Неоконченные споры - Борис Слуцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старый спутник
Словно старый спутник, забытый,отсигналивший все сигналы,все же числюсь я за орбитой,не уйду, пока не согнали.
Словно сторож возле снесенногомонумента «Свободный труд»,я с поста своего полусонногоне уйду, пока не попрут.
По другому закону движутсявремена. Я — старый закон.Словно с ятью, фитою, ижицей,новый век со мной не знаком.
Я из додесятичной системы,из досолнечной, довременнóй.Из системы, забытой теми,кто смеется сейчас надо мной.
Текст и музыка
Таланту не завидовал. Уму —тем более. Ни в чем и никому:не более меня вы все успели.Завидовал, что ваши песни пели.Бывалоча, любимая родня,застольничая, выспросит меня,и отповедь даю ей тотчас с жаром,что связан с более серьезным жанром.А между тем серьезней жанра нет.И кто там композитор, кто поэт —неважно. Важно, чтобы хором дружнымревели песню ураганом вьюжным.А кто поэт и композитор кто —не столь существенно. Они зато,в сторонке стоя, — вылезать не надо, —безмолвно внемлют песни водопаду,покуда текст и музыку поют.
Прощение
Грехи прощают за стихи.Грехи большие —за стихи большие.Прощают даже смертные грехи,когда стихи пишу от всей души я.
А ежели при жизни не простят,потом забвение с меня скостят.
Пусть даже лихо деют —вспоминаютпускай добром,ни чем-нибудь.Прошу того, кто ведает и знает:ударь, но не забудь.Убей, но не забудь.
Способность краснеть
Ангел мой, предохранитель!Демон мой, ограничитель!Стыд — гонитель и ревнитель,и мучитель, и учитель.
То, что враг тебе простит,не запамятует стыд.
То, что память забывает,не запамятует срам.С ним такого не бывает,точно говорю я вам.
Сколько раз хватал за фалды!Сколько раз глодал стозевно!Сколько раз мне помешал ты —столько кланяюсь я земно!
Я стыду-богатырю,сильному, красивому,говорю: благодарю.Говорю: спасибо!
Словно бы наружной совестью,от которой спасу нет,я горжусь своей способностьюпокраснеть, как маков цвет.
Старая фотография
Фотография старая.Я на ней — молодой.Фотография блеклая.Я на ней бодрый.Фотографию словно живою водойокропили.Меня словно вымыли в мертвой.
От себяэто будущее отстраня,в буре чувств,обоснованных и настоящих,фотографияотодвигает меняи закладываетв дальний ящик.
Информация и интуиция
В загашнике душивсегда найдетсялихая верав то, что обойдется,что выручат,помогут и спасут,что Страшный судне очень страшный суд.
Вся информацияпротив того,но интуиция — вот дура — почему-топодсказывает: «Ничего!Устроится в последнюю минуту».
И как подумаешь,то, несмотряна логику,на всю ее амбицию,нас информация пугала зряи верно ободряла интуиция,и все устроилосьв последний час,наладилось, образовалось,с какими цифрами подчаск нам информацияусердно ни совалась.
На полях пословицы
Перемелется — будет мука.Но покуда — не перемалывается,а марается и перемарывается.Что-то вроде черновика.
Все то мерится,то перемеривается,с каждым годом все тяжелей,но потом, когда перемелется,будет снега белей.
Все четыре времени жизни
О счастливые и невозвратимыевсе четыре времени нашей жизни!Вы не только счастливы —вы невозвратимы.Вы — не лето с осенью, зимою, весною:нет вам даже однократного повторенья.Вы необратимы, как международная разрядка.Вы приходите, проходите, не приходите снова.Все. Точка. В просторечии — крышка.
Детство —иные выделяют отрочество,но это только продленное детство,детство, пора узнавания,в твоих классахнет второгодников —не спеши. Ни к чему торопиться.
Юность — иные выделяют молодость,но это одно и то же,юность,пора кулачной драки с жизнью, —твои пораженья блаженнытак же, как твои победы.Этих ран, этих триумфовникогда не будет больше.Все твои слезы — слезы счастья,но это последние счастливые слезы.Не спеши. Ни к чему торопиться.
Зрелость — пора, когда не плачут:времени нету.Время остается только для свершений.Зрелость,пора свершений,у твоей империи оптимальные границы.Позднее придется только сокращаться.От добра добра не ищут,а если ищут — не находят,а если находят — оно проходитеще быстрее, чем проходит зрелость.Не спеши, зрелость! Ни к чему торопиться.
Старость,счастливейшее время жизни!Острота воспоминанийо детстве, юности, зрелостиострее боли старческих болезней.Болезненно острое счастье воспоминаний —единственно возможная обратимостьнеобратимых, как международная разрядка,трех предварительных времен жизни.Не спеши. Ни к чему торопиться.Не спеши. Почему — сама знаешь.
Боязнь страха
До износу — как сам я рубахи,до износу — как сам я штаны,износили меня мои страхи,те, что смолоду были страшны.
Но чего бы я ни боялся,как бы я ни боялся всего,я гораздо больше боялся,чтобы не узнали того.
Нет, не впал я в эту ошибку,и повел я себя умней,и завел я себе улыбку,словно сложенную из камней.
Я завел себе ровный голоси усвоил спокойный взор,и от этого ни на волося не отступил до сих пор.
Как бы до смерти мне не сорваться,до конца бы себя соблюстьи не выдать, как я бояться,до чего же бояться боюсь!
Ночные страхи
Солнце, страстное и ясное,светит, греет во всю мочь.Непонятное и страшноевновь откатывается в ночь.
Под светлейшими лучамидень — в начале,жизнь — в начале,мир — в начале,прост и мил,ясен и понятен мир.
Что же я понять не смог?Как меня пугать посмели?Непонятен страх, как бог,и раздут в такой же мере.
До чего она длинна,до чего светла дорогадó ночи и дотемна,и до страха,и до бога!
Постараюсь крепко спать,ничего во сне не видеть,ничего во сне не слышать,утром день начать опять.
Подъем
Это время нулевого цикла.Вялая и сонная душаза ночь к ночи хорошо привыкла —покидает не спеша.
Ты ее то помазком помажешь,то радиопесней ублажишь,порекомендуешь и подскажешь:покидайте темноту и тишь.
Но привычна и блаженна косностьсна, и оставлять родную тьму,ночи хаос обменять на космосдня душе, наверно, ни к чему.
Тем не менее кончать с нирваной,сюрреалистической и рваной,надо!Суну голову под кран,ночи вымою последний грамм!
Утро, укорачивая тени,солнце синевою облекло.То, что было темью, темью, темью, —все теперь светло, светло, светло.
По трубе
Труба поет с утра.А что она поет?Она поет: пора!Она поет: вперед!Она поет: вставайи приступай к труду.Вставай и план давай!Я слушаю трубу.
Я по трубе вставал,слегка трубе пенял,но все же план давали перевыполнял.Сперва — едва-едва.Потом — гляди-смотри!Бывало и сто двапроцента, и сто три.
Кто по гудку встает,кто по звонку встает,а мне — труба поет,заспаться не дает.И серебрится звук,седой, как виноград,и для умелых руккак будто нет преград.
Больница