Алмазный тигр - Энн Максвелл

Ответом на эти слова было молчание Уиндзора.

— Скажи хоть что-нибудь, Мэтт.

— Что тут скажешь? Мне, честно говоря, трудно поверить, что Конмин готов так далеко зайти, не будучи даже уверенным, что алмазный рудник вообще существует.

— Они готовы пойти еще дальше. Не то чтобы им самим очень уж этого хотелось, но тем не менее они вполне готовы. Ты отлично знаешь, где сейчас Эрин. Свяжись с ней. Можешь прямо сейчас, по моему телефону.

— Нет.

Фолкнер в крайнем недоумении уставилась на него.

— То есть как?

— Прежде я был полон амбиций. Дошел до того, что решился использовать собственную дочь в качестве источника дезинформации. С помощью Эрин я снабжал дезами советскую разведку. В частности, русского агента, известного под именем Ганс Шмидт. И едва не угробил собственную дочь.

Фолкнер слушала, не шелохнувшись. Ей была известна эта история, и ее интересовала истинная роль в ней Уиндзора. Теперь она узнала правду.

— Я уверял себя, что все будет нормально, — продолжал Уиндзор. — Тщательно изучил досье Шмидта, так тщательно, что запомнил его почти наизусть. Кроме этого, у меня были другие источники информации. Не будь он советским шпионом, лучшего зятя для своей дочери ни один отец и пожелать бы не мог. Он был умен, честолюбив, энергичен, словом, настоящий мужчина. Мне казалось, что он по-настоящему любит Эрин. Да и она была влюблена в него.

— А если бы удалось его завербовать, ты сразу приобрел бы прямой выход на Кремль, — сказала Фолкнер. — Причем как раз тогда, когда США тратили слишком много сил и времени для предотвращения желтой опасности.

— Да, — согласился Уиндзор. Он прикрыл глаза, понимая, что от проницательного взгляда Фолкнер наверняка не укроется его боль, вызванная былыми, но не забытыми до сих пор гневом, стыдом, ужасом.

Она вздохнула.

— Не нужно укорять себя. Ты ведь не мог знать, что он убежит, ранив твою дочь.

— Не мог. Но если бы я открыл Эрин то, что Ганс — советский агент, она непременно разорвала бы их помолвку. Ну, а так… — Уиндзор не докончил.

— Ну, а так твоя дочь очутилась в больнице. Но это не твоя вина. И кроме того, ты ведь с ними поквитался, — заметила, холодно улыбнувшись, Фолкнер. — Я бы даже сказала, хорошо поквитался.

Несколько секунд висела тишина. Фолкнер ждала. Вдруг Уиндзор сказал:

— Я больше не верю в такие категории, как абсолютное добро и абсолютное зло. Я делал то, что было нужно делать, и даже получил за свою работу знак отличия, — маленькую Золотую звезду. Потому что благодаря той информации, что Эрин невзначай выбалтывала своему жениху, русские оказались сбитыми с толку в том, что касалось наших секретных переговоров с Ираком. Целых три недели русские даже ни о чем не догадывались.

— Да, три недели — большой срок. Там каждый час был на вес золота, — заметила Фолкнер. — Это позволило нам добиться немалых успехов, Мэтт. Мы чуть было не привели к власти более умеренных лидеров.

— Чуть — не считается. Но за это мою дочь избили, изнасиловали, пытали. И все это проделал изощренный садист. С того дня Эрин не любит и не верит ни одному мужчине на свете. Семь лет! А ей нет еще и тридцати. И впереди у нее лишь кошмары, неверие, одиночество — до конца жизни.

Фолкнер скривилась, но спорить не стала.

— Все время, что я проводил у нее в больнице, я твердил себе, что никогда больше, ни при каких обстоятельствах не буду использовать невинных людей — кто бы они ни были — для достижения своих целей. Мы ведь с тобой играем в жестокую игру для взрослых. — Он посмотрел в черные глаза Фолкнер. — И потому мой ответ прежний: «Нет».

Дверь в кабинет Фолкнер открылась. Двое вошедших встали по бокам Уиндзора. Огромным усилием воли он заставил себя подавить гнев, превративший его тело в сплошной комок нервов и мускулов. Если он потеряет над собой контроль, то никогда не сумеет помочь Эрин.

— Домашний арест? — сдавленным голосом спросил он.

— Сожалею, — ответила Фолкнер. — Еще вчера твоей дочери было отправлено письмо. Завтра Джейсон Стрит будет на ферме. И Эрин, таким образом, будет под его защитой.

Глава 27

Гуго ван Луйк забыл, в каком захолустье могут находиться алмазные рудники и алмазоносные участки. Например, Аргиль — такое пустынное, отдаленное место, что рабочих приходилось перебрасывать туда по воздуху, полностью обеспечивать им бытовые удобства, а после окончания срока, опять-таки по воздуху, возвращать их и посылать другую вахту. Это место могло похвастаться тем, что здешняя технология добычи алмазов шагает в ногу с принятой во всем мире: бараки, столовка, механические землечерпалки, устройства для дробления руды, конвейерные ленты, столы для просвечивания рентгеновскими лучами. Аргиль производила алмазы с завидной регулярностью. Хотя бывали и досадные оплошности, в результате которых раскалывались камни, из которых могли бы получиться бриллианты.

Ван Луйку хотелось бы, чтобы таких случаев было еще больше. Алмазная крошка чрезвычайно нужна. А хорошие ювелирные алмазы в настоящее время не пользуются спросом.

Вздохнув, ван Луйк откинулся на неудобную спинку самолетного кресла. Он был рад, что утомительное, хотя и необходимое посещение Аргиля подошло к концу. У него в папке уже лежали фотографии, на которых солидного вида мужчины в костюмах, улыбаясь в объектив фотокамеры, пожимали друг другу руки. Ван Луйку давным-давно осточертели все эти бесконечные рукопожатия и заверения в том, что благополучие мистера Икса и мистера Игрека чрезвычайно важно для мировой экономики.

Но тем не менее в который уже раз он с блеском и талантом хорошего актера отыграл свою роль. Не случайно ван Луйк в юности хотел быть артистом. Однако на шахту Аргиль он прибыл не из чувства уважения к предприятию, на котором добывается огромное количество бортов и небольшой объем желтых и розоватых ювелирных алмазов. Недаром вокруг Аргиля уже ходили кругами, вынюхивая, представители японского синдиката. Ван Луйк мог пожелать японцам только удачи.

Япония разрабатывала более дешевые технологии получения технических алмазов, что было на руку Конмину. Если японцы купят Аргиль, это несколько разрядит ситуацию. Они более умные, тонкие и терпеливые люди и смогут лучше австралийцев лавировать между интересами членов картеля.

Закрыв глаза, ван Луйк попытался отогнать головную боль, начинавшуюся, казалось, сразу за опущенными веками. Самолет набирал высоту, разрезая фюзеляжем разогретый полдневный воздух. Стояла ужасная жара, вместе с высокой влажностью воздуха вызывавшая постоянную головную боль. Ван Луйк прикрыл глаза. Ему оставалось только терпеть.

Только когда двухмоторный «Оттер» оказался над переливающимся внизу искусственным водоемом под названием Аргиль и зашел на посадку в Куну-нурре, ван Луйк открыл глаза и вытер платком влажное лицо и потную шею.