Помилованные бедой - Эльмира Нетесова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Помощь часто запаздывает. Она как счастье по лотерее. Сотню обойдет, одному достанется…
— Вот тут ты верно подметил. Я тоже не думал выжить, а меня за шкирняк сколько раз в житуху возвращали. Так ни разу никто и не спросил, а нужна ли она мне?
— Это ты про жизнь?
— Ну да!
— Зря ее так полощешь! Ты воевал, а я без войны нахлебался горя. Тоже всякое лезло в голову. Устал от бед. И вот однажды сидим под мостом вместе с нищими, там теплее было, горел костер, я и ляпни, мол, так сдохнуть охота. А старик нищий посадил меня на колено и сказал тихо: «Пока мал, глупое тебе прощается. Но, слышь, вдругорядь не повтори, ухи вырву! Ты хочь и дите, а все ж мужик! Негоже нам смерть себе кликать и спешить к ей! Про жисть заботься. Об ей пекись и проси ее! А коль устал, гнилое ты семя!» С тех пор боюсь таких разговоров. Нищий добавил, кто смерть зовет, тот счастье от себя отпугивает. Да и негоже мужику хныкать. Дышать надо на полную катушку! Пока мы, мужики, живем на свете, шарик крутится.
— Прикольный ты, братан! Я думал, никогда меня не простишь. И костерил себя последними словами. Ведь ты для меня как та девчушка с куклой! А я своими руками чуть не угробил тебя! Прости! Козел я!
— Хватит меня жалеть, совсем в соплях утопил! За всю жизнь столько извинений не слышал. А то и загонориться могу! — рассмеялся Эдик. Олег предложил ему помощь и старательно вымыл полы в коридоре. Все двери палат и кабинетов протерли от пыли. Проверили порядок в палатах, подмели прогулочный дворик.
— А ты с кем живешь? Есть своя семья? — спросил Олег санитара.
— Куда мне семью? Я здесь, потому что от армии откосил! — сказал Эдик.
— Почему? Чего военки испугался?
— А на хрена она мне сдалась? Не терплю приказов и команд. Военка что есть? Жить и подыхать по чьей-то прихоти? А еще эта дедовщина! Мало из-за нее наших пацанов покалечено? А сколько убитых? Все случайности? Я не хочу попасть в число погибших при несении воинской службы. Хоть и оплакивать особо некому, самого себя жалеть пока не разучился.
— Нет, братан! Настоящий мужик должен отслужить в армии, чтоб самого себя человеком считать!
— Вот бубен! Ну что с тобой армия утворила?
— Это война!
— Спасибо! Мне что Афган, что Чечня — все по барабану! На хрена они мне сдались? Мне и в своем городе неплохо! Вот закончится альтернатива, найду место посытней, устроюсь и буду дышать клево! И ни один идиот не укажет, какую дырку мне нужно заткнуть своей единственной башкой! Она, может, и не очень умная, но моя, одна, вторую никто не подарит.
— Разные мы с тобой, — вздохнул Олег.
— И что с того? Ты своим умом живешь, а я своей судьбой доволен, — усмехался Эдик.
Они оба не заметили, как вошел во двор Бронников и, увидев их вдвоем, довольно улыбнулся. По тихому разговору и лицам понял: парни помирились, спокойно общаются, им не следует мешать.
Юрий Гаврилович еще неделю назад собирался позвонить Петровичу и сказать, что Олег Долгополов уже уверенно пошел на поправку и ему можно увидеться с друзьями. Бронников набрал номер телефона.
— …Я давно о том знаю. Он не просто на поправку, а давно вылечился. Но ты, как всегда, страхуешься.
— Петрович! Кому из нас лучше известно состояние больного? Тебе или мне?
— Раз он не лежит на столе в моей фирме и тем более не сидит у тебя в клетке, значит, он здоров!
— Погоди! А с каких пор морг стал фирмой называться? — изумился Бронников.
— Как ты безнадежно отстал! Ты попроси своих внуков, чтоб они вывели тебя в город на экскурсию! Сейчас каждый магазин имеет имя, свое название, даже аптеки!
— Это я знаю! Но при чем тут морг? Какой фирмой он может быть?
— Обычной, с красивым названием «Тишина». Предлагались, конечно, и другие, более экзотические.
— Экзотику в морг? Да вы что, сдвинулись?
— Ну, ты дремучий! Смотри на жизнь веселее! Вот новые русские предложили назвать мое заведение «Всадник без головы». Но это уже было. Потом, здесь появляются и наездницы. Нельзя же их обходить вниманием. Вот тогда и посыпались предложения со всех сторон, такие, что никто ни за что не согласится даже перейти через порог.
— Выходит, и нам свою больницу надо назвать как-то?
— Давно пора! Правда, твое заведение по городу имеет много названий, в основном кликух. Нуда не стану перечислять их. А то ты до конца жизни здороваться не будешь, как истинный псих!
— Скажи, ты приходил в мое отсутствие? — спросил Бронников.
— С чего взял? Я еще не скучаю по дурдому.
— Откуда знаешь, что Олегу легче и он пошел на поправку? Я о том никому не говорил!
— Юрка! Ты наивный! Мне твой Долгополов что спит, что тащится! Какая разница, что с ним, пока он не мой клиент? Но если помнишь, говорил тебе о его сослуживцах, так они нашли своего братана и уже три раза навестили. Довольны друг другом до обморока.
— Но как их пропустила вахта?
— Эти — никогда не разрешили б! Потому твою крепость штурмовали сзади! Да ты видел бы орлов, что это отмочили! Они не отступают.
— Но там же санитары, медсестры, дежурные врачи! Как их пропустили?
— Они стучали ему в окно, он выходил во двор. Там есть скамейка, они подолгу говорили. А вместо Олега под одеялом лежало свернутое одеяло соседа. Вот и все. Мне ребята рассказывали. Только ты там своих не гоняй.
— Тогда какой смысл мне держать его, если он нарушает мои предписания?
— Юр! Успокойся. Не устраивай шухер из ничего. Я поделился с тобой, а ты теперь своим истерику закатишь. А я окажусь крайним, виноватым во всем. Уж лучше б не делился с психопатом!
— Ладно! Успокойся! Не засвечу. Но мать Долгополова сегодня приглашу. Пусть увидятся, пора! И если есть у них условия, через недельку пусть забирают Олега.
— Ага! Недельку станут ждать! Сегодня уволокут домой! И спрашивать не станут. Ты сам отец! Поставь себя на их место!
— Долечить надо парня. Зачем так торопиться? Не отпущу раньше времени!
— Юрка! Ты просто вспомни свою мать. И эту пощади, поимей к ней сердце. Она слишком много выстрадала!
— Лень! Петрович! Не уговаривай. Это твоих можно хоть сразу отдавать родне! Вскрыл, заглянул, заштопал — и готов! А я души лечу.
— Свою сначала отогрей! Потом уж помогать берись! — буркнул Петрович недовольно. И, увидев в дверях клиентов, сказал им: — Проходите!
— Это ты мне? — услышал голос Бронникова в трубке.
— Ага! Только гроб не забудь прихватить себе. — Петрович поспешил положить трубку на рычаг. Но все ж успел услышать злое:
— Ох и ощиплю тебя, облезлый ворон! Попадешься ты мне на пути…
Петрович, как когда-то в детстве, свернул Юрке в ответ фигу, но, устыдившись вошедших, мигом сунул руку в карман.
Бронников после разговора с Сидоровым придирчиво проверил палаты, посты дежурных. Заглянул в журнал медсестры — все в порядке. Палаты сверкают. Петухов осматривает больных — кивнул коротко и снова повернулся к старику. В женском корпусе и вовсе тихо. Таисия Тимофеевна заполняет журнал. За окном утро, а женщина так и не выключила настольную лампу. Плохо видеть стала, но молчит. Ох как не хочется ей на пенсию. До слез обидно остаться одной, не нужной никому.
— Тая, как дежурство прошло? — осторожно тронул за плечо.
— Спокойно. Без единого крика. Повезло.
— Давай чайку попьем, — предложил врачихе.
— Сейчас. Мне три строчки осталось! — Дописала и, встав из-за стола, подошла к главврачу.
— Тая, как твои старушки — две последние? Не очень дергали? Иль были приступы?
— Миновало. Сидят по разным углам. Сами себя развлекают. Если одна плачет, вторая частушки поет. Бывает совпадение желаний. Обе поют. Только песни разные, — улыбалась Таисия Тимофеевна. Одна «Камаринскую» любит. Сама себе припевает, хлопает в ладоши и приплясывает. Вторая о неразделенной любви, эдак жалобно, с подвыванием. Видно, не везло бабульке основательно. Иногда бранятся.
— Друг с другом?
— Нет! В разные стороны смотрят. И кулаками грозят углам, стенам, потолку. Наверное, у них куча внуков. Велят им с чердаков слезть. И невесток грязью поливают…
— Просветы были? — спросил Юрий Гаврилович.
— Одна, которая моложе, плакала втихомолку. Пыталась с ней поговорить, кулаком замахнулась и послала в задницу. Я ушла…
— По адресу?
— Юрка, не хулигань!
— Ну а вторая что преподнесла?
— Помочилась в тапки, потом давай этим руки мыть. На пол налила лужу и в ней отплясывала. Халат на голову задрала, от дождя голову прятала и все кричала: «Ой, бабоньки, вся наскрозь обмочилася! От транды до макушки сухой нитки нет!»
— Бедная! Такое сокровище подпортила! Другие на ленты эту штуку распускают, у этой даже ниток не осталось! — хохотал Бронников.
— Зато поели обе очень хорошо. Ничего после себя не оставили.
— Это ты в каком смысле?