Красная рябина - Анна Сергеевна Аксёнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый заговорил Митька.
— Так и надо ей! Может быть, научится уму-разуму.
— Нехорошо только, что мы вдвоем…
— Разве один с ней справится?
— Один не справится. Но все равно…
— А зато лезть не будет. И чего ты теперь… Сам говорил — проучить.
— Да я не так думал.
— Не били же, обмакнули только.
— Все равно, — упрямился Вовка.
IV
Отец приехал неожиданно, когда Вовка уже спал.
Не проснулся он ни от громкого на радостях разговора, ни от ярко горевшей под потолком лампы. Даже когда бабка, суетясь, грохнула с лавки пустое ведро и звон пошел по всей избе, он только сладко чмокнул во сне и перевернулся на другой бок.
Зато утром, хорошо выспавшись за ночь, он проснулся раньше всех.
Проснулся и сразу почувствовал: что-то произошло. Он окинул глазами комнату и замер: на полу у стены стоял чемодан.
Вовка вскочил, выбежал на двор, полез на сеновал. Отец, как всегда в отпуске, спал здесь. Раньше бы Вовка сразу бросился целоваться, тормошить отца, теперь же он знал, как важно выспаться человеку, да и не маленький — нежничать.
Он сидел и глядел на отца, с нетерпением ждал, когда отец сам проснется.
И может быть, от пристального Вовкиного взгляда или оттого, что сквозь щели крышки упали на него лучи солнца, отец, как будто он и не спал вовсе, а просто лежал задумавшись, открыл глаза.
— Здорово, сынок.
— Здравствуй. Ты чего это так долго не ехал?
— Так вышло. План выполняли.
— Ну и выполнили?
— Выполнили. Иди поцелуемся.
Вовка стеснительно поцеловался с отцом.
— Может, с утра пораньше махнем на речку? — предложил отец.
— Махнем. С удочками?
— Да нет, дай отдохнуть от рыбы. Вот искупаться — хорошо. Сам знаешь, у нас не накупаешься.
Да, с Баренцевым морем шутки плохи. Если, по несчастью, свалился кто за борт — больше десяти минут не выдерживает: судороги — и ко дну. И никакой Гольфстрим не помогает.
Не заходя в дом, пошли на речку. Еще было прохладно, и потому долго задерживаться в воде не стали.
На обратном пути встретили колхозников. Отец со всеми здоровался, разговаривал, а кое-кого пригласил к себе вечером домой. Позвал он и тетку Наталью, Митькину мать.
Вовке нравилось, как уважительно разговаривают с его отцом. И хотя единственное, что огорчало Вовку — небольшой рост отца, в общем он своим отцом был доволен. Никогда тот без дела не ругал его, не видел его Вовка и пьяным вроде Петькиного или Тайкиного отцов. Да и то, что он был моряком, немалая причина была им гордиться.
После дождя в лесу полезли грибы. Их было так много, что даже весь склон, который вел к лесу, был весь усеян ими. Их топтали коровы, скашивали вместе с травой. Колхозницы, возвращаясь с работы, носили их полными фартуками.
Вооружившись ножами и плетеными корзинками, Вовка с отцом отправились в лес.
По дороге прихватили Митьку. Потом отец позвал еще и Тайку Лысуху, которая обирала смородину в своем огороде.
— Да ну ее, пап, не надо, — сказал Вовка.
Но Тайка живо откликнулась:
— Сейчас, сейчас. Идите, я вас догоню.
И скоро догнала с Юрочкой и большой корзиной в руках. Юрочку навязала мать, и Тайка, злясь на него за это, то и дело подталкивала его в шею.
— Ну чего раззявился? Иди, как люди ходят.
А Юрочке, как нарочно, все было нужно, все было интересно. И какой-нибудь жук с зеленым металлическим отливом, и корешок, изогнутый пистолетом, и серебряный крестик самолета в небе.
Из-за него приходилось отставать, тащиться позади всех.
В лесу быстро разбрелись по сторонам, только изредка перекликались, чтоб не растеряться. Но как ни караулила Тайка братишку, все-таки он где-то да отстал.
Тайка изодрала себе горло, пока кричала его, а когда нашла ничего не слышащего, увлеченного дятлом, сорвала крапиву, чтобы хорошенько отстегать неслуха, но тут появился дядя Никифор, Вовкин отец.
— Не тронь, малый еще.
— Житья мне от него, постылого, нету, только и гляди за ним. Думаете не надоело?
— Ну хочешь, я за ним глядеть буду?
— Кому охота с таким глупым связываться, — проворчала неповерившая Тайка, — за ним глаз да глаз нужен.
— Не беспокойся, мы с ним вместе будем. Вон тут сколько интересного, — повел он кругом головой. — А грибы успеются, наберем. Правда, Юра?
— Правда, — кивнул мальчик.
Тайка, довольная, что избавилась от мороки, убежала.
А когда собрались все вместе, чтоб идти домой, дядя Никифор еще и похвалил ее:
— Вон каких маленьких да крепких набрала. Да и корзина больше всех. Давай понесу, тяжело небось.
Тайка стеснялась, не отдавала корзину, но дядя Никифор отобрал, понес две — свою и ее.
— А ты у Юры возьми.
— Я сам, — не захотел тот.
— Сам так сам. Правильно, по-мужски, — похвалил дядя Никифор.
Вовке не нравилась отцовская забота о Тайке, а Митька и совсем скис: он был уверен, что набрал грибов лучше всех и больше всех, а нахвалили Тайку. Ишь как рассиялась!
И никто из них не заметил — ни Вовка, ни Митька, — что, когда дядя Никифор поскользнулся у ручья и, чтоб не упасть, смешно замахал руками, Тайка не засмеялась, а, наоборот, кинулась, чтоб помочь ему.
Дядя Никифор любил петь. Он то и дело командовал:
— Запевай!
И сам запевал какую-нибудь песню. Ребята петь стеснялись, и только Юрочка подхватывал своим тоненьким слабым голоском. Он знал много песен, которые передавали по радио. Одну песню подхватила и Тайка. Но только потому, что дядя Никифор и Юрочка неправильно запели ее.
— А как правильно? — спросил дядя Никифор.
Тайка негромко запела.
— Верно, молодец.
И Тайка повела песню, чтоб они не сбивались.
Митька с Вовкой, хмурые, топали сзади. Они натужно пытались завести какой-нибудь разговор, чтоб не думали, что им плохо. Но разговор, как нарочно, не клеился.
Дома Вовка сказал отцу, что Тайка вредный человек, что с ней никто не дружит и что он не понимает, чего отец нашел в ней.
Отец внимательно посмотрел на него.
— Человек как человек, никакой вредности в ней не заметил. А вот в тебе, по-моему, малость есть.
Вовка обиделся и не стал больше разговаривать.
А Тайка, словно ей здесь медом намазали, то и дело теперь прибегала к ним. И каждый раз у нее была какая-нибудь забота.
— Бабань, мамка наказала спросить, вам куда завтра велел бригадир?
— Дядя Никифор, я завтра на станцию бегу, вам папиросок не надо?
