Живой - Дмитрий Быков

— Мужики! — позвал он.

Шедшие чуть впереди Игорь и Никич обернулись.

— Это вы делаете?

— Чего?

— Ну вот, что мне… как бы легче.

— Да нет, это ты отдохнул.

— А у вас… ничего не болит?

— У меня башка болела сначала, — сказал Никич.

— А у меня спина почему-то. Мне ж не в спину попало. Мне живот разворотило.

— Ну, значит, до спины достало, — предположил Никич.

— Вам это… призрак ноги моей не встречался? — спросил Кир, силясь улыбнуться. — Прыгает где-нибудь одна! Я так думаю, должен быть рай… для отрубленных конечностей…

— Никакого рая нет, — убедительно сказал Игорь. — Отставить глупые шуточки. Все совершенно иначе.

— А ты почем знаешь?

— Был бы рай — я бы с тобой тут не таскался.

— А зачем ты со мной таскаешься? — Кир и от призрака не желал покровительства.

— Спроси чего полегче, — сказал Игорь.

Это была у него такая поговорка.

8

Автобусная остановка была не скоро, шли они до нее долго. Кир смотрел на Игоря с Никичем, понимая, что сон есть сон, но он несколько затянулся и очень уж натурален. Интересно все-таки, как мозги работают. Мозг, оказывается, сам себя регулировать может. Я бы никогда не подумал, что от призрака не остается следов. То есть я знал, конечно, но теоретически. Вот иду я, трава росистая, и на росистой этой траве остается мой след. А вот идут Игорь с Никичем, тащат пулемет, автомат, гранаты. И ничего. Трава даже не шевелится. А ведь они тяжелые, Игорь большой, Никич толстый. Оба в маскировке и кажутся от этого еще толще. Все в белом. Как были, так и остались — в зиме. Абсолютно вообще осязаемые. То есть осязать как раз нельзя, но ведь даже пахнут. И не мертвечиной, Кир знал, как пахнет мертвечина, — нормально пахнет, порохом, дымом. Как положено после боя. Еще пот, конечно. Все как у живых. Интересно, курить будут?

— Эй, мужики! — окликнул он. — Курить будете?

— А как?

— Что, нельзя?

— Сам бы попробовал.

— Ну а чего, вот, я пробую…

Он закурил и выпустил кольцо.

— Я ж тебе говорил, — сказал Игорь Никичу. — Живой слишком.

— Мы теперь не курим, Кир, — объяснил Никич. — Хотя, надо сказать, очень хочется.

— А пить? Жрать?

— Ни хуя. То есть пить иногда бывает. Когда всякие счастливцы вроде вас поминают. Это же третья обычно, если я ничего не путаю?

— Да. За тех, кто не дожил, — третья, не чокаясь.

— Ну вот. Она как-то доходит. Как бы веселее становится.

— Но не всегда, — назидательно добавил Никич. — Если говно какое-то пьют, то не доходит. Пить надо приличную водку. Все, что варят в Моздоке и вокруг, — это одна головная боль. В принципе, «Кристалл» ничего.

— Вот бы не подумал, — сказал Кир. — Всюду жизнь, прикинь?

— А жратва практически никак, — сказал Игорь. — То есть жить можно и без жратвы, если это типа считать жизнью. Вот я не жру, ничего мне не делается. Но хочется во рту покатать пельмешку. А как это сделать? Убить пельмешку?

— Ну, не знаю, — сказал Кир. — Найти призрак коровы, обработать, обвалять в призраке муки…

— Не бывает призрака коровы, — сказал Игорь. — Чего ты как маленький.

— Что, корова умирает вся?

— Не знаю, может, и не вся. Но мы как-то не пересекаемся. У меня собака в детстве была. Шалый. Прекрасный пес, прекрасный. Так вот, если бы что-то собачье было… он бы ко мне прибежал. Я тебе точно говорю. Он был единственный, кто меня любил за просто так, и очень сильно. Ну, кроме родителей, и то я не уверен.

— А жена?

Игорь был женат, и Кир это помнил.

— А жена… не так сильно.

Игорь что-то знал. Никич поджал губы — расспрашивать не следовало. Наверное, когда с ним вот так нехорошо вышло, она как-то не так себя повела, и у него была возможность это отследить. Говорят, в первые девять дней можешь еще как-то влиять на происходящее или по крайней мере что-то видеть. Вот он, наверно, слетал и посмотрел, а не следовало.

— Не тормози, Кир, — сказал Игорь. — Рассвет скоро.

— А что, вы на рассвете исчезнете?

— Спроси чего полегче, — сказал Игорь.

— Ну, пока не исчезли, расскажите хоть, как там!

— Да откуда мы знаем, — непонятно ответил Никич.

— Ладно, не темни. Где ж вы тогда?

— Мы сейчас здесь. А вообще там неодинаково.

— В смысле?

— Первое время почти как тут. А потом степь, вообще голая, и высотки, как под Шали. Ходишь, ходишь, иногда человека встретишь. Спрашиваешь, какие новости, а у него все новости пятьдесят девятого года.

— И тогда чего?

— Тогда опять ходишь. Пока, видимо, чего-то не сделаешь или какого-нибудь толка не выходишь. Потом перемещаешься. Игорь вон по какому-то саду две недели ходил.

— Полторы, — поправил Игорь.

— Ну, полторы. С какой-то бабой. Баба все молчит, только смотрит, иногда плачет. Вообще левая какая-то.

— Старая?

— Лет восемнадцать. Но не дает.

— Это мне было, наверное, наказание, — сказал Игорь хмуро.

— Это ей было наказание, — хохотнул Никич. — Кир, знаешь анекдот про Брежнева и Мэрилин Монро?

— Заебал, блядь, своими анекдотами, — зло сказал Игорь. — Ты мне шестой раз его рассказываешь.

— Так вы что, не все время там вместе?

— Да мы вообще вместе были только первые девять дней, и то каждый по своим делам ездил. Я на свою родину съездил, Никич на свою… А потом раз — и я у себя в саду, а он у себя в поле. Потом еще разное… Там же время теряется, понимаешь? А потом вот раз — идем по степи. Ну, поговорили, рассказали, кто где был… Идем — а тут ты. Лежишь.

— Это вас в помощь, что ли, прислали? — догадался Кир.

— Или в наказание, — сказал Никич. — Как типа про Брежнева и Мэрилин Монро.

— Я тебя урою сейчас, — пригрозил Игорь.

— Интересно, — спросил Кир, — а друг друга-то вы можете урыть? Или тоже… как сквозь туман?

— Совершенно запросто, — сказал Никич и подсек Игоря. Игорь упал, но успел засветить ему ногой в живот.

— Э, ты, бля! — заорал Никич. — Ты все-таки соразмеряй!

— Сам соразмеряй.

Никич помог ему встать.

— Ни хуя не больно, — самодовольно сказал Игорь. — Сразу проходит.

— Понял, — сказал вдруг Кир. — Я понял, зачем, допустим, жгли жертвенного быка.

— Догадливый, — заметил Никич.

— Дым, это, воскурялся… И покойник питался.

— Пропитывался, — кивнул Игорь. — Ты вон куришь, а я нюхаю — и тоже как бы прет.

— Ну так я еще курну, — сказал Кир.

— Нет уж, — сказал Игорь. — Ты давай иди.

Автобус на Ростов подкатил около семи утра. Он был полупустой, тряский и пыльный. Кир с облегчением плюхнулся на сиденье и, не рассмотревши толком попутчиков, немедленно захрапел. Правда, успел передать водителю деньги — за троих. Сдача вернулась. Кир хмыкнул и сунул ее в карман. Рука его при этом наткнулась на что-то бумажное, жесткое. Письмо Морозовой, пропади оно пропадом, это письмо, все из-за него! Выкинуть к чертовой матери… Все равно он не мог письмо переслать почтой, раз не знал точный адрес. Он решил, что выбросит письмо сразу, как только увидит мать. Почему-то страшно было его выбросить до того — ну, типа суеверие, что ли.

Жалко было, что наяву он уже не увидит Игоря с Никичем. Игорь был парень жесткий, но надежный, а Никич так и вовсе душа-человек. Не совсем понятно было, почему явились именно они. В конце концов, у Игоря были в роте друзья и поближе, тот же Олег. Но Олег был жив. А вот были ли у него близкие друзья среди мертвых? Нет, пожалуй, ближе Никича — никого. А Игорь — ну что Игорь, он для надежности…

Проснулся он уже днем, когда подъезжали к Ростову. Зеленая равнина тянулась за окнами. Вдалеке блестела на солнце серая широкая река — наверное, Дон.

Слева от Кира сидел Игорь, справа — Никич.

— Блядь, — сказал Кир.

— Не блядь, а голубчик, — сказал Никич любимую присказку. — Доброе утро, дорогие ребята. Что снилось?

— Здоров ты дрыхнуть, — сказал Игорь.

— И храпел, блядь, храпел…

— Хорошо, тебя мотор заглушал.

— Ладно, не подъебывайте, — сказал Кир, а сам страшно ущипнул себя за руку.

— Валяй, валяй, — зевнул Никич. — За яйцо дерни, сразу проснешься.

— Мужики, а вы хоть спите когда-нибудь? — спросил Кир.

— А чего еще делать? Бывает, что и спим.

— Сны видите?

— Ой, блядь, не спрашивай.

— Неприличные, — сказал Никич.

— Кир, — мягко сказал Игорь. — Ты не психуй, хорошо? Ты просто привыкни, что это как бы надолго. Это значит, опять надо что-то сделать. Когда ты что-то сделаешь, мы либо уйдем, либо я уж не знаю. Но пока мы с тобой побудем. Так что ты щипайся не щипайся…

— И вообще, — изобразил обиду Никич. — Ты чего, не рад? В степи его, мудака, подобрали, к остановке вывели… Я не понимаю: ты недоволен, что ли? Ты хотел, чтобы за тобой Мэрилин Монро таскалась? Меньше надо начфинов убивать, ты понял?