Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь - Сара Дюнан

В этот момент они как раз отдыхали в конюшне, и обращались с ними получше, чем с любым из жителей Сиены. Каждый день на рассвете лошадок тренировали. Так было удобно их владельцу – новоиспеченному епископу Паломара, ведь его день начинался, когда солнце клонилось к горизонту, а всю ночь напролет он работал или играл, пока другие видели сны. Как говорится, что хорошо хозяину, то хорошо его слугам, поэтому, когда прибыл гонец, весь дом еще спал, лишь несколько слуг да старый конюх – по совместительству сторож – бодрствовали в этот час.

– Тебе придется прийти позже. Мы принимаем посетителей только с шести вечера, – сказал сторож.

В ответ жеребец фыркнул прямо ему в лицо. Конские бока блестели от пота.

– Я приехал из Рима по срочному делу.

Нехотя старик отворил двери в тихий двор.

– Где твой хозяин?

– Спит.

– Так разбуди.

– Ха! Мне шестьдесят пять лет, и я хочу дожить до шестидесяти шести. Сам буди его. Хотя нет. Даже в этом случае мне несдобровать.

В углу здания отворилась дверь, и появился невысокий, крепко сложенный полуголый мужчина. Тело его было покрыто следами от ран, а лицо испещрено шрамами так сильно, что казалось, будто его разрезали на кусочки, а потом в великой спешке собрали обратно.

– Мигель да Корелла? – Голос молодого человека сорвался от усталости, а может, дрогнул от страха, ведь репутация у того, кто стоял перед ним, была еще красноречивей его шрамов. – Я приехал из Рима, – поспешно добавил он по-каталонски.

– Когда?

– На рассвете. – Гонец спешился, подняв вокруг облако пыли, протянул затянутую в перчатку руку, и они традиционным жестом пожали друг другу запястья. – Меня никто не догнал.

– Да ты неплохой ездок! Ты ведь Педро Кальдерон, так? Сын Романо?

Их язык звучал грубовато, небрежно – слишком далеко они были от родного дома. Молодой человек кивнул, невероятно польщенный тем, что его знают.

– Ладно, где письмо?

Гонец достал из-за пазухи потемневший от пота кожаный мешок.

– Я его возьму, – сказал да Корелла.

Педро отрицательно покачал головой:

– Велено передать лично ему в руки, Микелетто.

Он рискнул использовать это имя, хотя обычно так звали да Кореллу лишь те, кто любил его. Или ненавидел.

– Вот эти руки, – да Корелла показал свои ладони, – эти руки принадлежат ему, парень.

Гонец даже не пошевелился.

– На рассвете, говоришь? Хорошо. – Да Корелла жестом указал на дверь с лестницей на второй этаж. – Прежде чем войти, окликни его. А войдешь – опусти глаза. Он не один.

На полпути ноги у Педро подогнулись, и он схватился за перила. Вот уже два года он состоял на службе у вице-канцлера Борджиа, два года путешествовал по стране с поручениями. Конечно, он видел Чезаре Борджиа, однако всегда в обществе других людей. Никогда еще они не встречались с глазу на глаз.

– Господин Чезаре! – позвал молодой человек и занес уже руку, чтобы постучать в дверь, как та неожиданно распахнулась, и к его уху кто-то приставил меч. – Из Рима, мой господин! – взвизгнул он, подняв вверх руки в знак капитуляции. – Я привез вести из Рима.

– Святый Боже! Ты топал по ступеням как слон! – Свободной рукой Чезаре затащил гонца в комнату. Снизу раздался смех Микелетто.

Чезаре взял у Педро из рук мешок и отвернулся, оставив дверь приоткрытой, чтобы в нее проникал свет. Он тут же напрочь позабыл о гонце, взломал печать и развернул бумагу. В комнате пахло сексом и потом. Педро стоял, не шевелясь. Он не мог отвести глаз от Чезаре – от человека, который с легкостью прокалывал шею быка одним ударом и мог запрыгнуть на несущуюся галопом лошадь. Или это только слухи? Говорят, он каждое утро заставляет Микелетто бить себя кулаком в живот, чтобы проверить, насколько крепки его мышцы. Говорят… Да, что уж там, мир полон слухов.

В золотистом полуденном свете Чезаре выглядел молодым и сильным: с блестящим от пота мускулистым торсом, пушком волос на груди, упругим животом. На склонившейся над письмом голове в густых волосах Борджиа едва виднелась маленькая тонзура, за которой он явно плохо ухаживал. Все знали об этом и тем не менее удивлялись. Не сомневались ли сами ангелы, взирая на Чезаре Борджиа сверху, в том, что он принадлежит церкви? Молодость беззаботна. Молодежь оценивает тела друг друга без оглядки на возраст, и каждый сразу понимает, если недотягивает до стандартов привлекательности. Дело не только в спортивном телосложении. Важно, как человек умеет преподнести себя. Чезаре делал это безупречно. Догадывался он о своей привлекательности или нет, вел себя так, будто весь мир существует лишь для него.

Чезаре читал, и лицо его оставалось невозмутимым. Он не выказывал никаких эмоций, даже не моргнул. В глубине комнаты зашелестели простыни, раздалось нежное воркование: там кто-то просыпался. Педро слишком поздно вспомнил наказ опустить глаза и тут же уставился в пол.

Неслышным шагом Чезаре снова приблизился к нему.

– Ты принес лучшие новости в своей жизни, – проговорил Борджиа, на этот раз так громко, что слышно его было далеко за пределами комнаты.

Внизу, во дворе, Микелетто испустил победный вопль.

– О, мой господин! Я знал… То есть… я надеялся. – Педро упал на колени. По правде говоря, так легче было стоять.

– Да нет, глупец! – засмеялся Чезаре. – Речь не обо мне – пока что. Побереги почести для нового его святейшества.

Педро поднялся, стараясь скрыть смущение.

– Вы напишете ответ?

Чезаре внимательно изучал его из-под полуопущенных век.

– Когда ты будешь готов ехать?

– Сейчас. Я готов выехать прямо сейчас.

– Ты, может, и да. А вот твоя лошадь просто-напросто сдохнет под тобой.

– Я… Я возьму другую.

– Ха! Да тебе не терпится услужить.

– Готов отдать за вас жизнь! – сказал Педро и ударил себя кулаком в грудь. От куртки поднялась пыль, и потому жест показался еще трогательней.

– Ну, этого не требуется, по крайней мере, сейчас. – В улыбке Чезаре сквозило удивление.

В углу комнаты снова раздалось воркование. Стало чуть светлее, и теперь можно было различить кровать, смятые одеяла и чей-то силуэт.

– Мой господин? – послышался тихий, но звонкий смех, будто волна ударилась о песчаный пляж.

Чезаре оглянулся, затем положил руку на плечо молодого человека, вывел его из комнаты и закрыл за собой дверь.

– Микелетто!

Микелетто стоял во дворе. Улыбка у него разъехалась до ушей, отчего лицо стало казаться еще уродливей. В доме то тут, то там открывались двери, из них выходили люди. До конца не проснувшись, они терли глаза, на ходу натягивая одежду.

– Скажи Карло, чтобы через час уже скакал в Рим.

Слуги – несколько пожилых мужчин и молодых женщин – стояли в тени. Говоры Валенсии и Тосканы были сильно похожи, и слуги вполне могли отличить ругань от хвалы, но уже давно привыкли реагировать исключительно на приказы. Управление домом Чезаре Борджиа – искусство тонкое.

– Сказать ему зачем?

Чезаре кивнул. Впервые на его губах заиграла улыбка.

Микелетто набрал в легкие побольше воздуха.

– Христианский мир обрел нового папу! – закричал он на итальянском языке, да так громко, что услышало полгорода. – Им избран Родриго Борджиа. И все вы прислуживаете в этом доме его сыну.

Чезаре спустился по ступеням. Слуги ликовали. Многие из них делали ставки, и теперь можно будет несколько недель пропивать выигрыш. На нижней ступени Чезаре и Микелетто, замерев, на несколько секунд задержали взгляд, а затем сдавили друг друга в медвежьих объятиях. Борджиа был на полторы головы выше своего чернявого помощника и настолько же привлекателен, насколько уродлив был Микелетто. Красавец и чудовище, шептались о них в народе, хотя никогда не говорили этого в лицо.

– Ну?

– Поедем в Сполето.

На миг воцарилось недоуменное молчание.

– Не в Рим?

Чезаре опустил глаза – не время говорить об этом.

– А как же Паллио?

– Будут другие.

– А что с девчонкой?

– Отправь ее обратно в Пизу с кошелкой денег – такой полной, чтобы в следующий раз, когда к ней постучится этот зубрила Джованни де Медичи, она сказала, что занята. Ступай. Мне нужно поесть. А еще принеси бумагу и чернила. Позаботься о коне и гонце. Как его имя?

– Педро Кальдерон.

– Хорошо, – сказал он и добавил, повышая голос по мере того, как удалялся в глубь двора: – Убедись, что со всадником обойдутся не хуже, чем с конем.

Микелетто обернулся, полагая, что молодой человек слышал их разговор. Но на лестнице никого не было. Он посмотрел на второй этаж – Педро Кальдерон спал стоя, прислонившись к стене рядом с закрытой дверью в комнату Чезаре.

Часть первая

Он человек чувственный и очень предан своей плоти и крови.

Глава 4

Рим – город, вскормленный молоком волчицы, центр самой могущественной в мире империи. Рим – место рождения святой церкви. Рим – город роскоши и самых невероятных чудес.