Бесконечность I. Катастрофы разума - Андрей Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Факты нагромождались, как Вавилонская башня, и это только всё запутывало. Если Адашев считает, что всё можно купить задорого или задешево, тогда зачем он отдавал приказ убивать Марту Васкес? Тополевич вряд ли имеет прямой выход на таинственную убийцу, поэтому действовал через Адашева. Почему же бывший шеф СБР пошел на такой необдуманный шаг? Ведь они фактически засветили исполнителя, и сыщикам о нем стало многое известно, хотя бы то, что это девушка. Это уже сужает круг поисков. С другой стороны, они могут и не знать, что я была у матери Терехиной. Но убийства девочек, зачем они Адашеву? Что они могли знать такого, что это мешало в их политической игре? Наконец, как всё это было связанно с Североевропейским транспортным коридором? А для неё это был главный вопрос.
Муссируя в голове мысли, Кристина вышла из здания аэропорта и остановилась у раздвижных дверей, водя взглядом по прилегавшей к зданию автомобильной парковки. Наконец, отыскав глазами то, что ей было нужно, девушка улыбнулась. Некоторые вещи никогда не меняются, подумала она, зафиксировав взгляд на спортивном «Ситроен Актива» 1988 года, желтого, почти лимонного цвета. Дверь автомобиля была открыта, обнажая бежевый кожаный салон, а вероятный водитель расположился под передним правым колесом, судя по торчавшим оттуда лоферам с поблескивающими вставленными монетками, как носил Майкл Джексон в бытность своей молодости.
Кристина подошла ближе и многозначительно кашлянула. Ответом ей был металлический скрежет и звон падающих деталей. Девушка невозмутимо пнула по лоферам мыском своей туфли. Никакой реакции, Кристина пнула настойчивее. Из-под днища автомобиля выкатилась тележка, на которой лежал молодой человек лет тридцати в легких бежевых брюках и свободной льняной белой рубашке с закатанными до локтя рукавами. Некоторое время они изучали друг друга.
— Крис! — воскликнул молодой человек. — Вот и ты! Чертовски рад тебя видеть, подруга!
* * *
Шурочка ехала к Анастасии с одним намерением, но то, что она услышала от подруги про являющиеся приведения и звонки невесть от кого, повергло её в ещё больший ступор, чем труп в собственной квартире. Вся история явно выходила за грань нормальности.
Конечно, со временем та история, которая произошла в Женеве, забылась. Да, собственно говоря, и истории-то никакой не было. Шурочка прекрасно помнила тот рождественский вечер. Помнила, как Александр с пробитой головой заявился к ней в квартиру, помнила, как отпаивала его чаем и делала компрессы, но ничего больше между ними тогда не было. И со временем ей удалось внушить это Анастасии. То же, что было меж ними сейчас, уже не имело отношения к той истории, отчасти поэтому Шурочка стремилась помочь подруге наладить прежние отношения с Александром, хотя бы на уровне друзей. Она чувствовала себя виноватой в том, что произошло тогда, ведь если бы она в тот роковой вечер поехала к Чилуэллам, всё могло быть по-другому. Ничего бы не было.
Так или иначе, но Анастасия не держала зла на подругу, и вся история потихоньку стала забываться. Пока…
— Так больше продолжаться не может, Анастасия! — веско сказала Шурочка, обращая взор на подругу. — Сначала письма, теперь это! Кто бы подобное ни совершал, его надо остановить!
— Но как? — спросила Анастасия. — Как мне его остановить, если я ничего о нём не знаю? Я даже не понимаю, что я ему сделала.
Шурочка вздохнула.
— Это неважно, — сказала она, — сейчас ты должна пойти в милицию и всё рассказать. У тебя же есть визитка этой Аваловой. Вот ты ей и расскажи.
— Что рассказать? — не поняла Анастасия.
— Всё, — повторила Шурочка, — про странички из дневника, про эти звонки, и расскажи, что тогда произошло в Женеве, только всю правду. Ты же понимаешь, что он не остановится. Он будет давить на тебя дальше, пока не прижмет к стенке и ты не задохнёшься.
— Я боюсь, — честно сказала Анастасия, — я и раньше боялась подобных шагов, но теперь боюсь сильнее обычного.
— Чего ты боишься, дурочка? — осведомилась Шурочка. — Ты боишься того, что в этом замешан кто-то из близких тебе людей, но это же и так понятно. Ты же сама говорила, что опасность надо встречать стоя к ней лицом, а не поворачиваясь спиной. Где же твоя решимость, Анастасия?
— Я не этого боюсь, — сказала девушка в ответ, — я боюсь правды, а вдруг всё, что со мной происходит, это плод моего воображения, а что, если я всех убиваю? Что мне делать с такой правдой?
Шурочка положила руки на плечи подруги.
— Анастасия, — сказала она, — правду необходимо принимать такой, какая она есть, как бы это ни было тяжело. Мой тебе совет, подруга, не обращай внимание на все нападки на тебя и обратись в соответствующие органы.
— А не всё ли равно? — осведомилась Анастасия. — Ведь они будут меня трясти по полной программе. Какая разница, от чего получать страдания? От того, что ты читаешь или смотришь сама, или от того, как тебя будут выворачивать наизнанку?
Шурочка кисло усмехнулась.
— Я бесконечно уважаю твой философский подход, — сказала она, — но подумай, что случится, если слухи о тебе попадут на ТВ или в Интернет. Если тебе настолько наплевать на собственную судьбу, подумай хотя бы о близких тебе людях. Об отце хотя бы!
Анастасия ожгла подругу взглядом.
— О каких это близких? — язвительно спросила она. — Тех, что меня хотят вогнать в могилу?
— Ты мне не нравишься такая, — сурово произнесла Шурочка, — я не понимаю, что с тобой происходит, но ты меняешься не в лучшую сторону перед стоящими впереди преградами. Это именно то, что он и хочет.
— Прости, — сухо сказала Анастасия, — действительно не знаю, что на меня находит, как будто кто-то сильный, сильнее меня, дергает за веревочки, как марионетку. Будто приказывает быть агрессивной и жесткой.
Шурочка плеснула себе коньяку.
— А может, тебе просто к психологу обратиться? — посоветовала она. — Он найдет эту точку влияния в твоем организме и заблокирует.
— Было уже, — заметила Анастасия, — но, ты знаешь, мне это не поможет. Да и что он во мне увидит?
— Увидит он в тебе несчастную девушку, — сказала Шурочка, — с неустроенной личной жизнью и полностью отданной работе.
— Снова — здорово, — хмыкнула Анастасия, — ты всегда заканчиваешь разговоры на одной и той же ноте.
— Зато ты улыбнулась, — заметила Шурочка, — и чувствуешь себя не так плохо, а раз
