Жестокая реальность - Александр Марков

Услышав тарахтение двигателя аэроплана, Мазуров придержал коня, поднял руку ладонью вперед, делая остальным знак остановиться.

Песни птиц можно было записывать на граммофонную пластинку, а потом продавать. Они имели бы грандиозный успех, ведь мало что так же успокаивает нервы. Странно, что еще никому не пришло в голову заняться этим, особенно если учесть, что в этом случае не нужно платить гонорар ни композитору, ни исполнителю.

Теперь тарахтение двигателей стало более отчетливым. Оно вспугивало тишину, и та в страхе пряталась во мхах, забиралась в гнилые пни. Тишина трескалась, как хрустальные бокалы. Вернуть ее обратно было уже слишком сложно, потому что барабанные перепонки теряли чувствительность. Лес начинал вибрировать. Так дрожит стеклянный стакан на столе, когда неподалеку проносится товарный поезд. После него еще долго остается ощущение дискомфорта.

Кроны деревьев надежно защищали их. Человеческий взгляд не мог пробраться сквозь листву. Но лучше не рисковать. Драгуны и штурмовики остановились, опасаясь, что пилот аэроплана сумет уловить движение на земле и вернется проверить, что же он увидел. На всякий случай они скинули с плеч винтовки и автоматы, медленно сняли с предохранителей, взвели затворы. Эти звуки показались им громкими, но, конечно, он не шел ни в какое сравнение с шумом работающих двигателей, скорее всего, даже если они станут кричать, пилот все равно не услышит. Он разберет только хлопок выстрела. Особенно если пуля угодит в него.

Драгуны успокаивали коней, поглаживая им шеи. Кони волновались, переступали с ноги на ногу, тихо фыркали.

Мазуров втянул голову в плечи, когда огромная птица закрыла своей тенью часть небес. Она пронеслась, как призрак, но Мазуров успел увидеть кусок ее крыла. Там был нарисован не крест, а сине-бело-красный круг Антанты.

Капитан посмотрел по сторонам. Ему хотелось протереть глаза, чтобы увидеть наконец-то, что происходило на самом деле, а не было плодом его воображения. Но все сомнения развеял Рингартен. Или его тоже околдовали? Хотя поверить в это было еще труднее.

- Похоже, это был наш аэроплан.

Правильно. Откуда здесь взяться французскому или британскому аэроплану, а уж немцы рисовать на своих знаки Антанты не будут. Но смысл фразы сводился к совсем другому. Рингартен спрашивал, что делать дальше.

Кричать и прыгать, как это делают потерпевшие кораблекрушение моряки, завидев вдали парус? Что же еще? Аэроплан мог оказаться всего лишь разведчиком. Но это не давало объяснения тому, почему он летел так низко. Ищут их? Но как сообщить о себе пилоту? Если броситься следом за аэропланом, пытаясь побыстрее выбраться на открытое пространство, то в лучшем случае можно увидеть его хвост, а в худшем - пустое небо.

Мазуров спрыгнул с коня, одним движением перебросив через круп ноги, будто это было гимнастическое бревно, а он уже закончил выступление. Но приземление ему не удалось. Оно было жестким. Мазуров едва не подвернул ногу, а боль отдалась в коленной чашечке.

- Рацию, - прошипел Мазуров.

Он все еще всматривался в небо, словно от его взгляда там мог опять возникнуть аэроплан. Он присел на корточки. Это была не очень удобная поза. Долго в ней находиться тяжело. Но Мазуров полагал, что сумеет связаться с авиабазой быстрее, чем затекут его мышцы и он перестанет чувствовать ноги.

Рация была устаревшей модели. Подобная конструкция считалась верхом совершенства три года назад, а теперь годилась разве что на свалку. Радиус ее действия лишь немногим превосходил расстояние до базы. Если с ней удастся установить связь, то звук будет очень тихим, и любые внешние помехи могут его заглушить. У военного ведомства как всегда не нашлось средств заменить ее на более современную модель. Но драгун она вполне устраивала.

Мазуров разложил рацию на земле, похожий на путника, который решил перекусить, снял с плеч мешок и теперь хочет достать из него еду: хлеб, помидоры, сыр и фляжку с разбавленным вином, - все, что положила туда заботливая хозяйка.

Капитан открыл кожух, включил настройку, надел наушники, левой ладонью прижал их покрепче к уху и медленно завертел колесиком, как взломщик, который ждет, когда же наконец щелкнет кодовый замок сейфа, обозначив первую из цифр нужной комбинации. Лампы нагревались, потрескивая, как сухие поленья в костре. Только не было искр и совсем мало тепла. На той волне, на которой обычно переговаривались русские пилоты, тишину нарушали лишь статические помехи.

Все спешились, но стояли в стороне от Мазурова, словно тот был зачумленный.

Настройка рации требовала предельной аккуратности. Любая, даже самая незначительная ошибка могла свести на нет все старания. У Мазурова начали болеть пальцы, подушечки на них припухли, стали терять чувствительность, и ему пришлось чуть крепче сжать колесико.

Он словно подслушивал чужой разговор, ждал того момента, когда можно вставить свою реплику, но слышал пока только потрескивание. Ждать, что, находясь в тылу противника, пилот станет нарушать радиомолчание и тем самым раскрывать себя без очень веских на то причин, конечно, не приходилось.

Мазурову казалось, что он превратился в заводного солдатика, а маленький ребенок играет с ним. Забавляясь, он смотрит, как солдатик выбирается из сложных ситуаций. Стоит покончить с одной напастью, как ребенок придумывает другую, но если он видит, что с новой бедой солдатику не совладать, то помогает ему. Это означает, что в итоге операция будет успешной, если, конечно, раньше она не надоест ребенку и он не бросит игру...

Треск в ушах раздражал его. Если он еще какое-то время будет его слушать, то обязательно оглохнет.

- Борт Б, говорит борт А. Вижу два немецких грузовика с пехотой. Атакую. Транспорт разбит. Был бой. Группы нет. Видимо они в лесу. Как понял? Прием.

- Тебя понял. Нужна помощь?

- Пока нет. Справлюсь сам.

Руки Мазурова задрожали, лоб покрылся испариной, и вспотели волосы под шапкой.

- Борт А, вызывает группа. Прием.

Он посмотрел в ту сторону, куда улетел аэроплан, словно это могло помочь установить с ним контакт. Ему пришлось повторить эту фразу три раза. Он стал уже беспокоиться, но отчаяния еще не чувствовал, да и сердце билось неожиданно ровно.

- Говорит борт А. Рад слышать вас. Где вы?

- Борт А. Я видел вас две минуты назад. Мои координаты...

- Понял вас. Не могу долго говорить. Борт Б, ответьте группе.

И сразу в разговор ввязался еще один голос.

- Борт Б вызывает группу. Прием.

- Группа слушает.

- Как ваши дела?

- Добыча с нами. Нас шестеро, плюс восемь разведчиков, из них двое тяжелораненые. Забрать надо нас, добычу и раненых. Как понял? Прием.