем современный русский перевод с оригинала этого документа, что позволит получить представления об отличиях в подходах германской школы XIX в. и современного отечественного востоковедения при изучении монгольского актового материала имперского периода с первой половины XIX в. по настоящее время.
Сразу обращает на себя внимание то, что перевод, выполненный Й. фон Хаммер-Пургшталем, не просто гораздо короче буквального перевода с оригинала – он еще и гораздо «суше», поскольку в нем отсутствуют «цветистые» обороты и формулировки, характерные для средневековой персидской канцелярской культуры. Можно сказать, что австрийский востоковед не перевел, а, скорее, близко к тексту передал содержание ярлыка, впрочем, сохранив смысл его основных положений. Тем не менее нет сомнений, что анализировать следует именно современный перевод.
Почему же мы вправе доверять этому тексту и имеем основания реконструировать статус судьи-яргучи на его основе? Прежде всего заслуживает доверия сам источник, в котором содержится текст ярлыка.
В условиях активного правотворчества во всех государствах Чингисидов и их преемников (каковыми, в частности, в Иране были Джалаиры) в рассматриваемую эпоху не существовало формализованных, юридически закрепленных инструкций по оформлению правовых актов, но были достаточно строгие нормы, определявшие порядок документирования [Favereau, 2005]. Эти правила в ряде случаев для удобства практики делопроизводства оформлялись в виде трактатов дидактического, литературно-художественного и справочно-информационного характера [ал-Джувайни, 1985; Roemer, 1952] (см. также: [Franger, 1997; Gabrieli, 1986]. Такие труды принадлежали к особому жанру прозаических произведений, именуемому в восточной литературе «инша» или «адаб ал-инша», и представляли собой попытки осмысления делопроизводственных процессов. Они содержали правила документирования, которые могли иллюстрироваться примерами из трудов предшественников или же архивных материалов. При этом нельзя не обратить внимания на то, что их составители редко приводят полный текст документов; убирая шаблонные элементы акта, акцентируют внимание на структуре и способах их оформления, в частности на какой бумаге следовало писать письма, какими чернилами и проч. [Фаверо, 2018, с. 52–53].
В период правления Хулагуидов в Иране, при ильхане Газане (1295–1304) был подготовлен сборник «Канун ал-умур» («Деловой канон»), в котором были представлены типовые документные формы [Рашид ад-Дин, 1946, с. 277; Spuler, 1955, S. 290–291]. Делопроизводители (мунши, катибы, бахши и др.) были обязаны оформлять документы в соответствии с этими образцами, а в случае нестандартной ситуации предусматривалась особая процедура включения новых образцов в «Деловой канон».
Образцы ярлыков, приводимые Мухаммедом б. Хиндушахом Нахчивани, отражают юридическую технику в государстве Хулагуидов и Джалаиров. Автор «Дастур ал-катиб» дает разъяснения по поводу оформления нормативных документов, он пишет о средствах и приемах, при помощи которых обеспечивается юридическое содержание нормативных актов, приводит образцы их словесно-документального изложения, демонстрирует формуляр ярлыка, характерный для официальных актов, исходящих от публичной власти.
У документов, издаваемых в канцеляриях Чингисидов и продолжателей их традиций – Джалаиров, были соответствующие реквизиты в современном документоведческом понимании (например, текст документа, дата, место его составления или издания, оттиск печати). С правовой точки зрения документы имели содержательную часть, в письменном виде выражающую нормы права или индивидуальные предписания, и реквизиты, которые были необходимы для идентификации документа и придания ему юридической силы (место издания, оттиск печати и др.).
Официальный персоязычный документ начинался инвокацией на арабском языке [Fekete, 1977, S. 26]. Далее следовали инскрипция и промульгация. В аренге (преамбуле), как правило, приводились моральные и религиозные мотивы принятия документа [Busse, 1991, p. 309]. После аренги следовала наррация, в которой излагались обстоятельства дела, предшествующие совершению акта. В разбираемом нами образце ярлыка здесь впервые появляется имя и титул назначаемого лица – эмир Баян. Сущность документа – в данном случае распоряжение о назначении эмира Баяна на должность яргучи – выражала диспозиция. В актах о назначении на ту или иную должность в диспозитивной части, как правило, добавлялись предписание, запреты или ограничения для адресата или должностных лиц (адхортация, прескрипция), что мы можем видеть и в анализируемом ярлыке.
Традиционный документ персидских канцелярий заканчивался фразой, в которой делалась ссылка на печать (корроборация) и проставлялась дата [Busse, 1991, р. 310]. В индивидуальном формуляре разбираемого ярлыка они отсутствуют. Рашид ад-Дин обозначает конечный протокол условного формуляра документа следующим образом: «Указ написан в таком-то месяце, такого-то года, в таком-то месте» [Рашид ад-Дин, 1946, с. 285]. При Чингисидах в персидскую делопроизводственную практику внедряется тюрко-монгольский календарь [Vásáry, 2016b, p. 150], сохранявшийся в делопроизводстве Ирана до первой трети ХХ в. До конца XV – начала XVI в. справа под текстом и перпендикулярно ему указывалось имя секретаря и других должностных лиц, участвовавших в подготовке документа [Busse, 1991, p. 310].
В соответствии с нормами, установленными еще во времена Хулагуидов, в обязанности бахши входил перевод персидских документов, адресованных кочевому населению Ирана, на монгольский или тюркский язык [Fragner, 1997, p. 757]. Эти документы имели свойственный чингисидским
