Земля имеет форму чемодана - Владимир Орлов

И, пожалуй, в нём не было нужды. Воробью до орлицы долететь затруднительно. И никто из воробьёв залетать не задумывал. Какая в этом надобность?

Кстати, не заблуждается ли он, Куропёлкин, в оценке тонкостей души Нины Аркадьевны? Зачем приписывать работодательнице чувство вины. Сам продал себя в рабство. Сам не выдержал искушения красотой женского тела. И заткнись. Не обольщайся подарками вывертов жизни. Вытерпи два года. А что касается её чувства вины… К чему бы оно ей? Ну, предположим, испытала удовольствие… Но действие Куропёлкина она могла признать нападением раба, нарушившего порядок служебных отношений. Ему-то показалось, что хозяйке потребовалось немедленное удовлетворение чувственного голода, может, так оно и было, но, утолив голод, она осознала, кого призвала в утолители, и взревела в ужасе: «В Люк его!» Какое уж тут чувство вины! Виноват был, естественно, раб. Теперь же возникла возможность позабавиться, да ещё и с переодеванием и сюжетным розыгрышем. Попробуй, вытерпи ещё два года! Бежать! Нажать на гвоздь Башмака, добраться до Бавыкина с его сапожной мастерской, с его глобусами и чемоданами, пробитыми металлическими штырями, порассуждать за накрытым столом, а потом анфиладами подземных залов и лабораторий утечь из поместья госпожи Звонковой.

Но куда?

Найдём куда…

275

С завтраком прибыла горничная Дуняша.

Два яйца в мешочек, хлеб, поджаренный в тостере, йогурт, стакан зелёного чая. Достаточно.

— Аппетит не вернулся? — поинтересовалась Дуняша.

— Нет, — пробурчал Куропёлкин.

— Зато, говорят, ваша Баборыба теперь обжирается.

— Её дело, — сказал Куропёлкин.

— И что интересно, — добавила Дуняша, — в компании с господином Трескучим…

— Её дело…

— Уж больно вы какой-то удручённый, — покачала головой Дуняша.

— Обещаю к обеду восстановить аппетит, — мрачно сказал Куропёлкин.

— Ладно, — сказала Дуняша. — Вам были обещаны поблажки. Прекращать действие контракта с вами Нина Аркадьевна не намерена. По какой причине, не знаю. Но догадываюсь, — слова Дуняши при этом были подтверждены улыбкой понимания сути. — А поблажки предложены такие. Гуляйте, где хотите и сколько пожелаете, хотите — закажите велосипед, посещайте Водный дом…

— У нас есть Аквариум, — мрачно же произнёс Куропёлкин.

— Ну, это понятно, — кивнула Дуняша, — и тем не менее… И даже… И даже… Если захотите, выйдите за ограду и можете автобусом добраться до Москвы. Там развлекайтесь…

— На воздушные и невидимые деньги? — спросил Куропёлкин.

— Вот вам конверт с зарплатой за первый месяц службы, — сказала Дуняша.

— В песо? — спросил Куропёлкин.

— Отчего же в песо? — удивилась Дуняша. — Холдинг бережёт свою репутацию. На обновки вам хватит. Коли заскучаете, можете посетить своих прапорщиков в Грибных местах.

— А если не вернусь? — спросил Куропёлкин.

— Тебя вернут, — сказала Дуняша.

— Ну да, понимаю, — согласился Куропёлкин.

— А что это ты читаешь? — спросила Дуняша, взяла со стола Куропёлкина книгу со строгой синей обложкой. — Тяжёлая. Так… «Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй», том первый… Это что такое?

— Китайский роман шестнадцатого века.

— Какого?

— Шестнадцатого. У нас в стране жил такой Иван Грозный, если ты о нём слыхала…

— Кино смотрела, кажется… — поскребла в памяти Дуняша. — С чего бы ты вдруг стал читать древних китайцев?..

— Во-первых, они не такие уж и древние. А потом мне, не знаю по какой причине, прислали книги средневековых китайских и японских авторов.

Дуняша принялась листать первый том «Цветов сливы…».

Наткнулась:

— Вот как! Глава семнадцатая: «Прокурор Юй-вэнь обвиняет командующего императорской гвардией Яна. Ли Пин-эгр берёт в мужья Цзян-чжао-шаня». Это детектив, что ли?

— Ага! — сказал Куропёлкин. — Эротический роман и детектив одновременно с прокурорской проверкой.

— Ты меня за дуру держишь? — обиделась Дуняша.

— Ну, хорошо, — сказал Куропёлкин. — Ещё до… Ну, сама понимашь…

— Понимаю, — кивнула Дуняша.

— Ну вот, до того происшествия мне была доставлена книга «Китайская пейзажная живопись» с заданием высказать о ней своё мнение, всё-таки я побывал в соседских портах и кое-что в них узнал. Но высказывать мнение не пришлось. И вот теперь эти китайские романы, впрочем, корейские и японские тоже.

— Бизнес Нины Аркадьевны, — сказала Дуняша.

— Ты полагаешь?

— На днях Нина Аркадьевна улетела на Бруней и в Папуасию. Её интересы сейчас на Востоке и Юге Азии.

— Хорошо, что в Папуасии нет литературы, — сказал Куропёлкин.

— А вдруг есть? — рассмеялась Дуняша.

— Ты, Дуняша, меня пугаешь, — сказал Куропёлкин. — Ты слишком осведомлённая. И видимо, знаешь тайны здешнего двора. Но кто ты здесь, понять я не могу. Даже не знаю, как к тебе обращаться, наверное, всё же на «вы» и по имени-отчеству… Как ты записана в паспорте?

— Евдокия Ивановна Ермолаева, — будто бы растерялась Дуняша.

— Слава Богу, не Авдотья.

— Почему?

— Евдокией была моя тётка. Тётя Дуня, — сказал Куропёлкин.

— И отчего же ты не можешь понять меня? — спросила Дуняша.

— Или я тупой, Евдокия Ивановна, — сказал Куропёлкин, — либо для меня нет необходимости разгадывать твои секреты и выпытывать, с кем ты и кто тебе приятен и кто неприятен…

— А какая бы вышла польза, если бы мои секреты тебе открылись? — спросила Дуняша.

— Похоже, никакая, — вздохнул Куропёлкин.

— А не был бы тупым, — сказала Дуняша, — задумался бы над плохо объяснимыми для тебя поступками Нины Аркадьевны…

— Значит, ты на её стороне или в её команде? — предположил Куропёлкин.

— Всё ты упрощаешь, милостивый государь Евгений Макарович, — теперь уж будто бы не по делу рассмеялась Дуняша.

276

— А книги тебе присылают в надежде на то, что ты можешь оказаться полезен своими советами в бизнес-проектах. Я так полагаю. То есть считай, что ты теперь как бы советник.

— Никто никаким советником меня не назначал, — сказал Куропёлкин, — и я не намерен им быть. Побуду бездельником два года. Язык эскимосский выучу.

— Ну, что же… Над тобой сейчас две силы, — сказала Дуняша, — а потому имеешь возможность для манёвров и даже интриг. С тем я тебя и покидаю. И о Баборыбе своей не забывай, но при этом помни и о другой, возможно первой для кого-то, команде Нины Аркадьевны.

— Это тебя, Дуняша, следует сейчас же, — сказал Куропёлкин, — произвести в советники.

277

Осваивать эскимосский язык Куропёлкин не стал. И не из вредности (а к изучению языка эскимосов, как помните, его призывал Селиванов), а из-за душевной лени. Обращаться с вопросами к Селиванову же, зачем ему, собственно, эскимосы, Куропёлкин не пожелал, чтобы не вляпаться в ещё какую-нибудь жидкую глупость.

Пока его никуда не торопили, и даже и впрямь было ему разрешено (высочайше дозволено) прогуливаться в здешних Аркадиях.

Велосипед заказывать он отказался. Рос при дорогах, на которых можно было гнать (хотя как это — гнать? кнутом, что ли?) двухколёсное устройство лишь за букетами неизвестно для кого. Не гонял, не было нужды. И велосипеда. Владик же оказался городом скорее для горнолыжников (по крутизне — второй Сан-Франциско). Если бы выпал снег в поместье Звонковой, Куропёлкину были бы хороши лыжи, а то и аэросани.

Нет, он решил просто погулять по поместью.

И сразу понял, что ему требуется отыскать Люк.

Зачем?

А чтобы ещё раз услышать (мысленно) крик: «В Люк! И немедленно!».

Неужели превратился в мазохиста? Так, что ли? Или просто желал, чтобы в неизвестном ему тереме (а может, и в известном, том, где размещалась опочивальня Нинон) в окошке будет сдвинута занавеска и на него взглянет дама, совсем недавно нырявшая в сиреневом купальнике в воду Аквариума.

Хотя, если верить Дуняше, та улетела в королевство Бруней и в Папуасию.

Но вдруг вернулась?

И вдруг ему, Куропёлкину, пешему прохожему, повстречалась бы отправившаяся на прогулку всадница с вуалью, не способной скрыть лицо и в особенности глаза женщины, и…

Что — «и»? Неизвестно, что…

Не повстречалась.

И слава Богу!

Может, только что закончила дела в Брунее и перебралась в Папуасию.

В какую ещё такую Папуасию! Чушь какая!

Следовало сейчас же отогнать дурацкие и пожароопасные мысли и продолжить поиски Люка, чтобы напомнить себе о важном для него уроке жизни.

Часа полтора пришлось прошагать Куропёлкину, прежде чем он оказался у знакомых ему построек, — можно посчитать, княжеским домом, усадебной конторой и флигелями для дворовых мужиков и баб, а также сооружением для водных процедур. Возникло искушение заглянуть именно в водяные процедуры и поболтать с массажистками-хохотушками Соней и Верой, но искушение это напугало Куропёлкина. Вдруг ни Веры, ни Сони там более нет, а если и есть, не зафыркают ли они, замужние нынче дамы, или хуже того, — не предъявят ли требований оплатить моральный ущерб за сокрушение в них нравственных ценностей.