Жестокая реальность - Александр Марков

На шахматной доске становилось все свободнее.

Рингартен уловил какое-то движение рядом с собой, его руки инстинктивно вскинулись вверх, закрывая автоматом лицо. Руки прогнулись, автомат едва не врезался в переносицу, остановившись в нескольких миллиметрах от нее. Рингартен понял, что сумел отбить удар тесака, который оставил на прикладе зарубку. Снайперы на своих ружьях обычно помечают так каждый удачный выстрел. На плечах немца были лейтенантские погоны. Он немного наклонился вперед, словно давая их получше рассмотреть. Рингартен ударил его прикладом автомата, словно отмахивался от назойливого насекомого. Приклад врезался в левую скулу немца, с противным чавканьем раздробил ему кость и отбросил в сторону. Эрих выпустил тесак, растопырил руки, точно хотел что-то поймать. Его пальцы наткнулись на ствол дерева, а потом он врезался в него правой скулой. Этот удар был не таким сильным, как удар прикладом, но все равно немца опять отбросило. Он зашатался, его глаза начали закатываться, а ноги подогнулись, и он сел на корточки, одновременно полуобернувшись, и из-за этого спина его уперлась в ствол дерева.

Рингартен проскользнул мимо него, даже не посмотрев на то, как немец падает.

Игорь перемахнул через мертвое, как ему казалось, тело немца, но тот был еще жив и неожиданно попробовал ухватить штурмовика за ногу. Пальцы соскользнули с ботинка, рука сорвалась и замерла. Рингартена немного развернуло, он приземлился на одну ногу, сделал по инерции пару шагов и наткнулся животом прямо на приклад. Удар заставил его согнуться в поклоне. Игорь хватал ртом воздух, но легкие словно закупорились, в них попадали только капли. Ему на голову обрушилась каменная глыба. Он припал на одно колено, но тут же поднял голову и попытался встать на ноги. Автомат он выронил - этот момент как-то ускользнул от его сознания, и Рингартен вдруг понял, что ему нечем защититься от кинжала, который приближался к его лицу. На его лезвии блестели отблески солнца. Рингартен закрыл лицо ладонью, словно его глазам мешал яркий свет. Он даже не мог уклониться. У него болела шея, и он не мог ею двинуть, словно голову насадили на кол. Металл пронзил ладонь насквозь, но до лица так и не добрался, остановившись примерно в пяти сантиметрах от щеки. Вспышка боли вернула Рингартену угасающее сознание и разогнала сгущающиеся перед глазами сумерки. Игоря толкнуло назад, и он стал заваливаться на спину, увлекая следом за собой немца, который так и не смог вытащить кинжал из ладони штурмовика. Немец скрежетал зубами, вертел рукоятку, из-за этого рана становилась все больше, но вытянуть лезвие никак не мог. Оно не было зазубренным, но, тем не менее, застряло, зацепилось то ли за кости, то ли за сухожилия. Что-то впилось Рингартену в спину, но это были только сломанные ветки. Они не проткнули даже одежду и только слегка, через ткань, поцарапали кожу.

Наконец немец выдернул кинжал. Для этого ему пришлось упереться коленями в грудь штурмовика и сильно потянуть на себя. Безумные глаза самокатчика искали место для нового удара, рука заносила над головой кинжал. С лезвия капала кровь, она падала и на немца, и на Рингартена. Когда самокатчик стал опускать лезвие, штурмовик попытался перехватить его запястье, но промахнулся и лишь еще больше забрызгал немца своей кровью. Она выплеснулась фонтаном из раны. Рингартен успел подумать, что его кровь сделалась похожей на серную кислоту, потому что она мгновенно прожгла в груди самокатчика дырки, да еще отбросила его далеко назад. Но его сознание уже помутилось. Перед глазами плавал белесый туман, а в ушах грохотал водопад. Игорь не слышал выстрелов. Тем более он не мог уже увидеть и почувствовать, как возле него появился Мазуров.

Тот, кто играл русскими, действовал не по правилам. Он ввел в сражение еще несколько дополнительных фигур. Но, возможно, это пешки стали ферзями.

Траву вытоптали, кустарник поломали, на листьях осела кровь. Воздух, переполненный испарениями свежей крови, стал кисловатым на вкус.

Сражение закончилось. Бинтуя Рингартену руку, Мазуров смотрел, как штурмовики оказывают помощь оставшимся в живых драгунам. Их было восемь. Все они в той или иной степени были ранены.

Глава пятнадцатая

Один из драгун, сидя на корточках, судорожными глотками пил воду из металлической фляжки. Он запрокинул голову, присосался губами к горлышку и все никак не мог от него оторваться. Наконец он утолил жажду, а остатки воды решил вылить себе на лицо. Воды осталось только несколько капель. Драгун разочарованно опустил руки и осмотрелся, словно искал сочувствия.

Наблюдавший за драгуном Мазуров уже отстегнул от пояса свою фляжку, примерно наполовину заполненную водой, и как только его глаза встретились с глазами драгуна, сказал: "Лови", - и бросил фляжку. Драгун цепко схватил ее, на лице его засияла улыбка, как у ребенка, получившего подарок, о котором мечтал целый год. Он быстро отвернул крышку и плеснул водой на лицо. У него немного затекли мышцы, поднимаясь, он покачнулся. Одно мгновение казалось, что драгун снова сядет, но, сделав последний рывок, он оказался на ногах.

У них опять не было времени для того, чтобы вырыть хотя бы одну яму и похоронить мертвых товарищей. Миклашевского и Рогоколя. Штурмовиков осталось шестеро. Возможно, когда-нибудь они вернуться сюда, и если правительство не даст денег, то соберут их сами - те, кто к тому времени все еще будет жив, и поставят здесь памятник или хотя бы камень. Этим они искупят часть своих грехов перед друзьями, а пока они сложили их рядом, точно мертвые, оказавшись вместе, смогут прогнать зверей, которых привлечет сюда запах крови.

- Кто вы? - спросил Селиванов, подходя к Мазурову.

Поручик слегка припадал на ногу и после каждого шага крепко сжимал челюсти, чтобы не застонать, поэтому говорить мог только когда останавливался, да и то эта речь напоминала речь человека, страдающего одышкой, а слова выталкивались из горла вместе с воздухом. У них на двоих с Мазуровым было только две целых ноги.

- Капитан Мазуров, специальный отряд, - он мог делиться информацией только в определенных дозах. Вглядываясь в уставшее и от этого очень спокойное лицо драгунского офицера, он хотел бы рассказать ему все. - Мы летели на том аэроплане.

- Да, вы не пилоты. Я понял это, - слова казались конфетками-тянучками. Гласные буквы звучали в них чуть больше положенного. - Поручик Селиванов.

Он не стал расспрашивать Мазурова, зная, что тот просто не имеет права отвечать.

Вернулся разъезд драгун. Пока все было тихо, но ощущение надвигающейся беды витало в воздухе. Предчувствие редко подводило их, потому что ошибиться во второй раз многим просто не представлялось возможности.