Французское наследство - Елена Дорош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме того, догадывался Савва, неумолимо приближался час появления в доме родителей Яны. Когда точно они собираются приехать, он не знал, но прямо-таки горел желанием завершить работу до этого знаменательного события.
Не хватало только объясняться с ними по поводу всего, что случилось!
Савва как раз выволок последние мешки с мусором на лестничную площадку и одевался.
– Эй, ребята, я приехал! – неожиданно послышался трубный глас Кривошеева.
Ввалившись в квартиру, тот увидел его и радостно выпучил глаза:
– Савелий! И ты здесь!
Облапив друга, Серега долго мял ему бока.
– А где все? Я ведь написал Руслану, чтобы собрал бригаду к моему возвращению. Не дождались, что ли?
– Не дождались, – подтвердил Савва, весело глядя на приятеля и оценивая степень его загорелости и румяности.
– Вот чурки с глазами! Деньги, что ли, не нужны?
– Отчего же! Еще как нужны!
– А ремонт-то закончили? Руслан ни фига не писал и телефон отключил. Я решил, что деньги экономит, но пару дней назад как-то заволновался.
Всего пару дней? Да у Сереги не нервы, а стальные канаты!
Сняв куртку, Кривошеев рванул осматривать результаты ремонта. Задирал голову, водил носом, садился, ложился и в конце заявил, что ремонт так себе – на троечку.
Савва мгновенно рассвирепел.
На троечку! Ну уж это ни в какие рамки!
– Кривошеев, сволочь, ты совсем на югах охренел? Да отличный ремонт! Можно сказать, первоклассный! Какого, мать твою, ты тут выеживаешься!
Кривошеев опешил:
– Да чего ты, Савватий! Это ж я, чтобы цену не заломили больше той, на которую договаривались!
– Об этом можешь не волноваться! Не заломят!
– Да ты-то откуда знаешь?
– От верблюда!
Кривошеев внимательно посмотрел на возмущенную физиономию Бехтерева:
– Не понял. Объясни.
Через двадцать минут они сидели на табуретках, разложив на затянутом пленкой диване нехитрую закуску и разлив водку в картонные стаканчики.
Потом обнялись и затянули «Почему так в России березы шумят». Через пару часов по мере нарастания душевности дошли до «На поле танки грохотали». Серега выудил откуда-то – где только взял? – шлемофон и армейскую аптечку.
Шлем надел Кривошеев. Аптечка досталась Бехтереву. Получилось атмосферно.
Хорошо, что в этот день хозяева не заявились, иначе были бы неприятно удивлены, застав в квартире двух пьяных в хлам бывших танкистов.
Письмо
Первое, что увидела Яна, проснувшись утром после отключения от системы вентиляции легких, была гора апельсинов на тумбочке прямо перед глазами. Она аж зажмурилась, таким ярким был их цвет.
– Яночка, как ты?
Она скосила глаза и увидела скорбное лицо мамы.
– Я что, умирала? – просипела Яна.
– Ну конечно, нет!
– А чего у тебя вид такой?
– Мы просто очень испугались! – заторопилась мама, поправляя больничное одеяло.
Яна повращала глазами. Больно.
– Мам, спасибо за апельсины, но можно их убрать? Они меня слепят.
– Это не мы, а друг твой принес.
– Какой еще друг? Сашка Симонов?
– Нет, незнакомый какой-то, но представился другом. Фамилия такая… известная… Ах да! Бехтерев. Ты с ним знакома?
Знакома ли она с Бехтеревым? Да он ей даже в забытьи являлся!
– Мам, Бехтерев был со мной, когда бабушка Наташа…
– Да откуда он взялся? – удивленно, но без тревоги спросила мама.
– Ремонт у нас делал.
– Так он из бригады? Штукатур-маляр?
Яне почему-то стало обидно за Бехтерева. Она уже собралась сказать, что на самом деле никакой он не маляр, но вдруг вспомнила, что понятия не имеет, где тот работает.
А если в самом деле маляр?
– Так он ко мне приходил?
– Пока ты была подключена к ИВЛ, его не пускали. Ты что, хочешь с ним увидеться?
В мамином голосе наконец-то прозвучала тревога.
– Не знаю. Не сейчас.
Не хочется, чтобы он увидел ее такой: нечесаной, немытой и помятой.
– Ну и отлично. Передам сестрам на посту, – с видимым облегчением сказала мама.
Яна испугалась:
– Не надо, мам! Это неудобно! Человек помогал, поддерживал, а я…
– Ну, должен же он понимать, что посторонним приходить не всегда удобно.
Так в этом все и дело. Бехтерев, кажется, не совсем посторонний. Или это только кажется?
– Мам, а что говорят в полиции? Нашли преступника? – перевела она разговор.
– Пока нет, но ищут. Давай обсудим это дома. Сейчас тебе вредно волноваться.
– Волноваться вообще вредно, а я все равно видела, так что…
– Это другое дело, Яна! И не заставляй меня! Вот выздоровеешь, тогда…
Мама держалась уверенно, но Яна почувствовала: обсуждать убийство она не хочет по другой причине. Преступника не нашли и не найдут. Вот в чем все дело.
И чего тогда об этом говорить?
– Ладно, мам. Я что-то устала.
– Конечно, конечно, – засуетилась та. – Я приду вечером, принесу супчику.
– Только не говори сестрам насчет Бехтерева. Лучше я сама ему позвоню.
– Хорошо. Как хочешь.
Мама помедлила у двери, видно, сомневаясь, но все же не удержалась:
– Надеюсь, ты не собираешься преподнести нам сюрприз?
Яна хмыкнула. Любимое мамино выражение. Не выучила уроки? Надеюсь, ты не собираешься преподнести нам сюрприз? В этой юбке ты выглядишь вызывающе. Надеюсь, не собираешься преподнести нам сюрприз?
Интересно, до какого возраста с ней будут общаться подобным образом? Ты беременна? Надеюсь, ты не собираешься преподнести нам сюрприз? Вот прикол!
– До вечера, мам. Я спать хочу.
Мама вышла из палаты, но показалось, что ее тревога и неудовольствие остались.
– Кыш! – сказала Яна маминому неудовольствию.
Вечером она позвонит Бехтереву и скажет спасибо за апельсины.
Однако он позвонил ей раньше. Его голос так на нее подействовал, что она даже задыхаться стала. Еле справилась с собой и светским тоном поблагодарила за заботу.
Савва стал расспрашивать о здоровье, о перспективах выписки и тоже был очень вежлив, чем в конце концов ее расстроил.
Кажется, для него звонок – всего лишь формальность. А вот она почему-то до сих пор ощущает его руку, когда он вел ее к машине от бабушкиного дома. Твердая такая рука, надежная. Как только посадил в машину, отпустил, и почему-то этой руки сразу стало не хватать.
А если к тому же вспомнить, что он уже дважды ей приснился, то совсем нехорошо получается. Правда, в полубреду, когда дышать было ужасно трудно и температура зашкаливала. Но все равно. Сашка Симонов, закадычный приятель, почему-то не снился, а почти незнакомый мужик, который всего раз
