Рабин Гут - Алексей Лютый

– Знаешь что, касатик, тут и без тебя смердит! Иди в дежурку и закрой свою рожу вратарской маской. Чтобы я ее ненароком не увидел, когда домой пойду. А то, боюсь, не устою перед искушением подправить на ней кое-какие скульптурные недоделки! – прорычал Попов и похлопал рукой в резиновой перчатке, измазанной треклятым порошком, Матрешкина прямо по маковке.

Оторопевший дежурный немедленно ретировался после такого дружеского жеста, а утром, причесываясь, обнаружил, что на темечке вылезли все волосы. Матрешкин, конечно, попытался повтыкать их обратно. Однако из этой процедуры ничего не вышло, кроме дополнительного расстройства. Вот теперь у нас в отделе двое сотрудников с лысинами. Правда, у Попова она естественная, а у Матрешкина – рукотворная. Причем по форме точно копирует ту конечность, которая эту лысину сотворила!..

Впрочем, это все воспоминания, и извините меня за лирическое отступление. Просто мне захотелось немного пояснить, отчего я так не люблю (кто сказал боюсь?!) подходить к Андрюше во время его химических экспериментов.

– Ага! – пробормотал Попов тем временем, совсем забыв о моем присутствии. – Вот оно: «Добавьте к полученной смеси унцию твердой ртути». Тот, кто это писал, явно бредил! Впрочем, раз нужно, добавим. Каута, смотри на полке хреновину с инвентарным номером 2864/бт. Да мне плевать, что ты читать не умеешь! Вон она стоит! Правее и выше…

Как раз в этот момент в пещеру к Мерлину спустилась вся компания, торчавшая наверху для нашей встречи. Я поспешил убраться от дверей подальше, поскольку заметил, что в этой части жилища мне катастрофически не везет. То поджечь пытаются, то лапы давят. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь сослепу на нос наступил.

– Привет алхимикам! – рявкнул с порога Сеня и бухнул в угол корзину с опостылевшей несушкой. – Что у нас с философским камнем?

– Еще один дурацкий вопрос, – зашипел, словно натрий на блюдечке, Попов, – и я тебе обеспечу созерцание конечного продукта, состыковав его с твоим горбатым носом!

– Оставь мой нос в покое, – пробормотал мой Сеня, но больше вопросов задавать не стал, поскольку не хуже меня знал, что может отчудить Попов в процессе напряженной творческой работы. Впрочем, Андрюша уже забыл и о существовании Рабиновича.

– Это и есть «твердая ртуть»? – заорал он на Кауту, едва не сбив ударной волной сакса с ног. – По цвету и запаху эту дрянь не отличишь от коровьей лепешки! Ну и хрен с ней. Хотели философский камень? Сделаю я вам его. Сами не рады будете!..

Отвлек Попова от его алхимических экспериментов только призыв Ровены к позднему ужину. Что-что, а уж прием пищи, очередной или внеплановый, Андрюша никогда не пропускал. И хоть поел всего лишь за час до нашего прихода, за столом, уставленным разнообразной снедью, оказался раньше других. Руки, между прочим, Попов вытирал, уже сидя перед тарелкой.

– Где вас гопники носили? – набив рот, поинтересовался Андрюша у Рабиновича. – Бухали небось в деревне, гады? А я тут паши на вас, как нарядом награжденный.

– Бухали, бухали, – не стал вдаваться в подробности Сеня. – Ты хоть заметил, что вокруг творится?

– Мы ему еще не успели сказать, – очистив одновременно три миски с первым, вторым и снова со вторым, ответил за Попова Горыныч. – Он к себе никого, кроме Кауты, не подпускал.

– А на хрен вы мне все нужны? – удивился Андрюша реплике монстра. – Аллан нос свой сует во все, что надо и не надо. Ты, урод трехпищеводный, вообще все ломаешь, к чему ни притронешься. А Ровена… – Попов с опаской посмотрел на Рабиновича. – Ровена, короче, другими делами занималась.

Выкрутился, кота ему на лысину!

– Так что вокруг творится, кроме того, что ночь на дворе? – прожевывая кусок мяса, спросил Андрюша после некоторой паузы.

– Не, ничего особенного, – как можно беззаботнее пожал плечами Сеня. – Просто Горыныч говорит, что спираль времени снова сжалась, и у нас не больше трех дней для того, чтобы собрать все компоненты заклинания…

– Че-го-о?! – заревел Попов так, что тарелка с подливой к жаркому, что стояла перед ним, сорвалась со стола и оделась на правую голову Горыныча. Монстр удивленно похлопал ресницами, а затем просто облизал измазанное рыло двумя оставшимися.

– Вы охренели, что ли? – не унимался Андрюша. – Какие три дня? Мне этот камень ваш дурацкий после изготовления только в крови младенца надо пять дней вымачивать!

Андрюша заткнулся, только сейчас сообразив, что сказал. Увлекшись своими экпериментами, Попов даже не вникал в то, какие ингредиенты для получения философского камня ему потребуются. И лишь сейчас понял, что столкнулся с настоящим препятствием. Действительно, откуда мы возьмем кровь младенца, если у Ровены еще детей нет? А то вместе с ней бы, за компанию!

Впрочем, это я пошутил. Просто известие о том, в чем нужно вымачивать философский камень, выбило меня из колеи. Мало нам было птенцов кукушки, цветов папоротника, крови девственной принцессы, так тут еще и эта гадость свалилась. В общем, положение – хуже не придумаешь. Остается только удивляться, откуда Мерлин все это брал. Он мне кровожадным ничуть не показался. При нашей последней встрече…

– А мы ускорим процесс. И вместо младенца используем для отмачивания кровь взрослой особи, – словно ни в чем не бывало, предложил Сеня. – Там уточняется, чей именно младенец должен быть?

– Не-ет, – растерянно пожал плечами Попов. – Просто сказано, что младенец. И все.

– Вообще прекрасно! – восхитился Рабинович. – Раз не указано, что младенец человеческий, то для ускорения процесса сгодится тот взрослый медведь, которого Ваня пойдет ловить. Все равно для зелья ничего, кроме его мозгов, нам не понадобится.

На некоторое время в пещере наступила относительная тишина. Если, конечно, не считать шумом поглощение Поповым пищи. Я тоже молчал, восхищаясь чисто русской смекалкой Сени Рабиновича.

Сами посудите: нужен нам был птенец высиде… высижи… высижо… Тьфу, язык сломаешь! В общем, тот, которого высидела кукушка, – пожалуйста! Подложим под птицу куриные яйца, и все дела. Требуется кровь младенца, а сроки поджимают, – нет проблем! Будем использовать медвежью. Чтобы добро зря не пропадало. Интересно, что Рабинович теперь по поводу цветов папоротника придумает?

– Да, Сень, а с цветочками что теперь делать будем? – словно прочитав мои мысли, полюбопытствовал Жомов.

– А что у нас с цветочками?! – Попов подозрительно осмотрел Сеню с ног до головы, словно примерялся, какого размера ему гроб готовить. – Чем еще старого друга порадуете?

– В общем, Андрюша, ты особо не расстраивайся. С папоротником кое-какие проблемы, но мы непременно их решим, – промямлил Рабинович, опасаясь новой звуковой атаки со стороны ранимого эксперта-криминалиста. Попов выжидающе молчал. – Короче, мы по дороге сюда совершенно случайно встретили Корявня. Так, поболтали немного. Ну и он нам сказал, что цветов папоротника найти не удастся. Потому что их вообще в природе не существует… – Ну а если этот трухлявый пень говорит, что цветов нет, – закончил за Сеню Жомов, – значит, их, в натуре, хрен где найдешь.

– Не существует, значит? – угрожающе прошипел Попов. – И че теперь дальше? Получается, сдохнут мои рыбки?

– Да ты сам, идиот, в первую очередь сдохнешь! – устав от Андрюшиных придирок, завопил Жомов. – О чем ты думаешь, тюлень фаршированный? Хрен с ними, с твоими рыбками. Это нам здесь до конца жизни срок парить придется!

– Вот и я говорю, – сразу сник Попов. – Рыбки сдохнут и мама расстроится…

– Это что ж теперь получается? – перебил Андрюшу Горыныч, запрыгивая со скамейки прямо в центр стола. – Вы и меня, значит, решили угробить? Не-ет, я так не согласен! Ладно, вы сюда попали по своей дурости, а я за что пропадать должен? Мне же всего сто двенадцать лет. И вы предлагаете жизнь закончить в такие юные годы?

– Ни хрена себе, юные! Да я тебя в пять раз моложе, – возмутился Жомов. – Молчал бы лучше, жабоед недоделанный.

– Тихо, мальчики, – стукнула ладошкой по столу Ровена, останавливая разгорающийся скандал. – Вы о каких это цветах папоротника говорите?

Если нежное постукивание детской лапкой по столу и не произвело требуемого эффекта, то последующий вопрос принцессы поставил всех присутствующих в тупик. В пещере кувалдой повисла гнетущая тишина. Действительно, как объяснить девочке, что такое цветы папоротника? Может, ей еще рассказать, как пахнет бензин? Сеня все же попробовал объяснить.

– Ну, Ровеночка, цветы обычно на чем-нибудь цветут, – пробормотал Рабинович, старательно выбирая слова. – Эти распускаются… То есть должны бы распускаться на папоротнике. У цветов бывают лепестки там разные. А еще тычинки и пестики. Чашелистики какие-то, чашеножки…

– Не надо мне объяснять, что такое цветы! – презрительно фыркнула Ровена. А что ж тогда спрашивала? – Ты мне скажи, милый Робин, зачем вы их ищете по всему лесу, с Корявнем этим неотесанным разговариваете, а цветы уже два дня вон в том углу лежат.