Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару - Эдвардс Энн

Но в одном она оказалась права: окружающие смотрели на новую знаменитость по-новому. Никто в Атланте уже не смог бы обращаться со знаменитой писательницей Маргарет Митчелл так же, как в свое время обращался с Пегги Марш. Слава, свалившаяся на нее, была внезапной, требовательной, нежеланной, мучительной — временами и обременительной — всегда. Но эта слава — ее неизбежное бремя, и не было никакого волшебного средства, которое могло бы помочь ей от нее избавиться.

С тех пор как она вышла замуж за Джона Марша и ушла из редакции «Джорнэл», Пегги придавала большое значение тому, что думают о ней в Атланте. Дочь Мейбелл, несмотря на свой бойкий язычок, взбалмошную натуру и былую страсть к шокированию окружающих, ныне глубоко верила в то, что ее интересы в жизни должны быть подчинены интересам мужа и что мир, мнение которого для нее столь важно, не будет уважать ее, если она будет жить с мужем, чья карьера для нее не важнее, чем собственная. Слава несколько укрепила ее уверенность в себе. Но взамен она угрожала лишь единственной вещи, которая действительно имела для нее значение, — чувству безопасности, даваемому браком.

Глава 20

Джон «Мэннелин» и его маленькая, немодно одетая жена остановились в одном из небольших, но симпатичных отелей Винтер-парка за несколько дней до Рождества 1936 года. Солнце светило так ярко, что Пегги была ошеломлена, вступив в полумрак скромного вестибюля. Первое, что она увидела, когда глаза привыкли к темноте, была наряженная рождественская елка, украшенная искусственным снегом. Почему-то это вызвало у нее взрыв хохота, и они с Джоном пребывали в приподнятом настроении, распаковывая свои вещи. А некоторое время спустя они уже входили в бунгало Мейбелл и Эдвина Грэнберри.

Следующие несколько дней Марши провели, чистя апельсины, читая книги младшему сыну Грэнберри и обсуждая «Унесенных ветром» и тот новый роман, который Эдвин Грэнберри хотел бы написать.

Впервые за много лет Пегги почувствовала себя совершенно расслабленной и счастливой. Ей было хорошо с Грэнберри, относившимися к ней со смешанным чувством восхищения и покровительства. Беседы с ними были очень оживленными. Грэнберри, как и муж Августы, разделял любовь Пегги к хорошим историям и легко смеялся над ее шутками. Мейбелл же была хорошей поварихой и хозяйкой и никогда не выказывала недовольства тем, что была «при исполнении» во время визита Маршей.

Именно в это время Грэнберри обратился к Пегги с предложением сделать статью о ней для журнала «Кольерс». С того времени, как подобная просьба Джинни была ею отвергнута, появилось несколько аналогичных статей в различных общенациональных журналах, а как раз перед отъездом из Атланты Пегги дала интервью Фейс Болдуин для мартовского номера «Pictorial Review». В нем, однако, не было ничего нового, кроме уже известных сведений.

Грэнберри же предложил ей сделать нечто более глубокое и пообещал, что если Пегги согласится, то Марши смогут принять участие в написании этой статьи, за ними же останется право окончательно одобрить ее.

В случае с Джинни Пегги опасалась, что достоянием гласности могут стать некоторые факты, которые ей совсем не хотелось бы обнародовать, как-то: ее истинный возраст, слабая успеваемость в Смит-колледже, Клиффорд Генри и его гибель, и Бог знает, что еще, поскольку Джинни была ее лучшей подругой в колледже. А вот Грэнберри мог написать лишь то, что откроет ему сама Пегги. И это давало Маршам прекрасную возможность опубликовать некоторые факты, которые помогли бы опровергнуть все ложные слухи и одновременно представить Пегги перед читателями так, как ей бы того хотелось. И Марши согласились, предварительно заставив Грэнберри дать клятву, что никто, даже редакция «Кольерса», не узнает, что они приложили руку к чему бы то ни было в этой статье, за исключением ее прочтения и одобрения. Грэнберри с восторгом согласился.

Дело в том, что годами приносил он свои произведения Кеннету Литайеру в «Кольерс», и все они бывали отвергнуты. Но как-то Литайер намекнул, что если Грэнберри удастся уговорить Маргарет Митчелл дать согласие на статью о ней, то редакция с удовольствием ее напечатает. У Литайера в данном случае вполне могли быть свои скрытые мотивы: ему бы очень хотелось, чтобы Пегги написала короткий рассказ для журнала, а он знал, что Марши и Грэнберри подружились.

Марши обговорили содержание будущей статьи Грэнберри, и Джон пообещал, что, как только первый набросок будет готов, они с Пегги внесут свои поправки и предложения.

Пегги так хорошо себя чувствовала, когда они расходились в тот вечер, что согласилась прийти на небольшую импровизированную вечеринку на следующий вечер в сочельник, при условии, что все будет «очень тихо».

Отведя Эдвина в сторону, она объяснила ему, что с Джоном может случиться небольшой приступ, один из которых настиг его на пути во Флориду, и что если Эдвин увидит ее, склонившуюся над Джоном и пытающуюся просунуть ему ложку между зубов, то он постарается отвлечь внимание остальных гостей. Но, к радости Грэнберри, вечеринка прошла вполне благополучно, и все остались довольны.

А на следующее утро местная газета сообщила, что автор романа «Унесенные ветром» находится в городе в качестве гостя профессора Грэнберри и его жены. Опасаясь, что репортеры со всего мира вскоре хлынут в город, Пегги срочно упаковала багаж, в то время как Джон позвонил Грэнберри, чтобы сообщить им об отъезде. А поскольку был день Рождества, Пегги не сомневалась, что им удастся опередить журналистов.

Эдвин, страшно расстроенный, пришел к ним в отель, чтобы попрощаться и удостовериться, что Марши не его винят в утечке информации. (Как писала Пегги Брискелю, «с самыми лучшими в мире намерениями Эдвин позволил «кошке выскочить из мешка», и нам пришлось рано утром в Рождество уложить чемоданы и покинуть город, одним прыжком опередив и журналистов, и приглашения на обед!»)

Остаток отпуска Марши провели в маленьких отелях небольших городков, и, как говорила Пегги, «все было прекрасно».

Сразу по возвращении в Атланту Джону пришлось лечь на операцию по поводу геморроя. Болезнь эта весьма смущала обоих супругов, и потому, сообщая об операции в письмах к друзьям, Пегги не объясняла, в чем, собственно, дело, что повлекло за собой страхи и слухи о том, что состояние Джона много хуже, чем это было на самом деле.

Семь дней, проведенные Джоном в госпитале, оказались своего рода проверкой конспиративных способностей Пегги, поскольку, хотя она и находилась большую часть времени с ним, их местонахождение и его операция были успешно скрыты не только от прессы, но и от друзей. Не было ни одного посетителя. Медсестра, которая была взята в сообщницы в деле сохранения тайны, позднее описывала Пегги как «не высокомерную, но уверенную в себе… по виду почти мальчика — короткие волосы, очки с толстыми стеклами, голубые глаза. И ее туфли — я хорошо их запомнила, — тяжелые, без каблука, ортопедические».

Это был первый случай, когда Пегги надела очки на людях, хотя дома носила их почти постоянно, а поскольку линзы ее очков были сильными, то, надо полагать, ей было очень трудно обходиться без них.

Медсестра, миссис Гейдос, вспоминала также, что как раз в это время в госпиталь положили монахиню, которая была уже довольно старой. Она была кузиной Пегги — двоюродной или троюродной — и звали ее сестра Мелани. Миссис Марш заходила ее проведать и потом говорила мне, что была там, откуда пошло имя «Мелани».

Грэнберри прислал первый набросок статьи как раз во время выздоровления Джона. Будучи все еще не в состоянии сидеть за машинкой, Джон написал от руки двадцать шесть страниц замечаний, тщательно помечая номера страниц и строк всех своих исправлений и вставок. Пегги добавила всего одну страницу. И в итоге получился документ весьма разоблачительный.

Сама Пегги поправила Грэнберри лишь там, где говорилось о конкретном случае, происшедшем с нею: в один из ее «побегов» от поклонников в первые недели ее славы она направилась в Джонсборо и, останавливаясь у пяти автозаправочных станций, всякий раз спрашивала, как проехать в Тару, и всякий раз ее направляли в противоположные стороны. Когда же на последней заправке она сказала, кто она, ей не поверили. Пытаясь как-то доказать, что она действительно автор романа «Унесенные ветром», Пегги достала из «бардачка» своей машины карту Конфедерации, которая и убедила всех, что она говорит правду.