Клеопатра - Генри Хаггард

Я застонал. Хармиона посмотрела на меня печально и продолжила:

– Когда Клеопатра поняла, насколько велик был заговор и насколько глубоки его корни, разветвленные по всей стране, ее охватило сильное волнение. Сначала она хотела бежать в Саис или тайно уплыть на Кипр, но я убедила ее, что все пути уже перекрыты и по дороге ее поймают заговорщики. Тогда она сказала, что подошлет к тебе убийц, и я не отговаривала ее, полагая, что она так и сделает, ибо в ту минуту я радовалась тому, что тебя убьют… Хоть и знала, что после этого выплачу свое сердце на твоей могиле, Гармахис. Помнишь, что я только что сказала? Месть – это стрела, которая часто разит того, кто ее пускает. Так и случилось со мной, ибо после того как я ушла, и до того, как ты явился к ней, она придумала другой, более коварный план. Боясь, что твоя смерть сделает пламя восстания еще яростнее, она решила, что если привязать тебя к себе, представить все так, будто ты оказался предателем, и тем самым оставить остальных заговорщиков в сомнении, это под корень подрубит основы заговора и устранит надвигающуюся опасность. Она ударила в единственное уязвимое звено могучего заговора, и… Нужно ли продолжать? Ты и сам знаешь, Гармахис, как она победила. Разящее копье мести, брошенное мной, опустилось на мою же голову. Ибо наутро я узнала, что мое преступление было напрасным, что мое предательство было приписано бедному Павлу, и что я погубила дело, которому поклялась быть верной, а мужчину, которого любила, отдала в руки распутной царице.

Она замолчала и низко опустила голову, но я ничего не ответил, поэтому она продолжила:

– Я расскажу обо всех своих преступлениях, Гармахис, а потом суди меня. Вот что случилось дальше. Со временем Клеопатра почти полюбила тебя и даже действительно думала сделать тебя своим законным мужем и разделить с тобой трон. Ради этого она пощадила жизни тех заговорщиков, о которых узнала. Она рассчитывала, что если сочетается с тобой браком, то так сможет добиться любви народа Египта и привлечет на свою сторону знатных египтян, которые ненавидят ее и всех Птолемеев. И тогда она еще раз заманила тебя в свою ловушку, и ты безрассудно открыл ей тайну сокрытых сокровищ Египта, которые она теперь тратит на ветер, стремясь покорить сластолюбивого Антония. Правда, если быть честной, надо признать: тогда она действительно собиралась сдержать слово, стать твоей супругой и посадить тебя на трон рядом с собой. Но в то утро, когда к ней за ответом пришел Деллий, Клеопатра призвала меня к себе, все рассказала – ибо очень высоко ценит мой ум – и спросила у меня совета, как поступить: бросить вызов Риму, объявив ему войну, и сочетаться с тобой браком или же оставить эту мысль о войне и отправиться к Антонию. И я – узнай всю глубину моего падения! – я, снедаемая отчаянной ревностью, чтобы не видеть ее твоей женой и тебя ее возлюбленным повелителем, сказала, что ей нужно непременно плыть к Антонию. От Деллия мне было известно, что, если они встретятся, этот мягкотелый Антоний падет к ее ногам, как созревший фрукт, что и случилось. Ты сам видел, чем все закончилось. Я показала тебе финал моего представления. Антоний влюбился в Клеопатру, а Клеопатра влюбилась в Антония, а ты лишен всего, жизнь твоя висит на волоске, и мне воздалось по заслугам, ибо сегодня из всех женщин в мире я самая несчастная. Когда я увидела сейчас, как разбилось твое сердце, мое сердце тоже не выдержало и разбилось вместе с твоим. Я почувствовала, что больше не смогу нести тяжкий груз своих преступлений, и поняла, что должна во всем признаться и понести наказание.

Ну вот, Гармахис, больше мне нечего добавить. Мне осталось лишь поблагодарить за то, что ты проявил милосердие и выслушал меня, и я благодарю тебя. В своей безудержной любви я желала твоей смерти! За причиненное тебе зло я буду расплачиваться всю жизнь и всю вечность после смерти! Я погубила тебя, я погубила Кемет и себя обрекла на погибель. И пусть за это я умру! Убей меня, Гармахис… Я с радостью приму смерть от твоего кинжала и поцелую клинок. Убей меня и уходи, спасайся, ибо, если ты не убьешь меня, я сама убью себя! – И она бросилась на колени, подставляя грудь, чтобы мне удобнее было вонзить кинжал в ее сердце. И я, охваченный безумной яростью, хотел убить ее, ибо в тот миг подумал о том, что эта женщина, которая была причиной моего позора и бесславия, еще смела осыпать меня презрительными насмешками, когда я был низвергнут. Но убить прекрасную женщину тяжело, и я, подняв руку для удара, вдруг вспомнил, что она уже дважды спасла мне жизнь.

– Встань, женщина! Бесстыдная женщина! – сказал я. – Я не убью тебя! Кто я, чтобы судить тебя, если и сам, как и ты, совершил преступление, для которого земными судами еще не придумано кары достаточно суровой?

– Убей меня, Гармахис! – простонала она. – Убей, или я сама себя убью. Эта ноша слишком тяжела для меня! Мне ее не вынести! Не говори так спокойно и жестоко! Прокляни меня и убей!

– Что ты мне только что говорила, Хармиона, о том, что я пожну то, что посеял? Тебе нельзя убивать себя, и мне, равному тебе в содеянном зле, боги тоже запрещают убивать тебя за свои преступления, пусть даже это ты толкнула меня на них. Что ты, Хармиона, посеяла, то ты и пожнешь. Живи, подлая женщина, чья черная ревность накликала все эти беды на меня и на Египет! Живи! И пожинай горькие, кровавые плоды своего преступления! Пусть ночь за ночью в снах тебе являются разгневанные боги, чья месть ждет и тебя, и меня в их мрачном Аменти! Пусть день за днем тебя преследуют воспоминания о том человеке, которого твоя свирепая любовь обрекла на вечный позор и погибель, и мысли о Кемете, который стал добычей ненасытной Клеопатры и рабом сластолюбивого римлянина Антония.

– О, не говори так жестоко, Гармахис! Твои слова ранят больнее любого кинжала! И они так же убивают меня, только медленнее и мучительнее. Послушай, Гармахис, – она вцепилась в мое платье руками, – когда ты был велик и в твоих руках была огромная власть, ты отверг меня. Не отвергай же меня теперь, когда Клеопатра отвернулась от тебя, теперь, когда ты беден, несчастен и опозорен, когда тебе негде преклонить голову. Ведь я по-прежнему красива и все так же люблю тебя. Позволь мне бежать с тобой, позволь искупить свою вину вечной беззаветной любовью. А если я прошу слишком многого, пусть я буду тебе сестрой и служанкой, твоей рабыней, позволь мне просто видеть твое лицо, делить с тобой тревоги и тяготы, служить тебе! О Гармахис, молю тебя, возьми меня с собой, я ничего не испугаюсь, я все преодолею, и только смерть одна заставит меня покинуть тебя. Ибо я верю, что любовь, из-за которой я пала так низко и увлекла тебя за собой, может возвысить меня до былых высот и тебя вместе со мной!