Дама в черном - Гастон Леру

После завтрака мы вернулись на набережную. Ловец апельсинов попросил у меня сигарету, которую он зажег посредством спички, извлеченной из другого кармана пиджака.

И так, с сигаретой в зубах, пуская к небу кольца голубого дыма, как взрослый мужчина, мальчишка расположился на одной из плит посреди луж в классической позе сорванца, являющегося наилучшим украшением Брюсселя. Устремив взгляд вдаль к собору Норт-Дам-де-ла-Гард, он ничуть не потерял своего достоинства, был очень горд и, кажется, собирался затопить весь порт».

На другой день, с газетой в руках, Гастон Леру вновь пришел в порт и показал ее Рультабилю. Мальчишка прочел статью, и журналист дал ему монету в пять франков. Рультабиль принял деньги без всякого смущения, найдя это совершенно естественным. «Я беру у вас эти пять франков, — сказал он, — в знак нашего сотрудничества».

На эти пять франков Рультабиль купил себе превосходный ящик чистильщика обуви со всеми принадлежностями и в течение двух лет обрабатывал башмаки всех тех, кто приходил в этот квартал, чтобы отведать традиционную рыбную похлебку с чесноком и пряностями. В промежутках между работой он усаживался на свой ящик и читал. Постепенно чувство собственника, владельца своего дела, разбудило в нем честолюбие. Хорошее начальное образование позволило ему понять, что без дальнейшей учебы он не добьется лучшего положения в обществе.

Клиенты в конце концов заинтересовались маленьким чистильщиком, который всегда хранил у себя в ящике несколько книг по истории или математике, и один судовладелец взял его на должность посыльного в свою контору.

Скоро Рультабиль добился перевода в конторщики и начал откладывать часть своего жалованья. В шестнадцать лет эти деньги позволили ему сесть в поезд и отправиться в Париж. Он хотел найти Даму в черном. Ни на один день он не переставал думать о таинственной посетительнице приемной, и, хотя она ни разу не говорила ему, что живет в столице, Рультабиль был убежден, что никакой другой город ее попросту не достоин. Кроме того, его маленькие соученики по колледжу, завидев элегантный силуэт Дамы в черном, всегда говорили: «Снова приехала парижанка».

Рультабиль мечтал увидеть Даму в черном. Осмелится ли он приблизиться к ней? Не встанет ли между ними непреодолимым барьером ужасная история с кражей, значение которой Рультабиль преувеличивал. Быть может… Но он желал ее видеть.

По прибытии в Париж Рультабиль разыскал Гастона Леру и заявил ему, что, не имея склонности ни к какой другой работе, он желает сделаться журналистом и просит место репортера. Гастон Леру тщетно пытался отговорить его от этого намерения. Наконец, устав, он сказал Рультабилю:

— Мой юный друг, поскольку вы сейчас свободны, попытайтесь отыскать левую ступню с улицы Оберкамф.

Произнеся эти странные слова, журналист ушел. Рультабиль решил, что над ним попросту посмеялись, но, купив газету, узнал, что «Эпок» обещала большое вознаграждение тому, кто доставит в редакцию отсутствующую часть тела женщины, расчлененной на улице Оберкамф. Продолжение мы уже знаем.

В «Тайне Желтой комнаты» я рассказал, как проявил себя при этом Рультабиль, завоевав право на профессию, которая стала делом всей его жизни.

Я рассказал также, как однажды, случайно попав в Елисейский дворец, он ощутил аромат Дамы в черном и увидел, что следует за мадемуазель Станжерсон. Нужно ли что-нибудь объяснять? Можно лишь предположить, какие чувства владели Рультабилем со времени событий в Гландье и особенно после его поездки в Америку. Как не понять все колебания, все перемены настроения молодого журналиста. Сведения о ребенке жены Жана Русселя, привезенные Рультабилем из Цинциннати, внушили ему мысль, что этим ребенком мог быть он. Инстинктивно его так сильно влекло к дочери профессора, что он едва сдерживался, чтобы не сжать ее в своих объятиях с возгласом: «Мама!» И он убегал, как убежал из церкви, чтобы не выдать тайны, которая жгла его сердце. Он боялся: что, если она оттолкнет его? Его, маленького воришку из колледжа в Э., сына Русселя-Бальмейера и наследника преступлений Ларсана! Что, если он больше ее не увидит, не сможет жить рядом с ней и вдыхать ее божественный аромат, аромат Дамы в черном? Каждый раз, завидев ее, он подавлял в себе страстное желание спросить эту женщину: «Ты ли это, Дама в черном?»

Мадемуазель Станжерсон сразу же полюбила его после событий в Гландье. Если это действительно она, то, без сомнения, полагает своего сына погибшим. А если не она? Разве можно рассказывать ей, что он убежал из колледжа, обвиненный в краже? Нет, разумеется, нет!

Мадемуазель Станжерсон часто спрашивала Рультабиля:

— Где вы воспитывались, мой друг, где учились в школе?

— В Бордо, — отвечал он, страстно желая иметь возможность ответить: «В Пекине».

Но подобные сомнения не могли продолжаться бесконечно. Если это была действительно его мать, то Рультабиль смягчил бы ее сердце. В поисках следов Дамы в черном Рультабиль отправился в Трепор и Э. Эта экспедиция не принесла бы необходимых результатов, но письмо Матильды, переданное мной в поезде, дало ему наконец уверенность, которую он искал. Я не читал этого письма. Оно слишком священно для моего друга, и никто его не увидит. Но я знаю, что оно содержало нежные упреки его дикарству и отсутствию доверия к ней. В конце письма сообщалось, что ее интерес к нему вызван не столько оказанными им услугами, сколько воспоминанием о маленьком, нежно любимом ею мальчике, сыне ее подруги, который покончил жизнь самоубийством девяти лет от роду. Рультабиль ей казался очень похожим на него.

V. Паника

Дижон, Лион, Макон. Там, наверху, над моей головой, Рультабиль не спал. Я тихо окликнул его, но не получил ответа, хотя мог поклясться, что он бодрствует. О чем он думает, и что придает ему такое спокойствие? Я вижу еще, как он уверенно поднимается в приемной и решительно произносит: «Идемте». Куда он решил отправиться? Конечно же к той, которой угрожала опасность, ведь только он один и мог ее спасти. К своей матери, которая никогда этого не узнает. «Эта тайна должна остаться между вами и мной. Ребенок умер для всех, кроме вас и меня».

Мужественная и героическая душа, ощутившая, что Дама в черном, которая нуждается в его помощи, не захочет покупать спасение ценой вражды между отцом и сыном. Куда может привести эта вражда? К какому кровавому конфликту? Следует все предвидеть и иметь свободные руки, чтобы ее защитить. Не так ли, Рультабиль?

Рультабиль так спокоен, что мне не слышно его дыхание. Я склоняюсь над ним и вижу его открытые глаза.

— Знаете, о чем я думаю? — спросил он. — О телеграмме из Бурга, подписанной Дарзаком, и из Баланса, отправленной Станжерсоном.

— Я тоже о них думал, и все это кажется мне довольно странным. Господин Станжерсон покинул дочь и зятя в Дижоне, впрочем, Дарзак телеграфирует, что они собираются встретиться вновь. Телеграмма же Станжерсона доказывает, что он, продолжавший без перерыва путешествие в Марсель, опять находится вместе с Дарзаками. Значит, наша пара встретилась по дороге с господином Станжерсоном, вероятно, задержавшимся в пути. Однако профессор не ожидал никакой задержки и сказал на вокзале: «Завтра в десять часов утра я буду в Ментоне». Посмотрим, когда телеграмму отправили из Баланса, и заглянем в расписание поездов.

Мы сверились с расписанием и убедились, что господин Станжерсон прибывал в Валанс ночью, в сорок четыре минуты первого, а телеграмму отправил в двенадцать сорок семь. Следовательно, его путешествие проходило нормально. Впрочем, к этому времени он уже встретился с господином и госпожой Дарзак.

С расписанием в руках мы разобрались в этой загадке. Профессор расстался с Дарзаками в Дижоне, куда они все вместе прибыли в шесть часов сорок семь минут вечера. Затем он отправился из Дижона в семь ноль восемь, прибыл в Лион в десять часов четыре минуты и в Валанс в двенадцать сорок четыре ночи. Дарзаки покинули Дижон в 7 часов, продолжили свой путь и прибыли в Бург в девять часов три минуты вечера. Поезд должен был отойти из Бурга в девять часов восемь минут, а телеграмму Робер Дарзак отправил в девять двадцать восемь. Значит, в Бурге они сошли с поезда? Может быть, поезд просто опоздал?

Дарзак отправил свою депешу из Бурга за минуту до отправления лионского поезда, отходившего в девять двадцать девять. Этот поезд прибыл в Лион в десять тридцать три, а поезд профессора Станжерсона — в десять тридцать четыре. Итак, после остановки в Бурге Дарзаки встретились с господином Станжерсоном в Лионе, куда прибыли за минуту до него. Какая же драма заставила их изменить свой путь?

Можно было высказывать разные предположения, но, увы, в основе их всех лежало появление Ларсана. Ясно, что каждый из наших друзей не хотел никого пугать. Дарзаки постарались скрыть серьезность положения, но был ли господин Станжерсон в курсе событий?