Огненный рай - Сьюзен Виггз

Бетани, очаровательно хрупкая в свете горящего камина, с распущенными по плечам волосами, сидела в гостиной на первом этаже, листая бухгалтерские книги отца, лежавшие у нее на коленях.

«Боже Иисусе, — подумал он, — неужели дьявол может скрываться за такой очаровательной наружностью?»

При звуке его шагов по паркетному полу она удивленно подняла голову, вложив в свой взгляд такую откровенную ненависть, что Эштону показалось, будто ею пропитался весь воздух комнаты.

— Значит, тебя отпустили, — выдавила она из себя низким и хриплым голосом — таким он становился, когда она испытывала страсть, но сегодня в нем звучала горечь.

— Совсем не благодаря тебе, детка. Твой капитан каким-то образом потерял доказательства, которые ты ему передала.

— Я? — Бухгалтерские книги упали с ее колен. От черного шелка ее платья исходил дурманящий знакомый запах жасмина, возбуждая в нем нежелательные эмоции. — Я никогда ничего не давала Дориану.

Эштон поднял грязные руки и зааплодировал, изображая надменного аристократа — покровителя театра.

— Браво, любовь моя. Очень талантливое представление. Ты превосходная лгунья.

— У меня нет причин для этого: больше не к чему добиваться твоей благосклонности. — Ее смех прорезал пропитанный ненавистью воздух. — Да, я расточала на тебя свои нежные чувства, пытаясь быть хорошей женой даже тогда, когда ты не верил, считая своего ребенка чужим. Той романтической девушки больше нет. Да, ты научил меня любить, но еще больше — ненавидеть. Эти два урока мне никогда не забыть.

Он почувствовал, как внутри у него пробежал холодок: жена, конечно, права — той девушки больше нет; перед ним совершенно незнакомая женщина, пережившая боль, научившаяся ненавидеть и заставлять переживать других.

Чувство потери переполнило его, не помня себя, он бросился к ней; руки в грязных, отвратительно пахнущих лохмотьях обняли женщину в элегантном шелковом платье; губы, забывшие все, кроме тюремной еды, наслаждались чистым ароматом ее губ. Ему хотелось вернуть снова то, что существовало между ними; целовать Бетани до тех пор, пока в ней не воспламенится страсть и то глубокое сладкое чувство, которое возникло между ними, когда они расставались в последний раз.

На короткое мгновение ее губы, казалось, ответили на его поцелуй, воспламенив в ней острое желание, но затем она оттолкнула его, ее лицо стало суровым.

— Не касайся меня, — проговорила жена.

— Бетани, неужели ты веришь, что я имею какое-то отношение к погрому?

Она резко отвернулась от него.

— У королевского суда не было достаточных доказательств, чтобы осудить тебя. Но мне все известно. Возможно, ты не хотел, чтобы это произошло так жестоко, наверное, и не желал смерти отца, но его нет.

— Ты согласна с Тэннером и не веришь мне? — изумленно спросил он. Повернувшись вполоборота, она посмотрела на него горьким взглядом.

— Это ты научил меня сомневаться и задавать вопросы, ведь сам верил только тому, что можно доказать; теперь настала моя очередь: не собираюсь верить только пустым словам.

У него помутилось сознание.

— Кажется, ты собираешься жить здесь.

— У меня нет другого дома. А ты?

— Сниму пансион у миссис Милликен в городе.

— Чтобы продолжить свою предательскую деятельность?

Он посмотрел на нее тяжелым взглядом.

— Чтобы быть рядом с сыном. Меня легко вычеркнуть из этой жизни, но никто не сможет лишить Генри.

Глава 18

В начале года Лондон тешил себя радужными надеждами: в аристократическом клубе «Брукс Клаб» «Красавец» Джек Бургон и мистер Чарльз Фокс заключили пари на пятьдесят гиней. Генерал Бургон уверял, что к следующему Рождеству вернется с победой из Америки — стратеги модных салонов рассчитывали на объединенные силы англичан и немецких наемников под командованием сэра Вильяма Хау, который сумеет организовать успешное наступление на Нью-Йорк.

В Ньюпорте было не до шуток: и тори, и патриоты покидали осажденный город; Лонг-Уарф, когда-то известное многим место оживленной торговли, будто вымерло, витрины магазинов опустели. Горожане боялись встречаться с оккупационными войсками, церкви и общественные здания превратились в солдатские бараки, частные дома и школы верховой езды использовались для военных нужд; повсюду толкались солдаты, бесчестные военные комиссары и интенданты грабили скотоводов и обманывали фермеров, реквизируя у них повозки, упряжки лошадей и домашний скот.

Многие граждане, не имеющие средств, чтобы уехать из оккупированной зоны, — бедняки, вдовы и их дети, освобожденные рабы, чьи хозяева не в состоянии были их прокормить, безработные докеры и их семьи — остались в городе и боролись, как могли, с лишениями войны: чтобы обогреть свои жилища, не жалели мебели и даже брошенных домов, потому что поставщики леса больше не заходили в залив, отыскав более спокойные рынки сбыта; дети попрошайничали на улицах, приставали к сытым и важным военным, надеясь выпросить корочку хлеба или косточку из супа.

Таких обездоленных детей Бетани приглашала в свой дом, намереваясь отогреть их у большого камина библиотеки, накормить стряпней Дадли и дать несколько уроков — подобная благотворительность отвлекала от мрачных мыслей, приносила ощущение сопричастности к тяготам войны.

Ее новое увлечение вызвало недовольство: Кэрри Маркхэм волновалась и ворчала, что мальчишки украдут ценности, большинство из которых были найдены стараниями капитана Тэннера; Лилиан, боясь бедняков, в отчаянии заламывала руки, опасаясь за свою репутацию; Дориан, став опекуном Генри, взял ведение хозяйства в свои руки, но не решался, однако, запретить Бетани привечать в доме детвору.

Ее не останавливали сплетни о муже, которого она вычеркнула из своей жизни, — злые языки устанавливали связь между ним и ее заботой о детях бедняков.

Занятия с детьми наполняли ее исковерканную жизнь хоть каким-то смыслом: вдруг кто-то из детей счастливо улыбался, прочитав отрывок из английского букваря, — и она отвлекалась от собственных несчастий; а если маленькие неряшливые ручки благодарно обнимали ее, то наступало мгновение, когда забывалось, как же ей не хватает прикосновений Эштона. Детский смех, хотя бы на время, нарушал скорбную тишину дома.

Пасмурным январским днем, закончив урок, Бетани отправляла детей назад в город: завязала шарф Гитти Слокам и помогла Джимми Милликену застегнуть пуговицы пальто, дав им обоим по свертку с едой. Счастливый Джимми сжимал в руках новый букварь, который подарила мисс Абигайль. Понимая, что новые книжки сейчас большая редкость, он широко улыбнулся и поспешил за своими товарищами.