Молоко львицы, или Я, Борис Шубаев - Стелла Прюдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он стал слишком уязвимым для злых сил, – говорила она.
Всё чаще и чаще Борис обрывал мать на полуслове, грубил ей, повышал на неё голос, и в конце концов Зумруд не выдержала и спросила:
– Может, заклеишь мне рот пластырем, тогда точно ничего не скажу.
Тогда он вдруг принял решение производить пластыри.
Зумруд пугало то, что она совсем перестала его понимать. Она не понимала, зачем он воздвиг над всей территорией их двора навес с звукоизолирующим стеклом. Из-за этого навеса у них во дворе стало тихо, как в бункере, хотя они жили на самой оживлённой улице города. Ходили слухи, что он несколько раз падал в обморок на фабрике, но Зумруд не верила слухам, ведь он заверил её, что это всего лишь происки конкурентов. Это они распускают о нём слухи, чтобы нанести ущерб его имиджу. Но однажды он ни с того ни с сего начал сильно дрожать, всё его тело тряслось, как будто у него была лихорадка, но он изо всех сил пытался сохранять видимость нормальности. Это пугало Зумруд ещё больше. Страхи за его жизнь, подпитываемые его молчанием, подтачивали её нервы каждый день. К тому же выяснилось, что Боря каждый вечер принимает сильнейшее снотворное, без которого уже не может уснуть. Тот ли это Боря, который всегда засыпал, едва голова касалась подушки? На встревоженный вопрос матери он ответил:
– Всё хорошо, всё прекрасно, всё просто замечательно.
Единственно правильный путь высветился в сознании Зумруд, будто это сам Всевышний посветил ей с небес фонариком. Она испытала вдруг такое счастье и покой, какого не испытывала уже давно. Да что там – давно, никогда она не испытывала такого умиротворения. Всё в её жизни вдруг встало на места, а каждый её шаг, каждое её движение вдруг наполнились непостижимой, ошеломительной ясностью. Она поняла, куда ей идти. И сейчас она бы уже была там, если бы Зоя не пришла домой раньше обычного и не решила тихонько войти в кабинет Бори, чтобы тайком покопаться в его шкафах. А вместо этого увидела её.
Зоя обнаружила бабушку спящей на диване в кабинете дяди Бори, что само по себе было необычным; лицо неестественно бледное, будто припудренное, и спокойное. Зоя попыталась разбудить бабушку, но та не реагировала. Послышались шаги – это Марат, у них сегодня карате. Зоя зовёт Марата, они стягивают с бабушки одеяло, и Зою ослепляет и прожигает осознание: бабушка в белом платье. Из рук бабушки выпадает стеклянный флакон. Марат говорит: «О боже». Он держит пальцы у неё на запястье, лицо строгое и сосредоточенное. Он спрашивает, сколько она уже спит, он кричит Зое: «Вызывай «Скорую». Он покрывает бабушкины губы ртом. Он вдыхает в бабушку воздух. Он рвёт платье и пару секунд наблюдает, а потом давит ладонью на бабушкину грудь. Он переворачивает бабушку на бок. Он берёт трубку у Зои из рук и говорит «Отравление нембуталом, пульс есть, но теряется, дыхание есть, но слабое, сделал искусственное, массаж сердца, ждём». Он называет их адрес.
…Когда Борис добрался до больницы, жизнь Зумруд была уже вне опасности, надо было лишь дождаться, пока она проснётся. Всю ночь Борис держал мать за руку и не заметил, как уснул, а когда проснулся, увидел, что мама смотрит на него.
– Ты ни в чём не виноват, – были первые её слова. Не обращая внимания на его просьбу беречь силы, она продолжила: – Не мсти себе больше. Ты должен петь – не ради себя, так хотя бы ради Анжелы. Она очень этого хотела. И папа хотел бы – я теперь точно это знаю.
Когда Зумруд выписали из больницы, Боря уехал. Зумруд сначала очень тревожилась, но Зоя её успокоила – мол, всё под контролем, он по собственной воле лёг в стационар к доктору Кону. Ежедневно Зоя созванивалась с его лечащим врачом и узнавала подробности о его душевном состоянии, и когда врач сообщил, что улучшение налицо, она поехала в клинику сама, захватив с собой подругу Олю. Что происходило там, Зумруд не знала, но спустя ещё несколько дней Боря наконец вернулся домой. Грустный и здоровый.
8
Последующие три месяца превратились в череду невероятных событий. Если бы Зумруд когда-нибудь сказали, что жизнь может меняться с такой скоростью, она бы никогда не поверила. Зоя успешно окончила школу и поступила в Ставропольский мединститут на медицинский менеджмент. Она мечтала сделать из Пятигорска курорт международного уровня. Борис вернул на работу Якова Мордехаева и доверил ему управление производством, а Гарику – продажами, а сам целыми днями и ночами занимался вокалом со своим старым преподавателем – Александром Петровичем – прямо во дворе, нисколько не таясь. Александр Петрович с восхищением отмечал, что у Бориса голосовые связки отлично смазаны, а техника и актёрское мастерство достигли таких высот, будто он все эти годы беспрерывно репетировал. Сначала ему аккомпанировала Зинаида Яковлевна, но потом, сославшись на приехавших на лето внуков, она передала эту работу своей лучшей ученице Оле Морозовой, удачно прошедшей вступительные экзамены в Московскую консерваторию. Время от времени во двор заходили слушатели, привлечённые прекрасными звуками, и вскоре Зумруд не только кормила бедняков обедом, но и позволяла страждущим утолять душевный голод. Их двор почти всегда был открыт. Любительские ролики на «Ютюбе», которые снимали зрители, набирали бешеную популярность. Среди слушателей оказывались не только случайные люди, но и профессионалы, приехавшие в Пятигорск специально для того, чтобы услышать голос самородка, о котором они наслышались. «Это – огромный бриллиант, накрытый слоем пыли, – сказал кто-то, – ему срочно нужна подобающая сцена». Почти каждый день к Борису приезжали репортёры и беспрепятственно снимали сюжеты о феноменальном даре, невероятном голосе, который исцеляет и освобождает. Гарик, однажды
