Экзорцисты - Джон Сирлз

– Спасибо, что приехал, – сказала я Дереку. – У меня есть немного денег за бензин, и если…

Он поднял руку, лишенную нескольких пальцев.

– Все в порядке. Я очень рад, что ты позвонила, Сильви. И если тебе потребуется моя помощь в будущем, звони без колебаний.

Я сказала, что так и сделаю, потянулась к дверной ручке и вспомнила, как он обнял меня в прошлый раз, как его щетина коснулась моей щеки, а меня окутал его теплый земной запах. «Быть может, он снова так сделает», – подумала я, но момент не повторился. Наверное, из-за четырех лет, которые нас разделяли, решила я. Так что я распахнула дверь и вышла, а вырезка из газеты, лежавшая у меня на коленях, соскользнула на землю. Я наклонилась и подняла ее.

– Что это такое?

– О, еще одна вещь, которую я хотел тебе показать. Статья о том, что произошло после того ужасного несчастного случая, когда я лишился пальцев.

Я посмотрела на заголовок, какая-то часть моего сознания ожидала увидеть там имя Альберта Линча, ведь теперь я обращала внимание только на статьи о нем. Однако на этот раз я прочитала: ПОЛ ПРОВАЛИЛСЯ, ДЕСЯТКИ ПОДРОСТКОВ ПОСТРАДАЛИ.

– Ты можешь оставить ее себе, – сказал мне Дерек. – Я хотел бы навсегда забыть ту пьянку. Но, как я тебе говорил, здесь это произвело большое впечат-ление.

Я засунула вырезку в карман и еще раз поблагодарила Дерека. Он включил дальний свет, подождал, когда я дойду до дома, и только после этого выехал на улицу. Он несколько раз погудел мне на прощание, а я, в ответ, включила свет над крыльцом.

После того как он уехал, я поднялась наверх, пере-оделась, помылась и вернулась на кухню. Роуз восстановила запас фруктового мороженого, но я от него устала. Очевидно, она выбросила все, что испекла Эмили Санино, потому что я ничего не нашла ни на крыльце, ни на кухонной стойке.

Я решила, что обойдусь без обеда, и осталась стоять возле кухонного стола, чтобы прочитать статью, которую принес мне Дерек. Там подтверждалось все, что он рассказал про несчастный случай и то, как он потерял пальцы. Статью сопровождали две фотографии. На одной были засняты обломки рухнувшего перекрытия, перевернутый гриль и сломанные стулья. На другой – лужайка с лежащими подростками, за некоторыми ухаживали врачи «Скорой помощи», несколько человек стояли чуть в стороне – они не пострадали.

Я собралась отложить вырезку, но в последний момент вспомнила, что Дерек говорил про Роуз – оказывается, она также была на той вечеринке. Я провела пальцем по фотографии, как делала это в его выпускном альбоме, и почти сразу нашла Роуз, стоявшую с застывшим лицом в толпе. Некоторое время я смотрела на черно-белый снимок и лишь затем обратила внимание на того, кто стоял рядом с ней.

Должно быть, я смотрела на фотографию минут десять, прежде чем отложила вырезку в сторону и подошла к шкафчику под раковиной. Когда я его распахнула, мусорное ведро оказалось пустым, в нем лежал чистый мешок. Я закрыла дверцу и снова посмотрела на вырезку, провела пальцем по людям в толпе, пока он не остановился на том же месте. На этот раз, положив вырезку, я направилась к входной двери, вышла на лунный свет и направилась к мусорным бакам, которые сестра оттащила на улицу.

В Рехоботе я подняла крышку и пальцами порвала мешок. Здесь я поступила так же. И вновь почувствовала запахи гниения, засунув руку внутрь. Мои пальцы натыкались на липкие обертки от мороженого, смятые бумажные салфетки и бутылки из-под содовой. Покончив с первым мешком, я взялась за следующий. Работа не была тяжелой, но я начала задыхаться.

Наконец я нащупала то, что искала: узкие, как петарды, с чем-то вроде фитилька на конце, затупившиеся и хрупкие. И вскоре после того, как я нашла первый такой предмет, стали появляться и остальные. Как бешеный енот, я перевернула бак, опустилась на колени и стала выискивать их среди салфеток и бумаг. А когда нашла все – двадцать пять тонких розовых свечек, – я подняла их в темноте. И хотя все они давно погасли, это не имело значения.

Мне вдруг показалось, что они озаряли мой путь, когда я вошла в церковь в тот снежный вечер прошлой зимы, потому что я поняла, кого там видела. Наконец я знала.

Аварийные выходы

Могу я отнять у тебя несколько секунд? Я не хочу мешать… Сильви? Каждую ночь мне снится один и тот же сон… Когда я говорю, что он одновременно хороший и плохой, я имею в виду, что начинается он хорошо – мама показывает мне аварийные выходы, объясняет про освещенный проход между рядами и кислородные маски, которые падают с потолка, – но потом сон становится плохим. Так всегда бывает в жизни, во всяком случае, в моей. Наверное, так будут развиваться события и во время моего пребывания с тобой и твоей семьей – хотя мне этого совсем не хочется… Мое желание состоит в том, чтобы все шло хорошо. Чтобы мы остались друзьями, Сильви, всегда и навсегда…

Даже самые страшные снежные бури начинаются с нескольких снежинок, медленно падающих с неба. Так произошло и с этими простыми словами – благодарю вас, – произнесенными Абигейл после того, как она забралась в постель Роуз и крепко зажмурила глаза: невинные мгновения перед тем, что случилось потом.

Но мне не следует говорить о снежных бурях, пока не стоит. Все еще продолжалось лето, самое солнечное и жаркое из всех на моей памяти. Как ни странно, несмотря на то что сестра уехала из нашего дома, а ее место заняла Абигейл, то было самое счастливое лето в моей жизни, последнее лето, когда мои родители были живы.

Когда на следующее утро отец вернулся домой, он привез пустой чемодан, которым пользовались мы с Роуз.

– Он ей больше не потребуется, – сказал он маме, когда она встретила его в дверях. – Всякий раз, когда она будет его видеть, у нее станут возникать мысли о том, как бы поскорее покинуть школу.

Это не он придумал: такова система, принятая в школе Святой Иулии, объяснил отец. Согласно их правилам родным запрещается навещать новых учениц в течение первых девяноста дней, чтобы они забыли о своей прежней жизни и привыкли к новому окружению, жестким правилам, жесткой иерархии ценностей и дисциплинарному кодексу, который необходимо неуклонно соблюдать. Вот и все, что он рассказал о моей сестре, а потом мама поведала ему о событиях, произошедших здесь после его отъезда, и о самом главном – появлении Альберта Линча с дочерью и что она осталась у нас.

– У нас? – спросил отец. – Внизу?

– Нет, – ответила ему мама. – Идем со мной, Сильвестр, я тебе покажу.

Мама закрыла дверь спальни Роуз еще вчера, и с тех пор Абигейл не выходила и никто туда не входил – насколько мне это было известно. Я решила, что отец сразу все изменит, а когда увидела, что он оставил чемодан внизу, принесла его на второй этаж, чтобы узнать, чем закончится дело. Когда я поднялась наверх, мои родители уже закрывали за собой дверь спальни Роуз. Отец подошел ко мне, забрал чемодан и обнял меня.

– Ты не против, солнышко, если наша гостья поживет в комнате твоей сестры еще немного?

– Гостья? – не удержалась я.

– Да, Сильви. Ты не станешь возражать, если Абигейл будет жить в комнате твоей сестры, пока она остается здесь?

– А как же уголок, который ты приготовил в подвале? Я думала…

– Ты думала, что там все готово. Я знаю. Как и твоя мама. Но после стольких лет работы мой маленький проект застопорился. Во-первых, там нет электричества. И не самая лучшая мебель, за исключением кровати и старого туалетного столика. И хотя никто не приглашал нашу гостью в комнату Роуз, теперь она там, так что будет разумно ее не трогать. Во всяком случае, несколько ближайших ночей.

Подвал был вполне подходящим местом для других людей, которых преследовали призраки и которые приходили в наш дом, хотела я сказать. Но оставила свое мнение при себе, ведь я прекрасно знала, какого ответа от меня ждут, – как всегда. И, хотя я чувствовала вину перед сестрой, моих возражений они не услышали.

В последующие дни это едва ли имело значение. Если я поднималась на второй этаж, то оставалась в своей комнате за закрытой дверью. Я ни разу не видела Абигейл. Если она и пользовалась ванной комнатой или спускалась на кухню, мне она на глаза не попадалась.

Тем не менее в доме царило спокойствие. Мои родители входили и выходили из комнаты Роуз так незаметно, словно посещали исповедальню. Ранним утром из-за стенки до меня доносился тихий голос молящейся мамы. По вечерам она читала Библию. Но еще чаще я слышала один и тот же отрывок из «Послания к Филиппийцам», который знала наизусть; если Абигейл его слушала, то и она должна была его выучить:

Не заботьтесь ни о чем, но всегда в молитве и прошении с благодарением открывайте свои желания пред Богом, и мир Божий, который превыше всякого ума, соблюдет сердца ваши и помышления ваши во Христе Иисусе.