Чудо-Женщина. Вестница войны - Ли Бардуго
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нужно уложить ее в постель и постараться охладить, – сказала Тек. – Принесите с кухни воды и льда. Тира, приведи Ицзюнь. Она разбирается в полевой медицине. Мы отнесем Мейв в общую комнату во дворце.
– Мейв теперь живет в Каминосе, – сказала Диана.
Первые годы на острове новые амазонки жили в общей комнате, соединенной с дворцом, и лишь после этого выбирали, в какой части города хотят поселиться. Диана совсем недавно была в гостях у Мейв в ее новом доме.
– Если это что-то заразное, ее нужно изолировать. В общей комнате сейчас никого, там можно устроить карантин.
– Заразное? – в ужасе переспросила Отрера.
– Марш, – скомандовала Тек.
Тира побежала в город за врачом, а Диана кинулась в дворцовые кухни за кувшином льда. Когда она вошла в общую комнату, Мейв лежала под тонкой простыней, свернувшись калачиком; ее била мелкая дрожь. Диана поставила кувшин рядом с кроватью и беспомощно уставилась на подругу.
– Что с ней?
– Лихорадка, – мрачно ответила Тек. – Она больна.
Этого не может быть. Это невозможно.
– Амазонки не болеют.
– А она заболела, – огрызнулась Тек.
В комнату влетела Тира; ее золотые волосы развевались на бегу.
– Врач на подходе, но в городе еще двое заболевших.
– Лихорадка? Они были на пиру?
– Не знаю, но…
Внезапно вся комната как будто сместилась. Стены затряслись, пол вздыбился, словно зверь, очнувшийся от спячки. Кувшин со льдом опрокинулся и разбился. Тира отлетела к стене, а Диане пришлось ухватиться за дверной проем, чтобы не упасть.
Тряска закончилась так же быстро, как началась. О том, что произошло, свидетельствовал только разбитый кувшин и лампы, продолжающие покачиваться на крюках.
– Косицы Фрейи, – пролепетала Тира, – что это было?
Лицо Тек помрачнело.
– Землетрясение.
– Здесь? – Тира, казалось, не верила своим ушам.
– Мне нужно найти королеву, – сказала Тек. – Дождитесь врача.
Она стремительно вышла из комнаты, похрустывая на осколках кувшина и льда.
Диана расправила одеяло и подоткнула его вокруг Мейв. Убрала рыжие волосы с лица подруги. Веснушчатая кожа Мейв была слишком белой, а глаза быстро двигались под бледными веками. Инфекция. Карантин. Землетрясение. Этим словам на Темискире было не место. «А что, если это из-за Алии?» Что если это Диана принесла своему народу язык несчастий?
Смертным запрещено находиться на Темискире. Закон совершенно прозрачен. Во всей истории амазонок лишь две женщины рискнули его нарушить. Одна из них, Каина, вернулась из вылазки со смертным ребенком после того, как отчаянно пыталась спасти его от гибели на поле боя. Она умоляла позволить ей растить девочку на острове, но в итоге обе были изгнаны в мир людей. Вторая, Несса, попыталась тайно провести своего смертного возлюбленного на корабль, который возвращался на Темискиру.
В детстве Диана любила слушать историю о Нессе, ворочаясь в постели, предвкушая страшный финал и представляя, как Несса стоит на берегу без доспехов, а вокруг нее дрожит земля и завывает ветер – так страшен был гнев острова, так страшен был гнев богов. Диана навсегда запомнила последние слова истории в пересказе поэта Эвандра:
«Одна за другой сестры отворачивались от нее, повинуясь своему долгу, и хотя они плакали, их соленые слезы ничего не значили для моря. И так Несса оставила благодать и отправилась через туманные воды туда, где люди дышат не воздухом, но войной, а жизнь подобна едва заметному трепету крыльев мотылька. Что остается сказать о ее муках? Лишь то, что они длились недолго».
Диана вздрагивала от равнодушия этих слов. Она наблюдала за мотыльками, которые слетались к фонарям на дворцовой террасе, и пыталась уловить размытое движение их крыльев. Вот они есть – и вот их уже нет. Всего мгновение. Но теперь она с чувством жутковатого узнавания вспомнила другие слова Эвандра: «И дрожала земля, и завывал ветер – так страшен был гнев острова, так страшен был гнев богов». Когда Диана спасла Алию, она была уверена, что берет риск на себя; она и подумать не могла, что кара затронет ее сестер, затронет Мейв.
Диана крепко сжала руку Мейв.
– Я вернусь, – прошептала она.
Она поспешно вышла наружу и побежала вдоль колонн двора, соединявшего общую комнату с дворцом.
– Тек! – позвала она, пытаясь поспеть за амазонкой.
Тек повернулась, и в этот момент земля вздрогнула снова. Диана отлетела к колонне, плечи больно ударились о камень. Тек едва ли замедлила шаг.
– Возвращайся к своей подруге, – сказала она, когда Диана засеменила за ней по лестнице в сторону покоев королевы.
– Тек, из-за чего это происходит?
– Я не знаю. Что-то нарушило равновесие.
Тек, не медля ни секунды, размашистым шагом вошла в верхние комнаты королевских покоев. Ипполита сидела за длинным столом и обсуждала что-то с одной из участниц забега, быстроногой Саабой.
Когда они вошли, Ипполита подняла голову.
– Я уже знаю, Тек, – сказала она. – После первого толчка я сразу же послала за бегуньей. – Она дописала сообщение, сложила бумагу и, приложив перстень, запечатала ее красным воском. – Скорее отправляйся в Бана-Мигдалл, только будь осторожна. На острове что-то неладно.
Бегунья исчезла на лестнице.
– У нас по меньшей мере три случая болезни, – сообщила Тек.
– Ты уверена, что это болезнь?
– Я видела одну из больных собственными глазами.
– Это Мейв, – вставила Диана.
– Возможно, она в первую очередь поражает юных амазонок, – предположила Ипполита.
– Не всех, – пробормотала Тек и покосилась на Диану.
Но взгляд Ипполиты был прикован к морю на западе. Она вздохнула и сказала:
– Нужно спросить совета у Оракула.
У Дианы засосало под ложечкой. Оракул. Ей конец.
Тек обреченно кивнула. Визит к Оракулу был серьезным решением. Для него требовалась жертва, а если Оракула не устроит подношение амазонок, гнев ее будет страшен.
– Я зажгу сигнальные огни и соберу Совет, – сказала Тек и, не проронив больше ни слова, вышла.
Все происходило слишком быстро. Ипполита направилась в личные покои, Диана последовала за ней.
– Мама…
– Если они поспешат, мы сможем собрать Совет через час, – сказала Ипполита.
Некоторые члены Совета жили в Эфезеуме или Бана-Мигдалл, но другие предпочитали более уединенные уголки острова, поэтому призывать их приходилось с помощью сигнальных огней.
Ипполита скинула серебряный венец и удобную одежду для верховой езды, в которой была на арене, и через минуту вышла из гардеробной в шелковом платье цвета спелой сливы. Правое плечо украшали золотой наплечник и сияющая чешуя кольчуги. Доспехи были чисто декоративными и надевались только на государственные церемонии. Или чрезвычайные заседания Совета.
– Помоги мне заплести волосы, – попросила Ипполита. Она уселась перед большим зеркалом и достала из обитой бархатом шкатулки золотой венец, усыпанный крупными кристаллами необработанного аметиста.
Диане казалось сумасшествием стоять здесь и заплетать смолянисто-черные волосы матери в косы, пока мир, возможно, разваливался на части, но королева оставалась королевой в любой ситуации.
Диана призвала все свое мужество. Ей нужно рассказать матери об Алии. Она должна узнать о ней прежде, чем идти на Совет. «Возможно, дело не в Алии. Может, это какие-то проблемы в мире людей. Что-нибудь. Что угодно». Но Диана сама в это не верила. Когда Совет обратится к Оракулу, об Алии узнают все и Диану изгонят. Она выставит мать слабой, потакающей ее капризам женщиной. Не все любили Ипполиту так, как ее любила Тек, и не все считали, что амазонкам вообще нужна королева.
– Мама, сегодня во время забега…
Взгляд Ипполиты встретился в зеркале с глазами Дианы. Королева слегка сжала ей руку.
– Поговорим об этом позже. В поражении нет ничего постыдного.
Это была откровенная неправда, но Диана сказала:
– Дело не в этом.
Ипполита вставила в уши аметистовые серьги.
– Диана, тебе больше нельзя проигрывать. Я не думала, что ты победишь, но…
– Вот как? – в голосе Дианы против ее воли прозвучало потрясение; ее затопила обида.
– Конечно, нет. Ты слишком юна. Ты еще не так сильна, как остальные, не так опытна. Я надеялась, что ты займешь второе место или, по крайней мере…
– По крайней мере, не опозорю тебя?
Ипполита подняла бровь.
– Чтобы подорвать авторитет королевы, одного проигранного забега маловато, Диана. Но ты оказалась не готова, а это значит, что теперь тебе придется работать еще усерднее.
То, как мать оценивала ее шансы на победу, напоминало ее сдержанное объятие в ложе: деловое и жестокое.
– Я была готова, – упрямо сказала Диана.
Взгляд Ипполиты был таким мягким, таким любящим и полным жалости, что Диане хотелось закричать.
– Результаты говорят сами за себя. Твое время еще придет.