Французское наследство - Елена Дорош

Кажется, она все-таки собирается преподнести родителям сюрприз.

А может, пока не поздно, постараться выкинуть этого Бехтерева из головы? Или уже поздно?

Размышляя над сложной дилеммой, Яна пропустила звонок папы. Спохватилась, когда он перезвонил.

– Ты спала, наверное, прости. Сон для выздоравливающих полезен.

– Я знаю, пап. Есть новости про бабушку?

– Ровным счетом никаких. И меня почему-то это совсем не удивляет.

– Но что-то же они говорят?

– Что-то говорят, конечно, но не то, что мы хотели бы услышать.

Папа помолчал, видимо, решая, стоит ли об этом сообщать.

– Завтра мы с мамой собираемся съездить к бабушке и разобрать там все. Квартира уже не опечатана, поэтому, я думаю, можно. Кое-что из вещей надо забрать. Фотографии, документы. Может, ты хотела бы что-то оставить себе? На память.

– Не знаю. Не думала об этом.

– Хорошо, тогда не буду тебя беспокоить. Выздоравливай.

Выздоравливала Яна еще четыре дня. И все это время думала то о бабушке, то о Бехтереве. Иной раз мысли продолжались во сне, причудливо соединяя людей, которые никогда не видели друг друга.

Один сон был до того странен, что, проснувшись, Яна долго не могла прийти в себя. Ей приснилась бабушка Наташа, которую Бехтерев вел по улице. Бабушка – совсем как она недавно – держалась за его руку и шагала уверенно, будто не сомневалась, что ведут ее туда, куда нужно. Яна видела обоих со спины и, торопясь следом, никак не могла догнать. В жизни бабушка ходила медленно, тяжело, а тут шла легко, даже весело, как будто избавилась от того, что тянуло к земле, лишало свободы. Яна окликнула ее, но вместо бабушки оглянулся Бехтерев, и не успела она моргнуть, как он оказался рядом. Теперь они оба смотрели на уходящую вдаль бабушку. А та все шла и шла…

Потом Яна долго гадала, о чем говорил сон, и страшилась собственных мыслей. Почему умершая и живой шли рядом? Что это может означать? Скорей всего, ничего хорошего. Или наоборот? Ведь плохие сны часто предвещают хорошие события.

Как понять?

Пугающая реалистичность сна мучила Яну целый день, а вечером позвонил Бехтерев и говорил с ней таким теплым голосом, что под стук собственного сердца она выбросила из головы все трагические версии сна и оставила одну, самую приятную: несмотря ни на что, бабушка Наташа уйдет в мир иной с легкой душой. С чего она взяла, что подобное возможно, было неясно ей самой, но непостижимым образом эта идея закрепилась в сознании и уходить не собиралась.

Между тем бабушку все никак не удавалось забрать. Интересно, зачем полиции труп? Ждут, когда он расскажет, кто убийца?

Наконец отец, разозлившись по-настоящему, кому-то позвонил, и им наконец выдали тело.

Со дня смерти прошло больше недели, поэтому пришлось напрячься, чтобы успеть похоронить бабушку на девятый день.

Накануне Яну выписали, – врач сопротивлялся до последнего, но все же учел ситуацию в семье, – и она сама позвонила Бехтереву. Сказала, что чувствует себя хорошо, благодарила за помощь. Он отвечал вежливо и – ей показалось – отстраненно.

Почему-то про бабушку она не сказала и на похороны не позвала.

А он не спросил и не пришел.

Народу на отпевании было немного, ведь почти все бабушкины знакомые умерли. Таких долгожителей, как она, вообще поискать. Шутка ли, дожить до восьмидесяти девяти! В следующем году отмечали бы девяностолетний юбилей. Еще девять дней назад никто не сомневался, что так и случится.

Не случилось.

Стоя у гроба, Яна поискала глазами Бехтерева. Это было глупо, но она огорчилась и даже обиделась.

Значит, ему все равно.

А на следующий после похорон день Яна неожиданно объявила, что хочет сходить к бабушке домой. Родители стали отговаривать, считая, что ничего ценного она в квартире уже не найдет. Фотографии и документы они забрали, вещи раздали.

– Ты же не собиралась? Зачем лишний раз нервы трепать?

Наверное, они были правы, однако Яна настояла на своем. Ей хотелось забрать на память то, что важно именно для нее. Буквально несколько вещиц, с которыми она любила играть в детстве, когда подолгу гостила у бабушки.

И больше в этом доме не появляться.

Конечно, идея была не из лучших. Как только вошла в квартиру, у нее так задрожали ноги, что пришлось приткнуться на табуретку в коридоре и долго сидеть, пока не отпустило.

Она нашла то, что хотела, и уже собиралась уходить, как вдруг наткнулась на конверт. Вернее, не наткнулась, а нашла в застегнутом на молнию отделении старой сумки, которую бабушка использовала для хранения всякой всячины. В детстве Яна прятала там свои «драгоценности» – колечко с красным камушком, заколку с фигуркой феи и брошечку в виде майского жука.

Еще в отделении была фотография, на которую Яна посмотрела мельком, потому что взгляд уткнулся в надпись на конверте.

«Прочтите!» – вот что там значилось.

Повинуясь призыву, Яна вскрыла письмо, нашла сложенный листок бумаги и еще один конверт, поменьше, адресованный «сестре Таняше».

Не успев сообразить, чьей сестре предназначался конверт, Яна развернула листок.

Написанный нетвердой старческой рукой текст гласил: бабушка Наташа слезно просит родных передать письмо ее младшей сестре Татьяне, с которой она пребывает в ссоре, и привет средней сестре Марии, которую давно не видела.

На маленьком конверте обнаружился и адрес. Письмо следовало доставить в город Кавайон, находящийся на юге Франции, а именно в местности, известной всему миру под названием Прованс.

Вот так сюрприз!

Таша, Маша и Таняша

Письмо бабушки Наташи вызвало кучу вопросов. Почему она никогда не рассказывала о сестрах? Если они были в ссоре, то зачем послание? Хотя это, скорей всего, попытка примирения. Но почему сейчас, а не раньше? Ведь, судя по всему, их ссора старше Яны. Иначе какие-то разговоры донеслись бы и до нее. А тут ничего. Чистый лист. И родители тоже хороши! У нее целых три бабушки было – Наталья, Мария и Татьяна, – а теперь, судя по всему, осталось две. Или одна? Это тоже надо было уточнить.

Яна взяла в оборот маму, но та или знала не слишком много, или делала вид. Вспомнила несколько ничего не значащих фактов и отмахнулась, дескать, не ее же родственники. Наседать на отца тоже оказалось делом бесперспективным: только плечами пожал и буркнул что-то типа «мне не до этого».

Но Яну уже распирало от любопытства. Кроме того, везти письмо во Францию все равно некому. Кроме нее.

Ей казалось странным, что родители не только не разделяли ее энтузиазма по поводу