Вселенная против Алекса Вудса, или Светская церковь Курта Воннегута - Гевин Экстенс

Журналистам, разумеется, вход в больницу был запрещен – разве что они сломали бы себе что-нибудь или заболели какой-нибудь ужасной болезнью, – однако это не помешало нескольким десяткам посетителей, назвавшимся друзьями семьи или дальними родственниками, в приемные часы осаждать отделение. Тут следует упомянуть, что мы поддерживали дружеские отношения всего с парой человек, а родственников у нас не было ни близких, ни дальних, и мама предупредила регистратуру, чтобы без ее личного разрешения к нам никого не пускали, так что все попытки вторжения были успешно отражены. В результате статьи о моем выздоровлении основывались на таких же фантазиях, как и те, что повествовали о разных стадиях моего забытья. Но за ту неделю, что я был в сознании, представители прессы имели достаточно возможностей подыскать для засады места получше.

По больничной парковке мы передвигались в окружении плотной толпы, вооруженной камерами и микрофонами. Когда мы наконец сели в машину и выехали на шоссе, мама твердо решила: больше никаких интервью и фотографий. Она не могла бесконечно гонять искателей сенсаций от наших мусорных баков и прятаться от папарацци, поджидавших ее на всех стоянках, но меня она никому больше не показывала. Ее решимость пошатнулась лишь однажды, ближе к концу эпопеи. Наверное, об этом тоже стоит рассказать.

Вернувшись из больницы, я с разочарованием обнаружил, что крышу уже отремонтировали и она выглядит совершенно как раньше. В наш дом вонзилось две целых три десятых килограмма металла на скорости двести миль в час, но масштаб разрушений остался исключительно в газетных вырезках. Оказалось, что крышу залатали уже несколько недель как: кто-то из местных строителей предложил помощь бесплатно. Он пытался связаться с мамой почти сразу после происшествия, но она безвылазно пропадала в больнице и ей было не до ремонта крыши. К счастью, Стейплтоны, которые забирали нашу почту и заботились о Люси, приняли его щедрое предложение от нашего имени. Потом, когда я очнулся, а к маме вернулась способность соображать, она немедленно объявила рабочему, что ни в коем случае не оставит его благородный порыв без вознаграждения. В конце концов, у него был всего лишь скромный семейный бизнес, а ванную разворотило порядочно. Дело даже не столько в метровой дыре, пробитой в крыше, – пришлось еще перекладывать напольную плитку и менять расколотую раковину. Все это стоило немалых денег – и материалы, и работа. Вешать все эти расходы на строителя при наличии страховки на дом было попросту глупо. Аргумент о страховке его убедил. Он выставил маме счет, она переслала его в страховую компанию – и через два дня получила пространное письмо, в котором говорилось, что, к величайшему сожалению, компания не в состоянии покрыть расходы ни де-факто, ни де-юре. В контракте обнаружился странный недочет: дом был застрахован от пожара, наводнения, оползня, землетрясения, вандалов, террористов и любых прихотей погоды, включая лавины, смерчи и ураганы, – но только не от метеоритов, которые проходили по разряду обстоятельств непреодолимой силы со старомодной формулировкой «деяния Божии». Таким образом, крупная и уважаемая международная корпорация, заботящаяся об интересах пайщиков и уровне страховых взносов, не видела возможности удовлетворить наш запрос из этических соображений, особенно с учетом того, что ремонт был произведен на благотворительных началах, каковой факт привлек к себе всеобщее внимание, поскольку о нем писала местная пресса.

– Деяния Божии, ты только подумай! – негодовала мама, комкая письмо, пока оно не приобрело плотность нейтронной звезды.

– Доктор Уэйр говорит, что это деяние Юпитера, – уточнил я.

Мама хмыкнула и задумчиво посмотрела на меня, а потом сказала:

– А я так думаю, что Марса.

Она часто выражалась загадочно, но я не видел смысла в том, чтобы просить объяснения, потому что, как правило, объяснение тоже нуждалось в объяснениях. Иногда со временем я узнавал, что она имела в виду, иногда нет. В данном случае я позже узнал, о чем речь: она имела в виду карты таро, в особенности «Башню», а также одно невероятно странное пророчество. Но ладно, это потом, сначала я доберусь до конца эпопеи с крышей.

Маму обычно непросто разозлить: она как будто плывет по жизни в таком прозрачном пузыре, какой используют для изоляции детей с нарушениями иммунитета. Но в день, когда пришел ответ из страховой компании, ее переполнила благородная ярость. Она сказала, что видит всего три выхода из создавшейся ситуации, и все три одинаково неприятные:

1. Сказать строителю, что денег он в итоге не получит (невозможно: мама никогда не нарушала обещаний).

2. Перезаложить дом.

3. Продать эксклюзивное интервью со мной тому, кто больше заплатит.

Третья возможность в течение нескольких часов представлялась ей наименьшим злом. Журналы и телекомпании целый месяц атаковали наш автоответчик. Мы оба знали: одно ее слово – и нам с радостью заплатят столько денег, что можно будет покрыть всю крышу противометеоритной броней. Но для мамы вопрос упирался не в деньги. Она считала, что страховая компания нарушила если не букву, то дух договора, что, с ее точки зрения, не лезло ни в какие ворота. Мама не желала успокаиваться, пока они не признают свою ошибку.

Остаток вечера она провела в глубоких раздумьях, а на следующее утро по ее изменившемуся лицу я понял: решение принято. Заключалось оно, говоря простыми словами, в намерении прибегнуть к шантажу и вымогательству, но мне кажется, что по вышеназванным причинам мама его в таком ключе не рассматривала. Она просто искала способ вернуть мир к равновесию и восстановить вселенскую справедливость.

Ровно в 9:00 она позвонила в страховую компанию и сообщила следующее: если они в самом деле считают, что оплачивать ремонт крыши необязательно, поскольку ее разрушение произошло в результате божественного вмешательства и ниспослано нам в наказание за грехи, каковой случай не относится к числу страховых, то эта точка зрения, вне всякого сомнения, достойна освещения в прессе. Если же им давать интервью некогда, мама с большим удовольствием сделает это за них.

На следующий день страховщики прислали второе письмо, в котором говорилось, что они по-прежнему не признают себя обязанными покрывать ущерб, причиненный нашей крыше, однако с радостью оплатят ремонт в качестве жеста доброй воли. Мама ответила, что испытывает большие сомнения в доброте их воли, но, так и быть, поверит в нее. И посоветовала им в будущих контрактах использовать менее расплывчатые формулировки. Очень уж ее разозлили эти «деяния Божии».

В общем, я очнулся, меня выписали, мы бежали от папарацци и наблюдали счастливый конец эпопеи с крышей. К тому времени начались летние каникулы, и мама столкнулась с очередной проблемой: куда меня девать? Проблема была не новой: мама, сколько я себя помню, работала шесть дней в неделю, но тем летом ей хотелось, чтобы я постоянно находился в поле ее зрения. Понятно, почему ее пугала мысль оставить меня одного. Но мне казалось, что есть замечательно простое решение, и даже удивительно, как оно не пришло маме в голову.

– Может, я просто посижу с Люси? – предложил я. – Она почти все время дома, от салона недалеко. Так что я буду вроде как не один.

– Лекс! Ну что за глупости с утра пораньше? – возмутилась мама.

– Ничего не глупости, – обиделся я.

– За Люси самой нужен глаз да глаз.

– Мы будем присматривать друг за другом. Я прослежу, чтобы она опять случайно не забеременела.

Услышав это, Люси повернулась и наградила меня испепеляющим взглядом. Мама хмыкнула.

– Лекс, если Люси решит забеременеть, поверь, ей никто не сможет помешать.

– Ну, я подумал, если бы у нее была компания…

– Лекс, нет.

Мама сказала это тем особенным тоном, который означает, что разговор закончен. Люси тем временем спрыгнула с кресла и горделивой походкой покинула комнату. Через несколько секунд хлопнула вырезанная для нее дверца. Хлопнуть дверью – это очень в духе Люси: в отличие от других кошек она не лазает по деревьям и не гоняется за птичками. Сколько себя помню, я всегда считал ее кем-то вроде старшей сестры. Наверное, это звучит странно, но очень уж маленькая у нас была семья. Ни сестер, ни братьев, даже двоюродных. Отца я не знал, бабушки с дедушками давно умерли. Только мама. А у мамы только я. И у нас обоих – кошка. Понятно, что в таких обстоятельствах кошка превратилась в полноценного члена семьи, каким я ее всегда и считал, и вслух, и про себя. Люси, в свою очередь, тоже полагала, что семейство у нас маловато. К моему десятилетию она успела принести котят четырежды, а к моменту написания этой истории – уже девять раз. Кошки, как вы знаете, не теряют способности производить на свет потомство всю жизнь и могут приносить котят по несколько раз в год. Мировая рекордсменка родила четыреста двадцать.