Записки санитара - Павел Рупасов

А первопроходцам было труднее, чем деревенским, – они могли засохнуть в дороге, и вообще – трудная судьба. Но некоторые из них нашли Землю. А из деревенских – только один.

Первопроходцев было мало.

Только немногие из первопроходцев были таковыми по собственному решению. 90 процентов открывателей Земли были первопроходцами поневоле – их изначально случай забросил в сторону от деревни, и им пришлось в одиночку решать свою судьбу. А семейные – деревенские решали свою судьбу очень консервативно – они не покидали «деревень» (в большинстве своем) и довольствовались «внутренней культурной жизнью своего поселка».

Интересные ребята – червяки. Параллельная цивилизация. И очень консервативные. Хотя оно и надежнее. Они не геройствовали зря, – они выжидали. И – все получилось в их пользу. Червяки знали, что время течет, бытие длится и обстоятельства меняются. Вот и у червяков изменились обстоятельства: должен же я их был когда-то отпустить. Ну – вот, я их и отпустил. И консервативные червяки расползлись, переждав, в большинстве своем, неблагоприятный период жизни без лишнего риска и правдоискательства. А если бы все в первопроходцы подались? Наблюдения показывают – 80 процентов засохли бы. А если бы и на следующий день выжившие не успокоились? И снова за свое опасное дело? Тогда третий такой день «смелых героев» уморил бы всю «страну».

Значит рискующих своей головой в популяции должно быть процентов пять. Если их накапливается больше – в «стране» начинают распространяться переселенческие настроения.

Расползлись червяки.

А я остался копать.

Думать.

Радикализм – опасная вещь.

А консерватизм – это хорошо.

Наверное, старею.

Интерес к жизни

Интерес к жизни возвращался и нарастал сначала постепенно как некое возбуждение изнутри.

Сначала понравились некоторые выражения из романов Ж. Сименона: «Бывают дни, когда я ничего не понимаю… Смеркалось… Пойдем, полюбуемся, как темнеет… Выпьешь горячего лимонада?.. Улица принца… Выгнать ее труднее, чем кота утопить…»

Потом я выздоровел от этой восьмимесячной депрессии, но выздоровел так, что уже навсегда запомнил тот ад «по ходу жизни».

И что я состарюсь и еще обязательно и не раз в него попаду. Это грустно.

Теперь я хотел и снова мог видеть то, что хотел, вот эти все лирические стороны вещей, которые мне так нужны, хотел и мог гулять осенью по улицам Феодосии и записывать ее краски, ветры, ее море и ее деревья. Но теперь понимал, что буду гулять эту осень уже по-другому, не так уже искренне, как это раньше бывало. Но я надеюсь, что осень еще захочет пройтись со мной по улицам моего города. Наверное, наверное, такое еще будет, хотя она давно покинула меня.

И это «давно» длится так долго, что я сегодня уже не так знаю зачем. Зачем я гулял раньше под ручку с осенью.

Теперь я думаю о своей любви так: мне нравится видеть, как люди живут с Осенью рядом – всякий по-своему. Как? Это видно по тому, кто во что одет и как идет навстречу, какой походкой подходит к ней и с какими намерениями на лице. Даже то, какой у кого живот, многое говорит о взаимоотношениях человека с осенью.

Вот идет юность. Только невинная молодость может так наивно и легко одеться. Вот идет старость… и это нам всем еще предстоит.

Раньше я хотел узнать божественный принцип мира, чтобы рассказать его всем. Казалось само собою разумеющимся, что от этого люди станут счастливее. А узнал только самую маленькую часть от этой тайны.

И мне сразу расхотелось поведать ее кому-либо, потому что не хочу развенчивать наивность молодости. Юность лишать ее глупых надежд и ликования. Остальных – тревожить.

Всю жизнь искать ответы, чтобы приготовиться к грядущему! То, что я понял и ожидаю от будущего, – пугает. К этому невозможно приготовиться (старость, болезни, нужда, еще многие и многие немощи). А вкусив хорошего, как можно потом довольствоваться меньшим?

Остальные люди этого не понимают разве? Счастливы, кто не понял, еще не понял. Но ведь хотя бы половина людей, наверное, понимает. Но тогда становится еще более тошно, страшно. Ведь половина людей живет в хроническом тотальном несчастии. Осознавание этого потрясает. Блажен, кто верует, легко ему на свете?

Если бы…

А моя мама? Про маму-то свою я должен понимать больше, чем про гипотетических «остальных». Моя мама – забывает об этом, хотя бы иногда, на время, забывает о своих несчастьях и о своих выводах, кто есть человек. А отец? Отец об этом не говорит, – он всегда работает, он относится к тем, кто спасен работой.

А ведь я даже не дарю маме радостей, а ведь мог бы. Посылай маме письма почаще!

Я повидал хорошего – и теперь не хочу это терять (качество, скорость, информированность, здоровье, работоспособность…). Не хочу и не могу видеть все эти слова с приставкой «не».

Как бы там ни было, я на время обо всем этом немного забыл, и началась прежняя жизнь – счастье осени затопило эти мрачные тайны жизни. Настала пора, когда все то, что видишь на улице, – счастье. И это счастье хочется записать и превратить в лирические сказки: «Качаются разбойничьи фелюги, / Горят в порту турецких флагов маки. / Тростинки мачт, хрусталь волны упругий. / И на канатах – лодочки-гамаки».

А в переулочках, чуть свечерело,Пиликают, согнувшись, музыканты,По двое и по трое неумело,Невероятные свои варьянты.О горбоносых странников фигурки!О средиземный радостный зверинец!Расхаживают в полотенцах турки,Как петухи у маленьких гостиниц.Везут собак в тюрьмоподобной фуре,Сухая пыль по улицам несется,И хладнокровен средь базарных фурийМонументальный повар с броненосца.

В Севастополе такие женщины – я ей улыбнулся и она мне тоже. Взрослая женщина, а ведет себя как девчонка. Такое возможно только в Севастополе.

«Окуляр ока земли»

Эпиграф:

– Вспомнил! Вот, сорокаПятилетний мимо идет. А ну-ка, подойди, малыш, поближе, ну-ка, что у тебя там в карманах? А, бутылочка. Значит, опять? Да?

Сказка/мультфильм

Ходил по зарослям камыша, ловил птиц.

Лежал на поляне сказок лицом в небо, руки за голову.

Блуждал в предрассветном тумане, без мыслей.

Сушил рыбачьи сети в струях ночного бриза.

Иногда, заглянув в «окуляр информационного ока земли», вздрагивал и отшатывался.

Потом долго – в задумчивости:

Ходил по камышовым водам…

Лежал на берегу сказок…

Блуждал в туманах странствий…

И сох в струях бриза…

Тянуло опять заглянуть в окуляр…

Сдерживался.

Феодосийская набережная после шторма

Феодосийская набережная. Мальчик, катаясь на велосипеде, играл на набережной с волнами. А сильный прибой отвечал взаимностью, он пытался обрызгать мальчика. Оба были мокрые и довольные.

На улицах среди женщин псевдомонашеская мода. Все в длинном и черном. Сентябрь, глубокий вечер, фонари. Гуляющие на набережной посторонились – дали место проехать через железнодорожный переезд велосипедисту, мужчина подъезжает к морю, он борцовского телосложения, голый, в плавках, верхом на велосипеде, – едет купаться.

Кафе. По полу, стенам и потолку летят звездочки – электрические солнечные слоники и зайчики. Зайчики от зеркального шара красные и желтые, потому что с южной стены на шар бросает свой луч красный фонарик, а с северной – зеленый. На полу (в надире) они летят друг навстречу другу – там пурга! По экватору (на стенах мира) – одни снежинки летят вверх, другие параллельно стенам – поперек, чтобы у посетителей возникало легкомысленное головокружение от «востока» и «запада». На потолке – в зените ночи – на «южной» и «северной» стенах, согласно цвету фонарей – зеленые огни пролетают редко и быстро, а красные медленно всплывают вверх и медленно тонут, как поплавки на одном месте. «Баллотируются», вспомнил я точный латинский перевод, усмехнулся и, расплатившись, шагнул из-под навеса кафе в электрическую темноту.

Конфета

«Я из-за тебя конфетой подавился!» – крикнул один мальчишка другому на бегу. Почему конфетой, подумал я – и вдруг попал в детство:

Конфета длинная, как карандаш, полосатая, – конфета из детства! Безумно небывалого вкуса, какой только и может существовать, когда ты в пятилетнем возрасте… И почти совершенно недоступная – все равно не купят. Можно только мечтать и посылать сигналы в космос.

Надя сказала, что тоже помнит эту конфету, из детства, и Нина помнит. А Надя нашла деньги и купила.

А вкус не тот.

Встреча

Под музыку твоих песен, перевод с твоего языка на мой.

Не расстраивайся. Встреча состоялась. Я узнаю тебя, несмотря на отсутствие.