Сохрани мою речь навсегда… Стихотворения. Проза (сборник) - Осип Мандельштам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Encyclica
[2]
Есть обитаемая духомСвобода – избранных удел.Орлиным зреньем, дивным слухомСвященник римский уцелел.
И голубь не боится грома,Которым церковь говорит;В апостольском созвучьи: Roma!Он только сердце веселит.
Я повторяю это имяПод вечным куполом небес,Хоть говоривший мне о РимеВ священном сумраке исчез!
Сентябрь 1914Посох
Посох мой, моя свобода –Сердцевина бытия,Скоро ль истиной народаСтанет истина моя?
Я земле не поклонилсяПрежде, чем себя нашел;Посох взял, развеселилсяИ в далекий Рим пошел.
А снега на черных пашняхНе растают никогда,И печаль моих домашнихМне по-прежнему чужда.
Снег растает на утесах –Солнцем истины палим…Прав народ, вручивший посохМне, увидевшему Рим!
1914, 1927Ода Бетховену
Бывает сердце так сурово,Что и любя его не тронь!И в темной комнате глухогоБетховена горит огонь.И я не мог твоей, мучитель,Чрезмерной радости понять –Уже бросает исполнительИспепеленную тетрадь.
………………………………………………………………Кто этот дивный пешеход?Он так стремительно ступаетС зеленой шляпою в руке,…………………………………………
С кем можно глубже и полнееВсю чашу нежности испить;Кто может, ярче пламенея,Усилье воли освятить;Кто по-крестьянски, сын фламандца,Мир пригласил на ритурнельИ до тех пор не кончил танца,Пока не вышел буйный хмель?
О Дионис, как муж, наивныйИ благодарный, как дитя,Ты перенес свой жребий дивныйТо негодуя, то шутя!С каким глухим негодованьемТы собирал с князей оброкИли с рассеянным вниманьемНа фортепьянный шел урок!
Тебе монашеские кельи –Всемирной радости приют,Тебе в пророческом весельиОгнепоклонники поют;Огонь пылает в человеке,Его унять никто не мог.Тебя назвать не смели греки,Но чтили, неизвестный бог!
О, величавой жертвы пламя!Полнеба охватил костер –И царской скинии над намиРазодран шелковый шатер.И в промежутке воспаленном,Где мы не видим ничего, –Ты указал в чертоге тронномНа белой славы торжество!
Декабрь 1914«Уничтожает пламень…»
Уничтожает пламеньСухую жизнь мою,И ныне я не камень,А дерево пою.
Оно легко и грубо;Из одного кускаИ сердцевина дуба,И весла рыбака.
Вбивайте крепче сваи,Стучите, молотки,О деревянном рае,Где вещи так легки.
1915«Здесь я стою – я не могу иначе…»
«Hier stehe ich –
ich kann nicht anders…»
«Здесь я стою – я не могу иначе»:Не просветлеет темная гора –И кряжистого Лютера незрячийВитает дух над куполом Петра.
1913 (1915?)Аббат
О, спутник вечного романа,Аббат Флобера и Золя –От зноя рыжая сутанаИ шляпы круглые поля;Он всё еще проходит мимо,В тумане полдня, вдоль межи,Влача остаток власти РимаСреди колосьев спелой ржи.
Храня молчанье и приличье,Он должен с нами пить и естьИ прятать в светское обличьеСияющей тонзуры честь.Он Цицерона на перинеЧитает, отходя ко сну:Так птицы на своей латыниМолились богу в старину.
Я поклонился, он ответилКивком учтивым головыИ, говоря со мной, заметил:«Католиком умрете вы!»Потом вздохнул: «Как нынче жарко!»И, разговором утомлен,Направился к каштанам парка,В тот замок, где обедал он.
1915, (1914?)«От вторника и до субботы…»
От вторника и до субботыОдна пустыня пролегла.О, длительные перелеты!Семь тысяч верст – одна стрела.
И ласточки, когда летелиВ Египет водяным путем,Четыре дня они висели,Не зачерпнув воды крылом.
1915«И поныне на Афоне…»
И поныне на АфонеДрево чудное растет,На крутом зеленом склонеИмя Божие поет.
В каждой радуются кельеИмябожцы-мужики:Слово – чистое веселье,Исцеленье от тоски!
Всенародно, громогласноЧернецы осуждены,Но от ереси прекраснойМы спасаться не должны.
Каждый раз, когда мы любим,Мы в нее впадаем вновь.Безымянную мы губимВместе с именем любовь.
1915«О свободе небывалой…»
О свободе небывалойСладко думать у свечи.– Ты побудь со мной сначала, –Верность плакала в ночи, –
Только я мою коронуВозлагаю на тебя,Чтоб свободе, как закону,Подчинился ты, любя…
– Я свободе, как закону,Обручен, и потомуЭту легкую коронуНикогда я не сниму.
Нам ли, брошенным в пространстве,Обреченным умереть,О прекрасном постоянствеИ о верности жалеть!
1915Дворцовая площадь
Императорский виссонИ моторов колесницы –В черном омуте столицыСтолпник-ангел вознесен.
В темной арке, как пловцы,Исчезают пешеходы,И на площади, как воды,Глухо плещутся торцы.
Только там, где твердь светла,Черно-желтый лоскут злится,Словно в воздухе струитсяЖелчь двуглавого орла.
Июнь 1915«Бессонница. Гомер. Тугие паруса…»
Бессонница. Гомер. Тугие паруса.Я список кораблей прочел до середины:Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,Что над Элладою когда-то поднялся.
Как журавлиный клин в чужие рубежи –На головах царей божественная пена –Куда плывете вы? Когда бы не Елена,Что Троя вам одна, ахейские мужи?
И море, и Гомер – всё движется любовью.Кого же слушать мне? И вот, Гомер молчит,И море черное, витийствуя, шумитИ с тяжким грохотом подходит к изголовью.
1915«С веселым ржанием пасутся табуны…»
С веселым ржанием пасутся табуны,И римской ржавчиной окрасилась долина;Сухое золото классической весныУносит времени прозрачная стремнина.
Топча по осени дубовые листы,Что густо стелются пустынною тропинкой,Я вспомню Цезаря прекрасные черты –Сей профиль женственный с коварною горбинкой!
Здесь, Капитолия и Форума вдали,Средь увядания спокойного природы,Я слышу Августа и на краю землиДержавным яблоком катящиеся годы.
Да будет в старости печаль моя светла:Я в Риме родился, и он ко мне вернулся;Мне осень добрая волчицею была,И – месяц Цезаря – мне август улыбнулся.
Август 1915«Я не увижу знаменитой „Федры“…»
Я не увижу знаменитой «Федры»В старинном многоярусном театре,С проко́пченной высокой галереи,При свете оплывающих свечей.И, равнодушен к суете актеров,Сбирающих рукоплесканий жатву,Я не услышу обращенный к рампе,Двойною рифмой оперенный стих:
– Как эти покрывала мне постылы…
Театр Расина! Мощная завесаНас отделяет от другого мира;Глубокими морщинами волнуя,Меж ним и нами занавес лежит:Спадают с плеч классические шали,Расплавленный страданьем крепнет голос,И достигает скорбного закалаНегодованьем раскаленный слог…
Я опоздал на празднество Расина…
Вновь шелестят истлевшие афиши,И слабо пахнет апельсинной коркой,И словно из столетней летаргииОчнувшийся сосед мне говорит:– Измученный безумством Мельпомены,Я в этой жизни жажду только мира;Уйдем, покуда зрители-шакалыНа растерзанье Музы не пришли!
Когда бы грек увидел наши игры…
1915Tristia (1916–1920)
«– Как этих покрывал и этого убора…»
– Как этих покрывал и этого убораМне пышность тяжела средь моего позора!
– Будет в каменной ТрезенеЗнаменитая беда,Царской лестницы ступениПокраснеют от стыда………………..………………..И для матери влюбленнойСолнце черное взойдет.
О, если б ненависть в груди моей кипела –Но, видите, само признанье с уст слетело.
– Черным пламенем Федра горитСреди белого дня.Погребальный факел чадитСреди белого дня.Бойся матери ты, Ипполит;Федра-ночь тебя сторожитСреди белого дня.
– Любовью черною я солнце запятнала!Смерть охладит мой пыл из чистого фиала.
– Мы боимся, мы не смеемГорю царскому помочь.Уязвленная Тезеем,На него напала ночь.Мы же, песнью похороннойПровожая мертвых в дом,Страсти дикой и бессоннойСолнце черное уймем.
1915, 1916Зверинец
![Константин Бальмонт и поэзия французского языка/Konstantin Balmont et la poésie de langue française [билингва ru-fr] - Константин Бальмонт](https://cdn.pochitay-knigi.com/s20/2/8/8/7/1/2/288712.jpg)
