Соловей - Кристин Ханна

– Жюльет, – прошептала она, отчаянно надеясь, что на этот раз он ей поверит.

Два дня она не выдержит.

Ее об этом предупреждали. А ей все казалось приключением. И ее, и всех, кого она любит, убьют.

– Мы задержали почти всех твоих сообщников. Нет смысла умирать, чтобы защитить покойников.

Неужели это правда?

Нет. Если бы это было правдой, она тоже была бы мертва.

– Жюльет Жервэ, – повторила она.

Он ударил ее линейкой, наотмашь, с такой силой, что стул перевернулся и упал. Затылком она стукнулась о каменный пол. Он с размаху ударил ее сапогом в живот. Такой боли она раньше даже представить не могла. Его голос доносился словно издалека.

– А теперь, мадемуазель, скажите мне, кто такой Соловей.

Она не могла бы ответить, даже если бы захотела.

Он снова ударил ее, вложив в удар всю силу.

Сознание вернулось, а вместе с ним вернулась боль.

Болело все. Голова, лицо, тело. Пришлось напрячь все силы, чтобы поднять голову. По-прежнему связана.

Где я?

Со всех сторон темнота. Не обычная темнота закрытой комнаты. Непроницаемый, чернильный мрак, сжимающийся вокруг нее. Стена была совсем рядом, в считанных дюймах от ее лица. Она попробовала выставить вперед ногу, веревки впились в тело, боль вспыхнула с новой силой.

Она в ящике.

И ей холодно. Она чувствовала, как дыхание вырывается паром изо рта. Волоски в ноздрях замерзли. Она дрожала всем телом и ничего не могла с этим поделать.

Изабель закричала от ужаса, но в ответ – ничего.

Холодно.

Дрожа всем телом, Изабель тихо скулила. Пар от дыхания замерзал едва ли не на губах. Ресницы смерзлись.

Думай, Изабель. Не сдавайся.

Она пошевелилась, преодолевая боль.

Привязана к стулу.

Голая.

Она закрыла глаза, с отвращением осознав, что он раздевал ее, касался ее, пока она была без сознания.

В зловонной темноте слышен какой-то звук. Сначала показалось, что это кровь стучит в ушах или отчаянно колотится сердце, разгоняя застывающую кровь, но нет.

Как будто мотор урчит, совсем близко. Знакомый звук… что это такое?

Изабель дрожала, пытаясь шевелить пальцами рук и ног, чтобы хоть как-то согреться и справиться с паникой. Сначала ноги и руки болели, потом их просто слегка покалывало, а теперь… ничего. Двигать она могла только головой. Да и та все время стукалась обо что-то твердое. Она сидит голая, привязанная к стулу в…

Холодно. Темно. Гудит. Очень тесно…

Холодильник.

Паника захлестнула ее с новой силой, она отчаянно заворочалась, пытаясь высвободиться, но только обессилела. Смирилась с поражением. Не пошевелиться. Разве что пальцами, которые все равно слишком замерзли и ничего не чувствуют.

Пожалуйста, только не так.

Она замерзнет до смерти. Или задохнется.

Слышно было только дыхание – оглушительно громкий звук со всех сторон. Изабель заплакала, но слезы замерзали, превращаясь в сосульки на щеках.

Она вспоминала всех, кого любила, – Вианну, Софи, Гаэтона, отца. Почему она так редко говорила, что любит их? А теперь она умрет и не успеет ничего сказать Вианне.

Вианна, подумала она. Только имя. Молитва, раскаяние, прощание.

С каждого фонарного столба на городской площади свисало тело.

Вианна остановилась, не веря глазам. На другой стороне площади под одним из тел стояла пожилая женщина. Веревки громко скрипели на ветру, заглушая остальные звуки. Вианна осторожно шла через площадь, стараясь держаться подальше от столбов – и висящих на них синелицых, распухших тел.

Десять трупов – французов, само собой. Скорее всего из маки – партизан. Коричневые штаны и черные береты, повязки с триколором на рукавах.

Вианна подошла к старушке, обняла ее за плечи:

– Мадам, пойдемте, не нужно…

– Мой сын, – прокаркала старуха. – Нельзя его оставлять…

– Пойдемте, – сказала Вианна настойчивей. Она увела женщину с площади. На Ла Гранд та вырвалась и ушла, бормоча себе под нос.

По пути к мясной лавке Вианна миновала еще три мертвых тела. Карриво, казалось, затаил дыхание. Союзники непрерывно бомбили окрестности уже несколько месяцев. Некоторые здания были разрушены в щебень. Со стен остальных что-то постоянно падало, обваливались карнизы и куски крыш.

В воздухе пахло смертью, город погрузился в тишину. Опасность подстерегала за каждым углом.

В лавке Вианна слушала тихий разговор двух стоящих в очереди женщин.

– Ответные меры…

– В Тюле еще хуже…

– Слышала про Орадур-сюр-Глян?

Несмотря на все творящееся кругом, на все аресты, депортации и казни, Вианна не могла поверить последним слухам. Вчера утром нацисты ворвались в деревушку Орадур-сюр-Глян – недалеко от Карриво – и согнали всех в церковь, якобы для проверки документов.

– Всех в городке, – шептала собеседница. – Мужчин, женщин, детей. Наци перестреляли всех, а потом заперли двери и сожгли церковь. – В глазах у нее стояли слезы. – Чистая правда.

– Да не может быть, – вмешалась Вианна.

– Моя Диди видела, как беременную женщину застрелили, прямо в живот.

– Видела? – с ужасом спросила Вианна.

Женщина кивнула:

– Диди пряталась за крольчатником несколько часов и видела, как горит деревня. Она говорит, никогда не забудет крики. Там еще оставались живые, когда они подожгли церковь.

Вроде бы расправу учинили в отместку за штурмбанфюрера, захваченного маки.

А вдруг и с ними случится то же самое? В следующий раз, когда немцы в очередной раз потерпят поражение? Неужели жителей Карриво тоже загонят в ратушу и сожгут?

Вианна взяла жестянку масла, положенную по рациону на эту неделю, и вышла из лавки, прикрыв капюшоном лицо.

Кто-то схватил ее за руку и потащил. Она споткнулась, потеряла равновесие и чуть не упала.

Человек втянул ее в темный переулок и повернулся.

– Папа! – От удивления ей больше ничего в голову не пришло.

Она сразу увидела, во что превратила отца война. Лицо избороздили морщины, под глазами мешки. Седой и бледный, он жутко исхудал, щеки покрылись старческими пятнами. Так же страшно он выглядел, вернувшись с Великой войны.

– Есть где поговорить спокойно? – спросил он. – Я бы с твоим немцем не хотел встречаться.

– Он не мой. Но да, есть. Соседний дом пустует. К востоку от нашего. Слишком маленький для немцев. Можем встретиться там.

– Через двадцать минут, – сказал он.

Вианна накинула капюшон на покрытые платком волосы и побрела по размытой дороге к дому. Зачем отец здесь? Она знала – вернее, предполагала, – что Изабель живет с ним в Париже. Насколько она поняла, у каждого из них своя жизнь. От Изабель ничего не слышно с той страшной ночи в сарае, хотя Анри и сообщил, что она в порядке.

Мимо аэродрома она прошла, не задерживаясь, не обращая внимания на дымящиеся остовы самолетов, уничтоженных бомбежкой.

У ворот дома Рашель помедлила и огляделась. Кажется, за ней никто не следит. Вианна проскользнула во двор и поспешила к заброшенному домику. Входную дверь давно выбили, и она болталась на одной петле, приоткрытая и покосившаяся.

В доме было темно и пыльно. Почти всю мебель вынесли либо немцы, либо мародеры, от картин на стенах остались темные пятна. Только в гостиной сиротливо стоял старый и грязный двухместный диванчик со сломанной ножкой. Вианна села, нервно постукивая носком по скрипучему полу.

Она грызла большой палец, не в силах успокоиться, и ждала. Наконец послышались шаги. Вианна осторожно выглянула в окно.

Отец. Хотя этот сгорбленный старик мало походил на ее отца.

Она позвала его. Отец провел рукой по редеющим волосам. Его короткая седая шевелюра взъерошена, будто от удара током.

Отец медленно, прихрамывая, вошел в дом. Вся жизнь промелькнула у нее перед глазами. Мама говорила: «Прости его, Вианна. Он на себя не похож и сам себя простить не может… придется это делать нам».

– Вианна, – мягко начал он, растягивая ее имя – словно не хотел его отпускать.

И снова воспоминание. О том времени, давно забытом, когда он еще был самим собой. В последние годы она старалась о нем не думать, прятала эти воспоминания даже от самой себя. Теперь они рвались наружу, и ей было немного страшно. Он так часто делал ей больно.

– Папа.

Он проковылял к дивану, подушки устало просели под его весом.

– Я был ужасным отцом.

Это прозвучало так неожиданно – и так верно, – что Вианна не нашлась что ответить.

Он вздохнул:

– Исправлять уже поздно.

Она подсела к нему.

– Никогда не поздно попробовать, – осторожно начала она. А правда ли это? Сможет ли она его простить?

Да. Ответ пришел так же неожиданно, как и он сам.

– Столько нужно сказать, а времени совсем нет.

– Останься. Я о тебе позабочусь…

– Изабель арестовали за пособничество врагу. Она в тюрьме в Жиро.

Вианна замерла, накрытая страшным ощущением вины. Что она сказала сестре в их последнюю встречу? Не смей возвращаться.