Месть Крестного отца - Марк Вайнгартнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 2
Том Хейген сидел в молельне отеля «Фонтенбло» и ждал, пока пожилая женщина закончит молиться. Она преклонила колени перед ограждением алтаря, украшенным тропическими пляжными венками, попугаями и ананасами. Посещение подобных церквей оскорбляло чувства consigliere. Из динамика на кафедре неслись органные записи заунывных протестантских гимнов. Даже за миллион «зеленых» и минет в придачу Хейген не согласился бы жить во Флориде.
Молельня была неоправданно большая. Изначально «Фонтенбло» задумывали как казино, но не хватило политической поддержки. А курортному отелю не нужна молельня, какие обычно устраивают при казино.
В другом конце бокового придела мужчина в черном костюме листал Библию в переплете из кожзаменителя. Хейген поймал взгляд здорового глаза мужчины в черном — второй был стеклянный — и возвел руки к небу. Оперативник ЦРУ по имени Джо Лукаделло пожал плечами и отвернулся.
Снаружи дождь не мог заглушить криков толпы, оттесняемой от входа в отель сотрудниками секретной службы. Президент Ши собирался — на виду бесконечного ряда телекамер — сыграть в гольф с вице-президентом, бывшим сенатором от штата Флорида Амброзом Пейтоном, в прошлом главным своим конкурентом на выборах (а также давним приятелем Сэма Драго и Карло Трамонти). Жена Тома отправилась на встречу с людьми искусства — ее коллекция современной живописи считалась одной из лучших в стране, — но основной ее целью было организовать вечером мероприятие по сбору средств в бальной зале «Фонтенбло». Съезд партии планировалось провести здесь, в Майами-Бич, уже в следующем году. Хейген едва мог поверить в это — казалось, только вчера он помогал улаживать некоторые дела, чтобы Ши победил на выборах.
Обычно являя собой образец вкуса и здравого смысла, Тереза была очарована франтоватым молодым президентом и его волоокой сучкой женой. Они обычные люди, не уставал убеждать ее Том, с такими же недостатками, как и у всех. Но Тереза родом из Нью-Джерси. Она знала, каким замечательным губернатором был Ши. Впрочем, Тереза верила в то, во что хотела верить. Как и все остальные. Даже Майкл, и тот подпал под влияние Ши. Он видел в Джимми потенциал стать великим президентом. Хотя имелись и проблемы — Куба и его собственный брат. С Кубой ничего нельзя было поделать — как, собственно, и с Дэнни. С братьями всегда так.
Хейген бросил взгляд на часы. Венок на ограждении медленно покачивался взад и вперед. Хейген тоже решил помолиться — чтобы немного успокоиться. Он закрыл глаза. В общем-то ему не о чем сожалеть. Просто в его жизни были вещи, которые следовало сделать, и он делал их — вот и весь сказ.
О чем тут молиться? Черт его побери, если он станет использовать Всевышнего как какого-то вшивого Санту из супермаркета, просить Его о вещах, которые взрослый мужчина способен получить и без помощи сверхъестественных сил.
Хейген открыл глаза. К черту молитвы!
Наконец женщина у алтаря встала. На лбу у нее была белая повязка, по щекам растеклась тушь. Одна из миллионов историй обнаженного города, мелькнула у Хейгена мысль.
Едва она ушла, Лукаделло кивнул человеку, который ждал снаружи и говорил любопытным, что в часовню нет доступа, пока президент не поднимется в свой номер. По-прежнему не выпуская из рук Библию, Лукаделло подошел к алтарю и сделал музыку погромче, затем уселся в кресло неподалеку от Хейгена.
— Слишком много не бывает, — сказал он.
Он вырос в Филадельфии и мог по желанию «включать» и «выключать» джерсийский акцент.
Хейген повернулся к нему.
— Что?
— Архитектор, который спроектировал отель. Это его любимая присказка.
— Неплохо сказано.
— Я когда-то хотел стать архитектором, я тебе говорил?
— Нет.
— Я был идеалистом и мечтал построить что-нибудь особенное. Что-нибудь изогнутое среди опостылевших квадратов. Сделать ЗИГ там, где другие предпочтут ЗАГ! Слышал эту пластинку, «Фонтейн Блю»?
Хейген нахмурился и бросил на Лукаделло взгляд, говорящий: «Да за кого ты меня принимаешь?» Он вообще-то не слишком жаловал музыку, а в особенности Джонни Фонтейна, хотя ни за что не признался бы в этом.
— Ее записали прямо здесь, в бальной зале, — продолжал Лукаделло.
— Отсюда и название. Собираешься прохлаждаться все утро или делом займемся?
— Какая запись! Она как раз о ЗИГах и ЗАГах, верно? — Лукаделло покачал головой, словно ему было неловко находиться в столь святом месте. — Ты ведь хорошо знал Фонтейна?
— Друг семьи — это все, — кивнул Хейген.
— Семьи! — расхохотался Лукаделло. — Чтоб меня!.. Кстати, а серьезно, как там твой брат?
Как потерянный. Майкл держался молодцом, однако сердце его не было занято работой. А вот что его угнетало, Том Хейген не знал.
— У него все отлично.
— Рад слышать. — В голосе Лукаделло звучали одновременно и удовлетворение, и скепсис. Они с Майклом были знакомы еще с тех времен, когда Майкл служил в Гражданском корпусе охраны природы, бунтовал против отца и пытался найти свое место в мире. Джо и Майкл вместе записались в Королевские ВВС. Хейген при помощи некоторых манипуляций убрал Майкла из авиации. Впрочем, на следующий день После Перл-Харбора Майкл пошел служить во флот. Дальнейшее стало историей. Майкл вернулся домой героем. Джо тоже, хотя и без таких фанфар. Именно на войне он потерял глаз. Очень благородно. Майкл любил Джо и доверял ему — этого для Тома было достаточно. И все-таки, думал он, некоторые парни никогда не перестают действовать на нервы.
— Послушай, — сказал Хейген, — я очень благодарен, что ты приехал…
— Через десять минут я уйду, — кивнул Лукаделло.
— …но у меня тяжелый день, и не стоило беспокоиться…
Лукаделло потрепал его по плечу.
— Спокойно, paisan.[5]
Хейген промолчал. Он съел уже столько бочек дерьма из-за того, что не итальянец, — стоит ли обращать внимание на чайную ложку от этого самодовольного ублюдка.
— У меня есть хорошие новости и плохие, — продолжал Лу Каделло. — С какой начать?
Ради Всего святого, может, он старается быть вежливым? Да пошел он на хер!
— С плохой.
— Лучше начну с хорошей.
Зачем тогда спрашивать?
— Обычно начинают с плохой, ну да ладно. Выкладывай.
— Мы наконец-то нашли ниточку к твоей потерянной посылочке.
Ник Джерачи!
Сердце Хейгена заколотилось. Последний раз предателя capo видели садящимся на корабль, следующий в Палермо. В доках его уже ждали. Майкл наблюдал со своей яхты в заливе. Все они остались с носом. Один раз Ника мельком видели в Буффало, потом на несколько месяцев потеряли след. В семье Корлеоне Джерачи считался причиной всех неприятностей — больших и малых. Неожиданные аресты. Вооруженные стычки. Сердечные приступы, которые многие не считали сердечными приступами. Кто-то поскользнулся в ванной — гадали, не обошлось ли здесь без Джерачи.
Протеже покойного Салли Тессио, Джерачи был лучшим из тех, кому Корлеоне платили жалованье. По словам Пита Клеменцы — лучшего capo Вито Корлеоне, — Ник Джерачи мог проглотить пятицентовик, а опростаться пачкой стодолларовых купюр в банковской упаковке. В прошлом он был боксером-тяжеловесом, едва не получил степень по юриспруденции и прекрасно знал преимущества и недостатки как грубой силы, так и разумных доводов. При Джерачи наркоторговля клана Корлеоне стала тем, чем, по мнению Хейгена, и должна была быть — он еще пятнадцать лет назад толковал об этом Вито Корлеоне, — самой доходной частью бизнеса. Джерачи был приятным, как Фредо, но без его ненадежности; крутым, как Санни, но без безрассудства; сообразительным, как Майкл, но более душевным. Однако хотя родители Ника были сицилийцами, он родился и вырос в Кливленде. Как и Хейген — Корлеоне и сицилиец во всем, кроме имени и крови, — Джерачи, член семьи, никогда не был своим на сто процентов. Хейгену он всегда нравился. Сейчас он мечтал о том, как будет долго и с наслаждением мочиться на его могилу.
Хейген приложил палец к шее, чтобы послушать пульс. Сердце колотилось.
— Я не думал, что вы, парни, всерьез ищете мою… посылку.
— А к чему, по-твоему, весь этот иммиграционный цирк?
Хейген пожал плечами. Дело не только в депортации Карло Трамонти в Колумбию. Оно, может, и смешно, если не думать о том, сколько Трамонти знает. А тут еще гора сложностей, которую наворотил самодовольный придурок Дэнни Ши.
— И где же он?
— Она.
— Что?
— Она. Посылка.
— Господи Иисусе!
Лукаделло отложил Библию.
— Так выражаться в молельне? В какой из кругов ада тебя определят?
— Это не… это просто гостиница! — Хейген глубоко вздохнул. — Отлично, и где же она?
— Ну, у нас есть некоторые предположения. Угадай.