Русский агент Аненербе - Дмитрий Шмокин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Но это всего лишь твое воображение Лебедев», — подумал он и положил копию на место подлинника, а оригинал спрятал в специально подготовленный футляр с ложным дном, — «Теперь Гиммлер получит то, что заслуживает. А настоящий останется у меня, в безопасности. Осталось только заглянуть в химическую лабораторию Аненербе… Ты охренеешь от шоу, рейхсфюрер».
Подмена останется незамеченной — даже при вскрытии сейфа копия будет неотличима от оригинала. Дверь хранилища захлопнулась с тихим металлическим щелчком, отозвавшись эхом в стерильной тишине подземелья. Константин двинулся по коридору, крепко прижимая к боку узкий футляр. Его шаги были размеренными, дыхание — спокойным, а в голове, вопреки адреналину, царила холодная, кристальная ясность.
* * *
Зал «Обелиск», погружённый в полумрак, казался еще более мрачным, чем в первый раз, когда Константин оказался в нем. На стенах и колоннах горели факелы, а сквозь окна зал заливал свет полной Луны. Но не смотря на огонь и желтые лучи ночного светила, атмосфера в гулком помещении мерцала каким-то бледным, мертвенным, сине-голубым светом. Двенадцать колонн, украшенных рунами, упирались в сводчатый потолок, где мерцала мозаика с чёрным солнцем. В центре, на каменном алтаре, лежала бархатная подушка с вышитым знаком «SS». Гиммлер, застывший спиной ко входу, отбрасывал на пол тень-химеру: его силуэт, растянутый до нелепости, напоминал богомола-исполина, замершего в молитвенной позе. Казалось, он годами репетировал этот момент, чтобы превратить историю в ритуальный спектакль.
Лебедев шагнул в зал, прижимая к груди массивную шкатулку с Гугниром-двойником. Холод замка впивался ледяными иглами даже сквозь сукно мундира. И Константин ощутил кожей, как холодный пот проступает на ладонях, а сердце начинает биться в такт мерцанию чёрного солнца в центре зала.
«Если он попросит провести ритуал… Нет, не попросит, потому что никто не знает, как его проводить… Может быть ритуал записана рунами на тех загадочных листках из дневника торговца Дитриха фон Любека? Нет…» — мысль оборвалась, когда Гиммлер обернулся. Его глаза, за стёклами пенсне, блеснули, льдом.
— Гауптштурмфюрер Тулле, — голос звучал мягко, но Лебедев знал: это шипение змеи перед ударом. — Вы принесли мне то, что принадлежит нашему Рейху по праву крови.
Лебедев положил перед Гиммлеров ящик на стол из гранита.
— Да, рейхсфюрер. Копьё Одина… Наконечник Гугнир. Древний могущественный артефакт, принадлежавший Богу Одину, — Лебедев щёлкнул каблуками, вскинув руку в нацистском приветствии.
«Не дрожать… Он любит театральность и пусть, упырь, наслаждается ей…», — успокоил себя Константин.
Гиммлер снял перчатки, медленно, словно раздевая жертву.
— Покажите.
Скрип ясеня Игдрасиля разорвал тишину, когда Лебедев приподнял крышку ларя. Древняя древесина, словно плоть мирового древа, источала слабый запах смолы и древних бурь. Железный наконечник, испещренный рунами, блеснул тусклым серебром— не просто отразив пламя факелов, а словно поглотив их жар, превратил их в сполохи, что заплясали по стенам, словно духи пробуждённых предков.
Гиммлер застыл. Его поза, до этого напоминавшая гигантского богомола, внезапно обмякла. Пальцы задрожали, будто оборвавшиеся струны, а голос, всегда звонкий и властный, сошел на шепот — со стороны казалось, что неведомая тень власти, треснула под тяжестью тысячелетий напоровшись на острие Гугнира.
Спектакль получался великолепным.
— Gungnir… Он прекрасен… Вы проверили его подлинность? — спросил он дрожащим голосом, не отрывая взгляда от артефакта.
— Лично, рейхсфюрер. Я всегда подвергаю испытаниям артефакты.
Рейхсфюрере вопросительно посмотрел на Лебедева.
— Настоящий Гугнир, — голос Лебедева звучал тихо, но твердо, — выкован из метеоритного железа, что прошло сквозь всю Вселенную и пробило сердце ледника Ётунов, в огне кузницы Двалина наконечник обрел форму и силу. Подделка рассыплется в прах от холода. Опустите его в ледяную воду. Оригинал же… Пробудится…
Гиммлер нетерпеливо кивнул стоявшему в тени офицеру. Тот принёс большую серебряную чашу, наполненную льдом и водой.
«А теперь ты увидишь фокус проклятый вурдалак», — усмехнулся про себя Константин, — «никакой магии, сволочь, только научные знания и ловкость рук!».
До этого Лебедев взял в лаборатории Аненербе хлорид кобальта и аккуратно, тонкой кисточкой, прошелся им по всем рунам. После обработки руны приобрели едва заметный голубоватый оттенок.
Гиммлер лично опустил наконечник в ледяную воду. Руны сначала замерцали синевой, как звёзды в полярную ночь, а потом перешли на розово-красный цвет, создавая эффект «свечения». Лицо второго человека в Рейхе исказила гримаса благоговейного восхищения.
— О, да… Великий Один! Творение чёрных альвов, сыновей Ивальди В руках твоих достойных потомков! Ты явил мне свою силу предков…
«Ты ошибаешься козел это всего лишь термохромность неорганического соединения кобальта с хлором», — думал Лебедев, стоя рядом с непроницаемым лицом.
— «Gungnir…» — продолжал шептать Гиммлер, сжимая края чаши.
Его голос дрожал:
— Франц, вы знаете, что это значит для нас? С его силой мы откроем врата Вальгаллы. Наши солдаты станут бессмертными! Мы стоим у врат великой восточной варварской столицы и скоро она падет! Копье Одина повергнет их всех, сметая с лица земли…
Лебедев кивнул.
«Открывай свои врата, глупец…» — думал он, глядя на человека, одержимость которого всей мистической мишурой погубила миллионы людей.
— Здесь, в Вевельсбурге, он обретёт истинную силу, — сказал Лебедев, подогревая фанатичный порыв Гиммлера. — Энергия этого места усилит связь с Богами.
Гиммлер повернулся к алтарю, и осторожно водрузил наконечник на бархатную подушку. Его лицо озарилось почти религиозным экстазом.
— Завтра мы начнём творить ритуалы. А вы Франц… — он обернулся, и в его взгляде вспыхнул холодный огонь, — вскоре отправитесь в Арктику. Там нас ждут врата древней Вальгаллы. Найдите мне их, как вы шли Чинтамани и копье Одина.
Лебедев поклонился, чувствуя удовлетворение.
«Цель достигнута. Пусть фашисты играют с игрушкой, пока настоящий Гугнир будет у меня… Любопытно, что будет, когда вам начистят рыло под Москвой? Вернее, что будет со мной?».
Когда он вышел из зала, эхо его шагов смешалось с шепотом Гиммлера, читающего древние заклинания. Руны на копии наконечника уже потухли, но рейхсфюрер даже этого не заметил, для него было достаточно, когда они светились в чаше с водой и льдом.
Эпилог.
Константин Лебедев приоткрыл массивную дверь сейфа, встроенного в стену кабинета поместья Франца Тулле. Бронзовые шестерни щёлкнули с тихим звоном, будто старые часы напоминали о времени, которого у них не было.
— Как же просторно в этом ларчике для секретов, — усмехнулся он, набирая код 1874 и проворачивая два ключа с фамильными гербами. Маркиз фон Лерхенфельд, чей портрет висел над камином, казалось, осуждающе смотрела на него из позолоченной рамы.
Маргарита стояла у