Тайны поля Куликова, или Трилистник дороги - Андрей Синельников

– Ну что, гулены, пришли? К ужину готовы? Нет!

– Малка… Мари. Тьфу ты. Скажи этому кобелю, что я ему ноги переломаю.

– Ты чего Микулица? Гуляй он ведь не со зла. Он ее пальцем не тронет. Уж не ревнуешь ли ты затворник? – И она залилась своим переливчатым смехом, – Угомонись старый, все в порядке. Пойди, умойся, пойдем к столу. Я скажу ему, скажу. Не дело бессмертному к смертной ученице приставать. Иди Микулица, охолони. Мы тебя в зале будем ждать. Иди медведь, я-то разденусь, а ей стыдно еще. Нам ванну принять надо. Иди.

Микулица вышел, бурча что-то под нос. Малка скинула халат, дала знак служанкам раздеть Жанну и бросилась в ароматную розовую пену бассейна. Кожа ее цвета персика, почти сливалась с цветом пены.

– Афродита вышла из пены, – Вдруг вспомнила Жанна слова Сибиллы, – Нет, ты не Афродита. Вот она Афродита, – Смотря во все глаза на великолепную Малку, подумала она и, скинув одежду, бросилась в бассейн. Хотя бы быть рядом с Богиней.

После совета у Раймона и возвращения всех по домам вроде ничего не изменилось в этом мире, но у всех тех Совершенных, кто побывал на острове, залегла сумрачная складка на лбу. Что там им рассказала Малка? О чем совещались Посвященные? Так и осталось тайной. Только в новом веке каждый из них определил после этого свое место и свою долю. Не много радостного было в словах Сиятельной, судя по тому, как разлетались приглашенные. Даже старец Гасан почесав свою седую бороду, шепнул в ухо Малке.

– Знаешь, Мари, я тут подумал, ведь ты крест поставила на всех моих стараниях. Уж как я собирал, собирал их в один кулак. Даже название им дал Румский султанат-мировой властитель, а теперь понимаю, все надо рушить. Пойдет гниль по большому куску, не сохранишь. Правильно ты сказала. Мы, как крупинки соли на куске мяса. Там где соль, там гниль не идет. Потому будем рубить кусок на мелкие части, и каждый свою часть сохранить пытаться. Умна ты дочка, не в пример некоторым Совершенным, кои только о себе думают. Не отсидеться им ни за стенами высокими, ни за просторами океанскими, ни, как мне, на вершинах поднебесных. Пойду. Пойду, есть у меня среди кайов, племени дикого, не порченного, вождь один – Османом прозывается. Пойду к нему ассасинов переводить, ему править тем, что сохранять буду….Забегай, рад буду всегда. Ученицу свою приводи, гляди, и я ей, чем сгожусь. Больно долю, ты ей тяжелую уготовила. Ну, да то твои мысли. Ты у нас одна узелки завязываешь, развязываешь, а мы все свои ниточки в чужие руки отдали. Прощай не говорю. До свидания скорого. – Он поцеловал Малку и пропал.

Подошел попрощаться Роллан, как всегда в коричневой рясе с капюшоном из суровой домотканой ткани, подпоясанной вервием. В этот раз капюшон был откинут, и он прямо смотрел на остающуюся Малку, и ее ученицу. Малка обняла Мастера. Он повернулся к Жанне. Но та вдруг непроизвольно отшатнулась, прикрывшись рукой.

– Костром пахнет, – Вырвалось у нее.

– Костром говоришь? – Нехорошо усмехнулся Роллан, но тут же осекся под тяжелым взглядом Микулицы.

– Костром, – За ученицу уточнила Малка, – Ты бы убавил пыл, – Двусмысленно продолжила она.

– Не нам Господи, не нам, но имени Твоему дай славу! – Как щитом попытался прикрыться Роллан старым девизом тамплиеров.

– Бог святая Любовь, – Тоже девизом братьев Храма парировала Малка, – Угомонись брат. Жар нестерпимый от костров твоей инквизиции. Люди стонут. Малышка ведь что увидела, как ты апостольских братьев на костры посылаешь. А они братья нам, что Сегарелли, что Дольчино. А уж Каттанео оба, сестра и брат, так те вообще Посвященные, разве только, что бессмертными не станут, особенно Маргарита.

– Не тебе меня корить, – Сквозь зубы ответил инквизитор.

– Это почему не ей? – Встрял в разговор Микулица.

– И не тебе. Вспомните, сколько вы в Залесской Руси после смерти Андрея Первозванного народу выкосили. Али забыли? Напомню. Они наверно в холодных реках, куда вы их под лед живыми спускали, до сих пор стоят столбиками на дне.

– Угомонись, – Жестко сказала Малка, – Хотя есть в твоих словах… доля правды. Каждый из нас свою долю тянет, что Боги уготовили. Прости брат. Не держи зла на сердце. Своих не обижай. Помни, спрос здесь будет.

– Буду помнить Лучезарная, – Лицо его разгладилось, с губ сошла злобная гримаса, и в глазах пропал огонек костра. Он подошел, обнял Микулицу, – Не держи зла побратим.

– Ладно, уж, – Прогудел черноризец.

– Пошел я, – Роллан галантно приложился к ручке Малке, – Увидимся Мари.

– Не обижайся малыш, – Он неожиданно для всех поднял на руки Жанну, легко подбросил в воздух, поймал и расцеловал ее в обе щеки, – Придет время, я тебя своим телом прикрою от того жара, которым от меня пахнуло. Живи, хорошей. Наставницу свою слушай. Она о-го-го! – Резко повернулся и пошел прочь, наматывая на кулак конец веревки, опоясывающий его тонкую талию.

– Переживает Брат. Не так легко людей на смерть посылать, – Из-за спины Микулицы сказал Гуляй, – Да и вы хороши. Ладно, малявка, дурна еще и проста, как грош. У нее, что на уме, то и на языке. Да и не знает она ничего. А вы то. Зачем Роллана обидели, он может самую тяжелую ношу среди нас несет. Он, да Гундомер, пожалуй, в полабских землях своих. Они смерть сеют, а нам потом ее жать придется. Вот так-то. А вы им костры в укор. Костер пламя очистительное, оно души в Прий уносит. Придут другие, хуже казнить будут. Не даром он вам, Малка и Микулица, тех покойников припомнил, что вы в прорубь покидали. Он-то хоть души спасает, а вы и души погубили. Не след других корить, пока на себя не обернулся. Все мы тут не агнцы божьи непорочные. У всех у нас руки в крови. Не в укор я. А токмо для того, что бы напомнить века прошли жестокие и кровавые, а новый идет еще страшнее. Неслед нам корить друг друга за кровь пролитую. Скоро по горло в ней стоять будем. Во так. Да я не о том… попрощаться пришел.

– Мари. Жду вас в своем дворце в Гранаде. Угощение гарантирую, пальчики оближите, – Он еще более галантно, чем Роллан приложился к ручке. Повернулся к Микулице, – Тебя жду крестник. Меч-то не разучился в руке держать? Приезжай, руку потешим, – Повернулся к Жанне, потрепал ее по щеке, – Расти краса – длинная коса, становись красавицей, я тебя лучшей дамой Кастилии, Каталонии и Арагона сделаю. Люблю вас всех – Раскинул руки, как бы пытаясь обнять весь мир, и взмыл над землей.

– Кудесник, – Ласково проводила его взглядом Малка.

Подошел Раймон. Устало отер испарину со лба.

– Сколько не встречались, а и такой встречи не надобно, – Будто про себя сказал он.

– Так ведь не нам решать, какие встречи будут, – Откликнулась Малка, – Извини Мастер, что бучу подняла, и всех с мест сорвала. К себе мы пойдем. Ладно?

– Да нет на тебя обиды, красавица. Ни за то, что всех сюда собрала, ни за то, что смертную с собой привела. Горько только то, что мы все бьемся как рыба об лед, а мир все хуже и хуже.

– Да не хуже он, Раймон мой любимый! А другой! И люди другие. А скоро и нас забудут и будут только в сказах помнить, да в байках разных. Наше же дело мир беречь. Ты не забыл, чай, что меня берегиней кличут? Али как? Позволь Мастер, мы у тебя втроем задержимся. Хоть и надо нам домой, но надо посидеть чуток, обдумать все. Накопилось. Микулицу вновь пристроить надо. Жанна вон, малявка на голову навязалась. Ее ж в мой мир с бухты-барахты не окунешь. Не Сибилла ведь, что храмовые дела прошла. Учить надо. Так что просьба такая. Дай опешить.

– Да ты что Малка, живи хоть сто лет.

– Спасибо на добром слове. Денек позагораем, покупаемся, отоспимся и за работу. Спасибо от всей души, – Она повернулась к саду и крикнула, – Микулица, на сегодня отдых, распрягай коней! Жанна бери корзинку снеди, идем на море купаться. Будем из пены Афродиту рождать на зло Сибилле, – Она звонко рассмеялась, – Ешь пироги с грибами и держи мысли за зубами! Вот так! – И резко повернувшись на каблуках, резво взбежала по ступенькам крыльца и, распахнув двери, скрылась в глубине дворца.

Микулица, привыкший к ней за все их время знакомства, молча пошел в свою горницу, ласково прогудев.

– Бисова девка.

Жанна растерянно заметалась по двору, не зная, куда ей деться. Раймон поймал ее за подол, как сенную девку и, притянув к себе, успокоил.

– Ты не дергайся Принцесса. Иди, переоденься. Служки мои тебе дадут все. Подожди эту оглашенную, и идите на пляж, на песок у моря. Слуги мои все принесут. Микулица туда же придет. Хозяйку свою Малкой более не клич, зови мадемуазель Мари. Монаха как звать, она тебе потом сама скажет. Пока отдыхай и учись. Все. Беги, – Он хлопнул в ладоши и, невесть откуда, появились те же черные служанки, что купали их в бассейне.

Раймон медленно пошел в беседку на утесе. Там сидел Жак де Моле, задумчиво глядевший на расстилавшуюся пред ним лазурную гладь. Два Мастера сели друг напротив друга. Им не надо было говорить. Они понимали, о чем каждый думает и так.

– Думаешь права Сиятельная? – Спросил безмолвно Жак.